— Минеры входят в подчинение командира военной флотилии,— ответил зам. начальника, и я понял, что надо принимать решение самому и безотлагательно.

На коротком совещании капитаны судов пришли к единодушному мнению: необходимо рассредоточиться и поодиночке пройти фарватер. Паромщики — народ глазастый и, несомненно, заприметили, куда упали мины. Помогут найти обходное русло. Последним пойдет «Большевик». Если с каким-либо судном случится беда и он наскочит на мину, «Большевик» выполнит спасательные работы.

За лодкой с бакенщиками первым шел «Союзный ЦИК», изрядно пострадавший во время пожара, но остающийся на плаву. Следом двинулись другие баржи и пароходы. Все они благополучно дошли до Камышина. Так были сбережены суда с ценным грузом — людьми и более 30 тысячами тонн нефти, смазочных масел и бензина, так необходимого фронту».[15]

Спустя год вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении медалями и орденами волжских речников, которые проводили по Волге караваны судов в суровое время начала Сталинградской битвы.

Город бомбили каждую ночь. Но к налетам вражеской авиации горожане стали, как это ни покажется странным, привыкать. Без паники, при первых же сигналах воздушной тревоги жители Сталинграда спускались в щели, в оборудованные под бомбоубежища подвалы. На крышах домов и на улицах оставались лишь зенитчики и бойцы ПВО, которые строго следили за светомаскировкой города, ликвидировали очаги пожаров, тушили «зажигалки».

Враг занял Серафимович. Из станицы поступили сведения о бесчинствах оккупантов: на глазах у мирных жителей на станичной площади было расстреляно пятнадцать человек. Среди них попавшие в плен ранеными два командира Красной Армии, чьи фамилии, к сожалению, узнать не удалось, группа молодежи, которая хранила дома оружие.

Западнее Нижне-Чирской станицы немцы сбросили десант, и, как писал в своем рапорте начальник районного отделения НКВД Г. И. Лебедев, «истребительный батальон вступил в бой с превосходящими силами противника, отбросил врага от станицы, потеряв при этом двух убитых и одного раненого».

Абвер продолжал свою подрывную деятельность и упорно, не обращая внимания на провалы прежде засланных диверсантов, забрасывал в Сталинградскую область новых агентов. Летом 1942 года этих агентов готовили в школах абвера уже с поспешностью. Из лагерей военнопленных брали чуть ли не каждого, кто изъявил желание «послужить» Германии. Торопливость с выбором кандидатур для заброса через линию фронта оборачивалась плачевно для ведомства адмирала Канариса.

Одни диверсанты вылавливались, не успев сделать по нашей территории нескольких шагов, другие являлись в органы государственной безопасности с повинной. Так, в августе 1942 года в особый отдел 10-й дивизии пришли Еремин, Митрофанов и Сухомлинов. Они заявили, что направлены в Сталинград с заданием взорвать Каменноярскую переправу через Волгу, собрать шпионские сведения о пропускной способности станции Баскунчак.

Еремин на допросе сообщил любопытные сведения о некоем Худове, который добровольно сдался врагу в плен еще в минувшем 1941 году.

— Сейчас этот Худов у своей матери в Дубовке, перед забросом хвастался, что ему раз плюнуть задание выполнить — каждую тропку тут с детства знает. Документы у Худова на фамилию Ракотилов. Справкой его немцы снабдили, будто он после тяжелого ранения и отныне «белобилетник».

Еремин дал подробный словесный портрет Худова, его особые приметы.

И в тот же день «инвалид Ракотилов» был арестован в доме своей матери в Дубовке.

Как правило, диверсанты снабжались взрывчаткой, отравляющими веществами и зажигательными средствами в портативной упаковке.

Одни агенты абвера обеспечивались портативными рациями, другим было приказано лично доставить собранную информацию и для этого перейти линию фронта.

Реже связь с абвером осуществлялась через связников.

