Мурт Раэрктах вздохнул. Выбора всё равно не было.

— Слушай, Гнари, тут такое дело… Я расскажу, только ты постарайся, пожалуйста, не выглядеть слишком уж обеспокоенным.

Лицо волшебника на мгновение застыло, но почти сразу расслабилось, выражая спокойный интерес.

— Ты ведь знаешь, что за нами наблюдают? — спросил Мурт, весьма обнадёженный реакцией товарища.

— Ты об этих кристаллах в потолке? Конечно, гномьи устройства довольно сильно эманируют. Ну и что с того? Разве нам есть, что скрывать?

— К сожалению, да. — Мурт задумчиво потёр лоб. — Я кое-что узнал. Кое-что, что может быть довольно опасным. Только не проси меня, пожалуйста, рассказывать всё. Поверь, чем меньше ты будешь знать, тем лучше. Главное состоит в том, что мне нужно как можно скорее понять, из чего состоят эти растения. Мне нужен био-транс, Гнари. А значит, нужна твоя помощь.

Гнариус владел собой не так, как Крондин, но всё же достаточно неплохо. Стороннему наблюдателю, несомненно, было бы сложно увидеть замешательство волшебника.

— Био-транс?.. И насколько глубокий?

— Глубокий. И длительный — почти на всю ночь.

— Ох, Мурт… Но ведь…

— Я справлюсь. — мельм слегка поморщился. — Справлюсь, справлюсь. Мне просто нужен хороший помощник. Вроде тебя.

— Слушай, ну… это точно необходимо?

— Думаешь, я бы пошёл на такое, если бы это не было необходимо?

— Тоже верно… Ну что ж… ладно. И когда? Этой ночью?

— Да. Побудем здесь ещё немного. Я… подготовлюсь. И… там для отвара нужно…

— Я возьму. Иди… готовься. — Гнариус был мрачен. Было видно, что идея ему совершенно не нравится.

— Извини, Гнари. И за будущую бессонную ночь — тоже.

— Бессонную ночь, ха… О себе побеспокойся. Как ты завтра сюда придёшь?

— Не знаю. Может быть, и не приду. Если что, скажешь, что у меня отравление.

— Тем более, что это и будет один в один отравление. Только ещё с ментальным шоком. Эх, Мурт, Мурт…

Ворча, Гнариус вновь уткнулся в свои книги. Конечно, уже больше для вида. Мурт ещё какое-то время посидел за столом, после чего встал и подошёл к стенду с образцами.

Они все были здесь. Отрезки толстых стеблей, среди которых, как рассказывали, и нашли Сергея. Листья, в чьих очертаниях без особого труда можно было узнать те, что росли в Лесу. Правда, какая-то часть сознания противилась этому, не желая отождествлять прекраснейшее чудо природы с этими уродливыми формами, изломанными, искажёнными страшной, разрывающей само естество активностью, абсолютно чуждой миру растений. Такой эффект мог быть порождён только поистине изощрённой работой. Или поистине страшными страданиями человека, увидевшего что-то слишком ужасное, чтобы это можно было описать словами. Потерявшего лучшего друга. И утратившего смысл жизни…

Нет. Мурт ни на секунду не верил, что всё это хоть каким-то образом может исходить от Сергея. И именно по этой причине делал сейчас то, что делал.

Рядом с иссохшими, но всё-таки цельными остатками, стояли несколько небольших ларцов с трухой. Взяв стеклянную колбу, мельм подошёл к одному из них и, отодвинув крышку, набрал свою ёмкость почти доверху. Затем сделал несколько шагов и, от души надеясь, что правильно рассчитал слепую зону кристаллов, запрокинул голову и высыпал в рот половину содержимого колбы.

Труха горчила. Мурт Раэрктах привычно начал перебирать её языком, пытаясь оценить не совсем обычный вкус, но почти сразу одёрнул себя. В этом не было нужды. Предстоял био-транс, во время которого остатки растений, находящиеся внутри организма, раскроют очень многие тайны. Предварительно забрав у организма немало сил. Скорчив злую гримасу и обильно смочив труху слюной, Мурт Раэрктах сделал глоток.

