– Ладно, проходите, – не очень дружелюбно пригласила Анфиса.

Парни оказались юмористы, наперебой рассказывали весёлые истории, некоторые из них изображали в лицах, девушки хохотали от души, так получилось, что открытая бутылка портвейна осталась не тронутой. Неожиданно Анфиса запела:

Шёл казак на побывку домой,

Через речку дорогой прямой,

Обломилась доска, подвела казака,

Искупался в воде ледяной.

Сначала голос дрожал, но она справилась с волнением, звонко зазвучало:

Он взошёл на крутой бережок

И костёр над рекою разжёг.

Мимо девушка шла и к нему подошла:

«Что случилось с тобою, дружок?»

И басом откликнулся Ян:

Отвечал ей казак молодой:

«Осетра я ловил под водой.

Буйна речка, быстра, не поймал осетра,

Зачерпнул я воды сапогом».

И снова Анфиса весело и задорно:

Говорила дивчина ему:

«Не коптись ты, казак, на дыму.

Уходить не спеши, сапоги просуши,

Разведём мы костёр на дому».

И дуэтом в унисон:

Был казак тот ещё молодой,

Да к тому же ещё холостой,

Ой, дощечка, доска подвела казака,

Не дошёл он домой холостой.

Они пели и переглядывались, было видно – пробежала искра между ними: посветлела лицом Анфиса и ласково смотрит на неё Ян. Вася и Полина тихонечко подпевают, но не заглушаю их пение. Исполнил пару песен Ян, видел, как загорелись глаза Анфисы и тогда он предложил пойти в клуб на танцы. Анфиса оказалась не только певуньей, она прекрасно танцевала, у неё хорошее чувство ритма, у Яна с танцами не так хорошо, в вальсе он больше медведя напоминал, но русскую плясовую отплясывал на бис. Хороший был вечер, уставшие, но счастливые шли из клуба и, провожая Анфису до общежития, Ян предложил завтра встретиться, она радостно кивала головой и говорила, что согласная, а куда они завтра пойдут, интересовалась, Ян, не задумываясь, ответил, в кино и они оба весело смеялись.

А через две недели Анфиса и Ян стали жить вместе, общежитие предоставляется одиноким, им пришлось снять комнату у пожилой женщине на улице Октябрьской. Через три месяцев Анфиса ушла из Учебного комбината и стала домохозяйкой, год пролетел незаметно, тёплым майским днём у них родилась дочка, назвал её отец Маргариткой. Принял на свои руки дочь от медсестры у дверей роддома, и забилось сердце быстрее, тепло разлилось по всему телу, на него смотрели голубые глаза дочери и дрогнули её губы. «Может и правда понимает, кто её держит на руках?» – подумал Ян.

В городе работало несколько секретных предприятий атомной и химической промышленности, готовился к вводу в эксплуатацию свинцово-цинковый комбинат, в паре сотен километров от города проводятся испытания на семипалатинском полигоне, экологическая обстановка резко ухудшается. Сельскому парню, выросшему в чистом воздухе среди колков и полей всё тяжелее становилось дышать и жить в каменных джунглях, как называл город Ян. Рождение дочери только усилило его желание уехать из Усть-Каменогорска домой в Сибирь, к родителям.

Он убеждал Анфису, что в первую очередь нужно думать о дочери и её здоровье, а в деревне хорошо, там они будут жить по колено в навозе, по локоть в масле. Она отказывалась уезжать, говорила, что нажилась в деревне в доме с земляным полом, напахалась в огороде и сарае, потому что старшая из детей и с неё за всё спрос был – ни в клуб не сходить, ни подруг к себе пригласить. Она молодая и хочет жить хорошо, а не горбатиться. И тогда Ян использовал последний аргумент, сказав, что Анфиса может оставаться в городе, а он с Маргариткой уедет к родителям. Анфиса молчала, сверкала глазами, что-то обдумывала, а Ян не торопил с ответом. За полтора года совместной жизни он понял, что его жена обидчива и строптива, но отходчива, с ней надо быть ласковее и терпимее. Он не знал причин такого поведения, на все вопросы о своём детстве и жизни с родителями жена уходила от ответа, говорила – ничего интересного в её жизни не было.

