– А сестра чем провинилась, за что её из перины-то вытащил? – строго Марфа спрашивает.

– Не думал, что ты за ней пойдёшь, думал, догадаешься лампу задуть.

– Старый дуралей, – махнула рукой и легла в перину, отвернулась к стенке, через некоторое время послышался лёгкий храп, заснула Марфа.

А Демьян вертелся на печи долго, сон ушёл, дума пришла, может и не прав был, что жену послал за сестрой. Да что ж теперь сделаешь, не исправишь ведь. Глупая шутка вышла, – так Демьян подумал, повернулся на правый бок и заснул. Тишина в доме нарушалась легким храпом Марфы и трубным со свистом храпом Демьяна. Оба спали крепко и друг дружку не слышали.

Родом Анфиса из горного района Восточного Казахстана, отец Гаврил столяр, мать Евдокия домохозяйка, семья многодетная: пять сводных детей и совместных пять родили.

Гаврил овдовел в сорок лет, старшей дочери Авдотье было двадцать, а сыновьям Коле двенадцать и Ване девять лет, заботы о братьях и домашние работы легли на плечи дочери. Ей бы замуж выйти да свою жизнь устроить, но толи женихов не было в деревне, толи брать с таким довеском не хотели, толи отец не хотел без женских рук остаться, одним словом, Авдотья жила в отцовском доме и вела хозяйство.

Гаврил был отличным столяром, изготавливал добротную мебель и заказав у него всегда с большим запасом, людская молва – лучшая реклама, это давно известно. Как-то в калитку вошла молодая, но крайне измождённая женщина, и робко спросила, здесь ли живёт Гаврила Фёдорович столяр. Младший сын Ваня громко позвал отца, но тот не ответил. Женщина прислонилась к углу дома и оглядывалась по сторонам, к ней подошла Авдотья, предложила пройти в дом и там подождать, отец сейчас разговаривает с заказчиком. Женщина улыбнулась и тихо спросила, можно ли водицы испить, Авдотья подала ковш с холодной водой и смотрела, как жадно та пьёт.

– Как вас зовут, милая женщина?

– Дуся я, – тихо ответила, – мы из Бобровки приехали, по дороге сломался стол, добрые люди говорят, Гаврила Фёдорович ладный стол сделает, да возьмёт по-божески, – она выдохнула устало и села на табурет, что ей подвинула Авдотья.

Вошёл Гаврил, зачерпнул ковшом воду из бадьи, выпил, крякнул от удовольствия, сказал, хороша водица и посмотрел на Евдокию. Высокий и ладный фигурой в просторных льняных штанах и такой же рубахе, подпоясан кручёным ремешком, лицо со светлой бородой, широкие брови нависают над глазами, а глаза хитровато щурятся. Евдокия с испугом смотрела на хозяина дома, она думала, что здесь старик живёт, так уважительно почтительно люди о столяре говорили.

– Так это ты меня, голуба, ждёшь? – голос мягкий, тихий.– Что надобно?

– Стол сломался, люди говорят, ладные столы делаете, да божески за работу берёте, – смотрит печальными глазами, – ребят не на чем кормить.

– Почто сама пришла, не хозяин?

– Так нету хозяина, помер, одна я с дочами, – и, смахнув слезу, опустила голову.

– Говори, какой надо стол, сделаю без очереди, – решительно заявил Гаврил.

Через пару дней у домика Евдокии остановилась лошадь рыжей масти, на телеге лежал стол с ящичками и дверцами, вместительный. Гаврил легко взял его в руки и внёс в комнату.

– Принимай, Дуся, работу.

Евдокия вышла из-за печи, в руках лист металлический с горячим хлебом. Заволновалась и не знает, куда лист этот поставить, Гаврил опустил стол на земляной пол и подхватил из её рук противень с хлебом, жадно вдохнул запах и выдохнул:

– Знатный хлебец печёшь, Дуся, – да поставил его на новый стол.

Огляделся по сторонам, увидел корыто со стиральной доской и рядом куча белья для стирки, удивлённо покрутил головой и спрашивает:

– И сколь же у тебя дочек, если такая великая куча тряпок в стирке?

– Так это ж работа, стираю людям, надо на что-то жить, – тихо отвечает Евдокия, не поднимая глаз.