— …Я бросил их. Может, и предал. Мы никогда не были особенно близки, я всё время пропадал на улице, в спортивных… — Сергей машинально произнёс это слово на русском, и запнулся. Он вдруг понял, что не знает перевода. — Ну… в местах, где люди увлекаются соревнованиями, тренируются. Один раз даже чуть не прибился к местной банде… ну, неважно. Дело в том, что я никогда не думал о них, как о родных людях. Вот, Марина… это моя сестра… она да. И по дому им помогала… и помогает, наверное. И учится хорошо… она, наверное, в институте… это место, где учатся с шестнадцати — семнадцати лет. Хотя, это наших лет, какие годы у вас тут…

Слова вылетали из Сергея легко, почти без усилий. Он не знал, почему так происходит. Отчасти, конечно, этому способствовала поистине невероятная обстановка. Впервые с той ужасной катастрофы тьма пещер и искусственный свет сменились солнцем над головой, солнцем ярким и неистовым. Да и вид вокруг был подстать — огромный горный хребет простирался во все стороны, грозно чернея циклопическими каменными массивами и отблескивая белизной ледников.

— …Я и раньше думал уехать куда-нибудь. Не всерьёз, потому что не хотел особенно никуда уезжать, но дом, родители — это всё меня никогда не держало. И я думал, что для них это тоже не будет особенно важным. Останутся жить с сестрой, как всегда и было, по сути… Глупо, конечно.

Впрочем, потрясающий вид был лишь частью обстановки. Сергей любовался величественной красотой гор, удобно расположившись в углублении, залитом тёплой, испускающей пар водой. Удивительный каприз природы устроил согреваемый подземным теплом источник прямо на небольшом скальном козырьке, нависшем над почти километровой пропастью.

— …Я бы, конечно, всё равно уехал тогда. Всю жизнь мечтал об этом… и такое чудо случилось… Ничто бы меня не удержало. Но… можно это было сделать как-то по-другому, что ли. Я ведь тогда, по сути, вообще не думал, что кто-то может страдать от моего выбора. Просто сделал по-своему, сделал открыто, с радостью — и заставил их страдать. Может, и всю жизнь им разрушил. У нас есть выражение, что нельзя построить своё счастье на чужом несчастье. Хотя, у нас-то, как раз, вполне можно, но здесь, со всей этой судьбой, предназначением… Вот и получилось, что моя мечта стала своей противоположностью. Благословение стало проклятием.

Руд сидел чуть поодаль, погрузившись почти по шею и облокотившись левым плечом о небольшой выступ на кромке углубления. Гном склонил голову набок и внимательно слушал.

— Что, скажешь, это глупости? Такого не может быть?

— Нет. — ответил Руд и поднял голову, посмотрев на небо. — Не скажу.

Сергей подплыл к той части выемки, которая ближе всего нависала над пропастью, перегнулся и посмотрел вниз. Открывшийся там вид производил не меньшее впечатление, чем горы. А изумлял куда больше.

То, что раскинулось далеко внизу, можно было назвать полем. Шириной порядка километра, оно, подобно реке, уходило вдаль до горизонта. Разные культуры окрашивали эту реку в разные цвета — прямо под Сергеем поле было бледно-зелёным, потом становилось бурым, а вдалеке — жёлтым. Но больше всего удивлял рельеф поля. И зеркала, огромные зеркала, бесконечным рядом тянувшиеся по правой стороне. Отражавшийся от них солнечный свет освещал левую часть поля, которое было не плоским, а вогнутым. Издалека его стороны казались идеально прямыми и сходились к середине почти вплотную, наподобие вершины треугольника, направленной вниз.

— Нас, гномов считают скрягами. — заговорил Руд. — Мол, копаемся в скалах, в пещерах, копим богатство… Но это не совсем так. Мы, конечно, рациональны и практичны, но… Взять, хотя бы, вот это место. Организовывать пашни в горах — видит Великий Свод, это не самая практичная вещь. Вся эта прорва зеркал… это же безумно дорого и трудоёмко! И строить их только ради того, чтобы можно было придать полю вогнутую форму и тем самым на четверть увеличить полезную площадь… Зачем это всё?? Мы всё равно никогда не будем аграрной страной. Мы строим механизмы, добываем полезные ископаемые — и на всё это можем купить столько еды, что хватит завалить эти горы доверху! Так и было больше трёх веков.

Руд подплыл к краю и, перегнувшись, тоже посмотрел на поле. Впрочем, взгляд гнома оставался неподвижным — похоже, собственные мысли интересовали его куда больше происходящего внизу.