Прошло два месяца с рождения Маргаритки, середина лета, надо ехать пока тепло и Ян решил исполнить свою угрозу – уехать с дочерью и оставить Анфису, но она сказала, что нельзя сейчас лишать дочь материнского молока, мала та ещё. Ян радовался именно этим словам Анфисы и тому, что она не оставит дочь.

Дорога была нелёгкой, с пересадками добирались почти двое суток, в вагоне днём жарко дышать нечем, ночью холодно. Маргаритка простудилась, сильно кашляла, от натужного кашля личико становилось прозрачно голубым, у Яна сердце заходилось от страха за дочь. Девочка не плакала, а тихонечко стонала, отчего становилось отцу ещё страшнее. Анфиса равнодушно смотрела на дочь, но исправно давала ей грудь.

Родители встретили сына с семьёй радушно, Марфа и Демьян от внучки не отходили, лечили её бабушкиными способами, известными всем сельским матерям. Маргаритка пошла на поправку и не сводила глаз с бабушки и дедушки, а те души в ней не чаяли.

Перед приездом Яна с семьёй родители его переехали в село Шипицыно, купили здесь небольшую землянку и планировали строить дом просторный, закупали материалы. Предложили Яну с семьёй поселиться здесь же, да и строить тогда дом больше размером на два хозяина, но противником такого решения оказалась Анфиса, она заявила мужу, что жить в одном доме со свёкрами не будет, ей не нужен их контроль, она дома натерпелась. С этого момента в отношениях Анфисы и родителей мужа наступило похолодание, они не вмешивались в их семейную жизнь, но о внучке заботились ревностно.

Снег падал крупными хлопьями и укрывал собою дома, подсобные постройки, деревья и кусты, устилал белым серебристым покрывалом поля и дорогу. Сивка, немолодой уже конь неспешно перебирал ногами, а седок в санях вожжи в руках держал, но конём не управлял – тот сам знал дорогу к дому. Ян Счастливцев ехал к своим родителям за Маргариткой, так любовно и ласково называл он дочь, а маленькая и хрупкая девочка всегда восторженно его встречала и напевно произносила «п-а-апа». Маргарите два с половиной года и утром в понедельник Ян отвозит дочь к родителям, в субботу вечером забирает её домой. Демьян и Марфа недавно переехали и теперь живут в Шипицыно на противоположном конце деревни, в ней одна улица длиною более пяти километров и тянется она вдоль безымянного озера.

Год назад в семье Яна и Анфисы родился сын Степан, беспокойный и болезненный мальчик. Молодая мать с двумя детьми уставала, стала раздражённой, не успевала то обед приготовить, то без ужина мужа оставит; когда пропало грудное молоко, и нечем было кормить Стёпу, случился скандал с истерикой и криками о разводе.

Однажды покормив сына, Анфиса оставила на столе миску с жидкой манной кашей, Стёпу положила в люльку и ушла в сарай дать корм свинье. Вернувшись, увидела жуткую картину – лицо ребёнка вымазано кашей: она на лбу, щеках, чепчике и веках, а дочь с полной ложкой каши стоит рядом и пытается попасть в рот малыша, люлька качается, Стёпа вертит головой и каша падает ему на лоб. Анфиса не только отшлёпала няньку-кормилицу, но и в угол поставила, девочка плакала, не понимая за что наказана. После другого случая, когда чуть не случилась беда с детьми, дед Демьян и бабушка Марфа, души не чаявшие во внучке настояли, чтобы девочка пожила у них, пока подрастёт Степан.

А было так. Анфиса растопила дровами печь и пошла в углярку, которая находится в нескольких метрах от жилья, не было её несколько минут, а войдя с ведром угля, так и остолбенела на пороге. Дочь лежит на плите, табуретка с которой она взобралась на неё, валяется на полу, из щели между кружками видны языки пламени, миска с кашей перевёрнута, каша разлилась, девочка тянет ручки к миске, дотянуться не может, хлопает ладошкой по плите и часто болтает ногами. Анфиса выронила из рук ведро, бросилась к дочери и дала ей под зад шлепок, девочка заплакала и вместе с ней и мать её, громче всех заревел Стёпа. Вот такую картину застал Ян, пришедший домой с работы. Повезло, что отделались все лёгким испугом, поверхность плиты, на которую упала животом дочь, не успела нагреться, ожога не было, но остался страх за детей: энергичную Риту и беспомощного младенца Стёпу. Месяц уже живёт Маргаритка у бабушки с дедушкой, ей у них нравится.