Письма писал нечасто, наполнены они были заботой о жене и детях, о военных тяготах ни слова. Писал, что охраняет границу страны нашей от супостатов японских, чтобы у них желания не было фашистам помогать. Отцу на письма чаще отвечал Ян, чем Марфа, в них рассказывал, как растут сестра и брат, на вопрос отца учится ли сын в школе, писал, что на школу у него нет времени, мамка на работе, а ему надо печь истопить, воды принести, еду сварить и с братом и сестрой поиграть. Так бесхитростно сын сообщал отцу о трудностях тыловой жизни семьи.

Марфа в одну из военных зим сильно простудилась, у неё заболело ухо, случился гнойный отит, в район поехать к врачу возможности не было, лечилась знахарскими способами, да неудачно, начались сильнейшие головные боли, а чуть позже она оглохла, сначала на одно ухо, через пару лет не слышала обоими. За труд в тылу Марфа награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» Всего этой медалью в стране были награждены 16 000 человек.

Демьян, возвращаясь с фронта одним из последних из односельчан, на восточном фронте кроме него из Редкого не было никого, во время стоянки эшелона в Новосибирске отправил телеграмму, что скоро будет дома. Только телеграмма в деревню пришла через два дня после его приезда, оказалось, на телеграфе в райцентре её положили в корреспонденцию для другой деревни. Появление Демьяна в Редком было радостью для большой семьи Счастливцевых. Роман с Анной после похоронок на Фёдора и Андрея сильно постарели, а так как от Демьяна не было писем последние четыре месяца, а по радио передавали о том, что Советский Союз вступил в войну с Японией, Роман не надеялся увидеть сына живым. Упал духом, как сам позже признался Демьяну. Марфа при встрече с мужем была молчалива, уголком платка смахивала набегавшие на глаза слезинки и печально смотрела на него, он улыбнулся и сказал: «Марфа, что ж ты не рада, что я вернулся», обняв её, прижал к себе. Она уткнулась ему в плечо и замерла. Ян шепнул отцу:

– Мама не слышит, она простыла и теперь глухая.

Демьян отстранился от жены, посмотрел на неё и говорит:

– Будем учиться разговаривать заново! – и крепко-крепко вновь прижал к себе, погладил по голове, спине и что-то тихо шепнул жене на ухо, она взглянула на него и улыбнулась ласково и тихим голосом ответила:

– Ты вернулся, нам всем будет хорошо, легче жить. Слышу плохо, не надо говорить громко, в голове больно, когда громко.

Демьян возвратился на работу в сельпо, но теперь к магазину была прикреплена ещё и автолавка, в его обязанности входило обеспечение товарами первой необходимости деревни Редкое и несколько ближайших сёл. Трудно жилось сельчанам, и Демьян давал продукты и товары под запись, его уважали за доброту и отзывчивость, не было ни одного покупателя, который не рассчитался бы за покупки, взятые в долг.

Марфу перевели с фермы в маслобойню приёмщиком молока, теперь у неё появилось время для семьи, а Ян смог пойти в школу и учился он вместе с младшей сестрёнкой в одном классе, никто в деревне не смеялся, что тринадцатилетний подросток учится в третьем классе. После окончания начальной школы Ян работал в колхозе скотником, освоил трактор, но работать на нём ему не нравилось, к технике его не тянуло.

Пришла пора служить в армии, из военкомата принесли повестку и были проводы у клуба новобранцев, плакала мама, тихо утирая слезу, дергал за рукав старшего брата младший и говорил, он тоже хочет в армии служить как папа и как Ян, а сестра Валя молчала и вытирала слёзы. И вспомнилось Яну, как уходил на фронт отец, он обнял мать, потом сестру и строго сказал, что не на войну уходит, сейчас никто не погибает, не надо его оплакивать.

Мать грустно улыбнулась и прошептала:

– Береги себя и честь страны.

Отец крепко пожал сыну руку, напутствовал:

– Мы победили врага лютого, вам, сыны, сохранить победу надо и держать границу на запоре.