С улицы забегают две девочки, светловолосые, худенькие, аж светятся, громко кричат:

– Мамка, там конь стоит, смотри…, – и остановились девочки как вкопанные, испуганно глядят на Гаврила.

– Вот и дочи пришли. Пора обедать, а вы стол нам привезли, ладный стол, – Евдокия засуетилась, вокруг стола обошла и говорит:

– Ставьте его к окну, там светло будет, отобедайте с нами Гаврила Фёдорович, чем бог послал, – рукой прикрыла рот, опустила глаза.

– Не откажусь от краюхи горячего хлеба, – отвечает Гаврил, легко поднял стол, установил его возле окна и позвал девчонок примерить ладно ли им сидеть.

На стол хозяйка поставила чугунок с картошкой, квас в ковше и положила ломти хлеба. Девочки ели молча и осторожно посматривали на гостя, а Евдокия глаз на него не поднимала.

Через неделю Гаврил пришёл к Евдокии и предложил ей сойтись и жить одной семьёй, она хоть и испугалась его предложения, но отказываться не стала, лихо одной бабе жить в деревне.

После того, как в отцов дом пришла Евдокия, сосватали Авдотью, и уехала она из родительского дома в Шеманаиху, рядом с Алтайским краем и больше её в родных краях не видели.

Через год родилась Анфиса, через два сынок Вася, а следом с интервалом три года на свет появились Мария, Пелагея и Валентина. Родители детей держали в строгости, приучали к вере и послушанию, у всех были обязанности по дому и огороду. Сводные сёстры по матери вышли замуж и уехали в разные края. Анфисе не нравилось, что за шалости и проступки младших сестёр спрос был с неё, всё чаще стала выходить из повиновения родителей, а на Пасху нагрубила отцу, он лишил её пасхальных яиц и кулича; дочь плакала, но вину свою не признала и обиделась на отца, а заодно и на мать.

Анфисе было девятнадцать лет, когда она уехала вместе с подружкой Полиной в Усть-Каменогорск, обе собирались поступить в педагогическое училище, но Анфису не приняли, объяснили отказ в зачислении туманно, она так и не поняла почему, но опять обиделась. Устроилась ученицей в Учебный комбинат, жила в общежитии при комбинате в комнате на четверых человек. Полине учиться на учителя разонравилась, она подала заявление на отчисление и как Анфиса поступила в Учебный комбинат, жили в одной комнате. Анфисе нравился город, здесь можно сходить в кино и в клуб на танцы, при клубе хоровой кружок и они с подругой по вечерам ходили на спевки. Жизнь была весёлая и никаких младших сестёр и грядок, которые то поливать надо, то сорняки рвать, не заметила Анфиса, как пятнадцать месяцев пролетели.

Наступил 1956 год. Первого января в дверь комнаты, в которой жили Полина и Анфиса постучали. Девушки удивились, они никого не ждали, но дверь открыли – на пороге стояли два парня, один огненно рыжий с кудрявой шевелюрой, второй смуглый как цыган с чёрными гладкими волосами и тёмными глазами, оба широко улыбалась, и удивлённо разглядывали девушек, похоже они ошиблись дверью.

Рыжий парень обратился к девушкам:

– Здравствуйте! С новым годом! А Полина …

– Здесь такая не живёт, – сердито отвечает Анфиса и тянет дверь на себя.

– Девушка, подождите, – в разговор вступает второй парень, – показывает на рыжего, – это Вася, а Полина Васина сестра.

Вася усердно кивает головой, торопливо говорит:

– Её фамилия Заболоцкая, может, знаете, в какой комнате она живёт?

– Полинка Заболоцкая, это рыженькая симпатичная девушка ваша сестра?– переспрашивает Полина, – так она уехала с подругой в гости к её родителям в Бобровку, будут завтра, а живут они в соседней комнате, вы до неё не дошли.

– Спасибо вам, – радостно отвечает Вася Полине, толкает в бок черноволосого, продолжает, – идём Ян, в другой день навещу сестру.

– Девушки, а давайте вместе сегодня отметим Новый год, – весело произносит Ян, выжидательно смотрит на Полину и Анфису, те переглядываются между собой и молчат.

– Да вы не бойтесь, мы ваши соседи, живём в общежитии «Монтажстройтреста», в соседнем доме.

Голос подаёт Вася:

– У нас с собой пирожные и бутылка портвейна, посидим, поговорим, познакомимся. А вы нас чаем горячим напоите.