Сергей завертел головой, думая, что же делать дальше. Но в этот момент происходящее внутри массива, похоже, пересекло критическую черту. Раздавшийся грохот задавил все остальные звуки, после чего скала начала проваливаться внутрь. Огромные сегменты площади уходили вниз, переворачиваясь, под аккомпанемент леденящих душу криков умирающих и тех, кому предстояло прожить на несколько секунд дольше. Сергей пытался не рассматривать испуганные, отчаявшиеся лица обречённых, но не мог отвести взгляд, без остановки ходящий по панораме разрушений. Вот раскололась и провалилась вниз стена с серебристыми воротами, открыв на мгновение шахты с извивающимися обрывками цепей и канатов. Вот облако каменной крошки взметнулось на месте участка, через который пролегал коридор внутрь массива. Наконец, провалилась оставшаяся часть площади, а со стороны океана откололась и полетела вниз стометровая каменная щепка с куском набережной и парой-тройкой домов на вершине.

Сергей обернулся назад. Дальняя половина той, первой площади, перечёркнутой давешней трещиной, также провалилась в океан. Парой секунд позже к ней присоединилась и вторая половина, утянув с собой ближайший дом.

Из-за спины вновь раздались крики. Неожиданно для себя Сергей уловил, что их тональность на сей раз была другой — в ней даже слышалась надежда. Обернувшись, он увидел, что оставшиеся в живых там также забегали в дома и вылезали на крыши. Они, казалось, с воодушевлением кричали и размахивали руками. Сначала Сергей не понял, почему, но затем разглядел, что стоявшие на крышах смотрят вверх. И тоже поднял взгляд.

Это было похоже на дирижабль со старинных гравюр. Воздушный баллон был сравнительно невелик, лишь вдвое больше гондолы, похожей на деревянный корпус корабля и, похоже, имевшей открытую палубу. У борта суетились какие-то мелкие фигурки.

В следующее мгновение от дирижабля вниз потянулись канаты и верёвочные лестницы — летательный аппарат находился в сотне метров над происходящим, и там резонно опасались не успеть снизиться вовремя.

Сергей прикинул расстояние до того места. Девять домов, девять пролётов, которые нужно будет преодолеть быстро. Сергей выдохнул, понадёжнее ухватил ребёнка и побежал.

Он немного устал, но собрался и действовал, как хорошо смазанный механизм. Три мощных шага, прыжок, забежать на вершину крыши, три мощных шага, прыжок, забежать на вершину, три…

Он едва успел затормозить, упав на спину и упёршись ногами в изгибающийся край. Дом впереди, как и три после, накренились и уходили вниз. Сергей почувствовал, как дрожит крыша под ним, сжал зубы и яростно вытолкнул себя в обратном направлении. Во время толчка дом начал проседать, и прыжок не удался — Сергей успел только вытянуть левую руку. Пальцы и предплечье сильно дёрнулись, схватившись за край противоположной крыши, и, наверное, не выдержали бы, но тело вошло в разбитое окно, слегка порезавшись, и ноги смогли нащупать опору.

Взобравшись наверх, Сергей натужно встал на ноги, тяжело дыша. Из-за напряжения, он не сразу услышал окрики, доносившиеся из-за спины. Сергей удивлённо обернулся, но никого не увидел. Там никого и не могло быть — в этой части района оставались целыми только три дома, на одном из которых сидел Сергей.

Только спустя секунду ему стало понятно, что кричат сверху. Подняв голову, Сергей увидел ещё один дирижабль. Кричал гном, которого на канате спускали с гондолы. К сожалению, даже он находился ещё слишком высоко, и оставалось только ждать.

Сергей смотрел вверх, прищурив глаза. На передней части гондолы располагались стёкла, судя по всему, окна кабины пилота. Солнце отражалось от них и немного слепило.

Через секунду Сергей почувствовал под ногами дрожь. Дом под ним уходил медленно, будто цепляясь за жизнь до последнего. Гном на канате находился ещё слишком высоко, чтобы допрыгнуть до него. Чтобы допрыгнуть…

Видя, что другой дом тоже дрожит, Сергей принял решение в долю секунды. Изо всех сил стараясь сохранять равновесие на ходящей ходуном крыше, он добежал до её вершины и выпрыгнул вверх, потом, сжавшись в воздухе, как пружина, размахнулся и подбросил ребёнка на недостающую высоту. После этого посмотрел вниз, чтобы получше приземлиться на шатающуюся поверхность.