Коротковолновые приемо-передающие радиостанции монтировались в чемоданах, сумках для противогазов, патефонных ящиках. Шпионские радиостанции были строго пронумерованы, причем каждая разведывательная школа абвера имела свою нумерацию. К концу Сталинградской битвы нами был пойман радист, обучавшийся в варшавской школе.

Кроме варшавской школы абвера, советским органам государственной безопасности были известны еще шестьдесят пунктов в Польше, на Украине и в Германии, где одновременно обучались тысячи агентов. Сведения о разведывательных школах противника, особенно сведения о составе их слушателей, имели большое практическое значение Они давали нам возможность быстрее выявлять и разоблачать вражескую агентуру, своевременно пресекать ее подрывную деятельность, раскрывать хитроумные планы врага.

Когда один немецкий шпион на допросе попробовал врать, изворачиваться, ему были предъявлены фотоснимки его личного дела, которое хранилось за семью замками в абвере, и шпион сразу сник, понял, что дальше рассказывать «легенду» нет никакого смысла, и начал давать правдивые показания.

В другой раз из Москвы в Сталинград поступило известие, что в районе Новониколаевска абвер планирует в ближайшие дни сбросить с парашютом двух диверсантов: Трухина и Кокарева. К спецсообщению прилагались фотографии Трухина и Кокарева, добытые нашими разведчиками в Сулеювеке. Эти фотографии помогли сталинградским чекистам быстро обнаружить и арестовать двух диверсантов, которые собирались совершить крушение воинского эшелона на важной железнодорожной магистрали между станциями Косарка—Новониколаевск—Урюпино. Не успели агенты врага подложить под рельсы толовые шашки, как были задержаны поисковой группой чекистов.

17 августа 1942 года в районе тракторного завода был арестован некий Шевчук, получивший в абвере кличку «Петров».

В сентябре 1941 года Шевчук сдался немцам в плен. В лагере для военнопленных стал выслуживаться перед оккупантами — выдал советского майора, который числился в лагере как рядовой. В начале весны 1942 года Шевчук стал курсантом полтавской школы абвера. Закончил ее в марте того же года и после выполнения незначительных заданий в комендатуре был заброшен в Сталинград.

«Приказано мне было установить наличие войск в Сталинграде, узнать о системе оборонительных сооружений, о характере и качестве выпускаемой на заводах продукции, месторасположение командных пунктов... Перед засылкой мне выдали шесть тысяч рублей советских дензнаков, наган, с запасом патронов, фиктивные документы...» — такие показания дал на одном из допросов Шевчук.

До заброса в Сталинград Шевчук успел прослужить в немецкой полиции, где не раз жестоко расправлялся с мирными советскими людьми.

В сентябре 1942 года также неподалеку от тракторного завода были задержаны четверо «сигнальщиков» с ракетницами и комплектами ракет. Как показали на следствии арестованные, в случае подготовки наступления Красной Армии в этом районе они должны были выпустить красную ракету; синяя ракета указывала расположение артиллерии; зеленая служила сигналом общей тревоги — прибытия «катюш».

Вскоре в тридцати километрах северо-западнее Астрахани были задержаны три парашютиста, сброшенные с вражеского самолета. При себе они имели английскую портативную радиостанцию, различные фиктивные документы — несколько паспортов, бланки командировочных удостоверений-предписаний, воинские билеты, пачку облигаций, деньги, золото.

Во время допросов с предателей Родины Кузьмина, по кличке «Кубанец», Пахомова, по кличке «Поддубный», и Руденко, имевшего кличку «Руднев», быстро сходила спесь.

Припертые неопровержимыми фактами, трое шпионов начинали терять спокойствие, дрожали за свои шкуры и давали чистосердечные показания, рассказывали о задании: следить за участком Волги от Астрахани до Кизляра, держать под наблюдением Астраханский порт и доносить по рации о дислокации воинских частей и крупных штабов в городе Астрахани.