Направлен был Ян Демьянович Счастливцев в пограничные войска советской группы воск в Восточной Германии, и приписана ему была красавица немецкая овчарка Рекс. Ян и она понимали друг друга с полуслова, удивительно умная была собака. Написал Ян письмо и фотографию в него свою с Рексом вложил, получили родители письмо от сына и довольно улыбаясь, говорил Демьян родным:

– Счастливцевы крепкими руками обняли страну нашу от запада до Тихого океана. Фамилия наша обязывает рубежи охранять

Роман долго рассматривал фотографию внука, потом положил её на стол и задумчиво начал говорить:

– Предки наши царю служили, южные границы стерегли, Фёдор и Андрей на севере Родину защищали, ты, Демьян, японцев бил, а Ян в бывшем логове фашистов встал на охрану страны нашей, чтобы снова фашист клятый голову не поднял. Не уронили чести мы, потомки, не посрамили род чалдонский.

Замолчал, опустил голову и повалился вбок. Тихо ушёл Роман, с улыбкой на губах.

Демьян с Марфой жили дружно, любили пошутить и разыграть как друг друга, так и своих родных или соседей. Их дом и дом сестры Тони стояли напротив, она вдова с двумя ребятами десяти и четырёх лет, брат с женой помогают её семье, у них трое детей, да дети выросли, старший в армии служит, младшие работают в колхозе. Благодарная им за помощь, Тоня готова выполнить любую их просьбу, лишь бы угодить благодетелям, как сама говорила.

Электричество в домах было, но, видимо, не совсем как надо работы выполнены: часто свет отключался на неопределённое время, керосиновые лампы, которые были спрятаны в чуланах после электрификации, очень скоро вновь водрузились на своих привычных местах в домах сельчан. В доме Демьяна лампа весела на матице, в метре от электрической лампочки. Есть электричество – светит лампочка, нет электричества – зажигают лампу, не в кромешной же тьме вечер коротать.

В один из зимних вечеров, когда как всегда внезапно погасла лампочка, зажёг Демьян керосиновую лампу, поужинали они с женой и решили лечь спать пораньше. Днём ездил в лес за дровами, изрядно продрог и, напарившись в бане, спать решил на печи, чтобы прогреться и не заболеть. После ужина он удобно устроился на печи и тихо посмеивался, наблюдая за женой: та вымыла посуду, прибрала её в буфет и, разобрав, богатую по-деревенски кровать с множеством подушек, одеял, взбила перину, "нырнула" в неё, укрылась одеялом, а лампу не задула. Муж говорит, чтобы она загасила лампу, жена спрашивает, почему это ей нужно делать, он мужик, он и должен загасить. Отвечает, что ей удобнее и быстрее это сделать – только с кровати встать, а ему с печи спускаться. Договориться не смогли. "Пусть сама погаснет, когда кончится керосин", – так решил Демьян.

Марфа начала засыпать, когда услыхала голос мужа, он тихо позвал жену:

– Марфа, а Марфа, ты, слышишь меня?

Она встрепенулась и испуганно сонным голосом откликнулась:

– А, чё надо?

– Сходи за Тонькой. Надо мне ей сказать…

– Утром скажешь, – сердится Марфа.

– Не-а, утром будет поздно.

Выбралась из тёплой перины Марфа, сунула ноги в валенки, накинула жакетку плюшевую и вышла из дома. Через некоторое время возвращается, впереди неё в дверь входит Тоня.

– Зачем звал, Демьян? У меня аж сердце в горле колотится, так бежала. Марфа молчит, ничего не говорит.

Сестра волнуется, говорит быстро, буквы не все выговаривает. Иван посмотрел на сестру серьёзным взглядом и ответил:

– Лампу задуй!

Тоня открыла рот, да вымолвить слова не смогла, хватала воздух ртом, справившись с оторопью, в сердцах сказала «дураки!» вышла, хлопнула дверью. Лампа мелькнула пару раз слабым желтым светом и погасла. Марфа мгновение молчала и начала смеяться, до икоты смеялась. Демьян лежал в темноте и улыбался в усы. Посмеявшись, жена говорит:

– Неугомонный, ловко ты меня разыграл.

– Надо было сразу задуть лампу, как мужик сказал, а ты в перине нежилась. – Смеётся муж.