Под ногами ничего не было. Открывшаяся пропасть приняла его в свои объятия мягче и ласковее самой нежной из любовниц.

Падая вниз, Сергей успел удивиться, насколько пуста скала изнутри, насколько основательно разрушена чем-то неведомым. Он видел краем глаза огни Рифтрана, но не мог разглядеть дна во тьме под собой.

Ещё Сергей чувствовал, как взрывом нарастает внутри желание жить, как рвётся из груди истошным криком. Но не закричал.

У Семи Самоцветов не было специальных названий. Строго говоря, они вообще не были самоцветами, минералами, созданными временем и давлением из раскалённой крови своего родного мира.

Семь Самоцветов состояли исключительно из магии, уплотнившейся, материализовавшейся, ограничившей себя ровными гранями и гладкими поверхностями. Магии, никем не инициированной, никому не подконтрольной, той магии, которую с полным правом можно счесть чудом. Во всяком случае, измученные странники, искавшие новый дом для своего народа, вряд ли могли счесть чем-то иным семь великолепных, виртуозно огранённых драгоценностей, лежавших посреди диких и мрачных массивов огромной пещеры.

Поэтому Семь Самоцветов назывались просто — Красный, Жёлтый, Розовый, Синий, Пурпурный, Оранжевый и Чёрный. Так же, как и семь правящих кланов Лиги Ог-Дразд.

В главном зале дворца Рифтрана, почти полностью белом, эти цвета присутствовали небольшими, но заметными штрихами. Семь разноцветных рун равномерно отстояли от центра круглого потолка, семь резных кресел с разноцветными кристаллами на спинках были, не считая круглого стола, единственной мебелью в огромном помещении. И семь разноцветных мантий свисали с плеч сидящих за столом.

Зал был погружён в молчание. В растерянное, оглушённое молчание, перерастающее в почти физическую невозможность говорить, найти хоть какие-то звуки для произошедшего. Молчание нависало, давило, грозя прорваться потоком безумного отчаяния и смести всё на своём пути.

Сидящие за столом, безусловно, чувствовали это. Молчание насыщало всё вокруг, но сходилось к ним. Всё вокруг ожидало слова даоттаров — глав правящих кланов Лиги Ог-Дразд. Сидящие за столом знали это наверняка. В их жизни уже давно не было по-другому.

— Так… — гном в чёрной мантии буквально излучал уверенность и внутреннюю силу, но даже ему потребовалась пауза, чтобы собраться с мыслями, — так, жертвы. Каковы жертвы? Тиндул?

В ту же секунду молчание задергалось в конвульсиях, разрываемое на части вспышками взволнованного шёпота. К столу подошёл бледный сухопарый гном в бархатистом камзоле.

— Великий Совет, точное количество неизвестно. — начал он высоким и звучным голосом. — Масштабы разрушений весьма велики, многие завалы разобраны лишь наполовину. Однако, зная, какие районы пострадали, и, оценивая вероятность выживания в подобных условиях, можно говорить о девяти тысячах погибших. Принципиально это число не изменится.

— «Принципиально не изменится». - неумелое передразнивание неожиданно резануло по ушам окружающих, заставив повернуться к облачённому в красную мантию. Цвет его лица соперничал с одеждой, а руки мелко подрагивали. — Подумаешь, сотней больще, сотней меньше… Дом туда, дом сюда… Скотство…

— Хватит, Эбит… — поднял руку одетый в чёрное.

— Да фавна лысого «хватит»! Мой и Синий кланы обескровлены! Почти ничего не разрушено в центре, но наши резиденции — в пыль! Это атака, раздави меня Свод! Удар в самое сердце! Дабнур, что ты молчишь?!

Даоттар Синего клана, напротив, был, казалось, лишён всяческих эмоций. Об обратном говорило только смертельно бледное лицо. К тому же, слова давались ему с явным трудом:

— Как… какие… — его голос был так тих, что окружающим пришлось прислушиваться, — какие настроения в городе?