Дальше Данила говорит в них:

– Мудаком себя чувствуя, а всё равно тебя хочу.

К ним же прижимаясь.

Глава 20

– Договаривайся. Я не против… Да… Да… Нет… Да…

Санта стояла у мойки, упираясь в столешницу основаниями ладоней. Как когда-то. Только сейчас смотрела перед собой и улыбалась. А ещё боялась пошевелиться, чувствуя, как по спине раз за разом пробегаются мужские пальцы. Немного тянут хвост, ощутимо щекочут кожу через ткань блузки.

Делают хорошо-хорошо.

Почти так же, как чуть раньше, когда они с Черновым, тепло тела которого сейчас ощущается особенно сильно, целовались.

Санта уже поняла, что на близость Данилы у неё всегда одна реакция – чувствуешь его прикосновения и таешь. Чувствуешь губы на своих – тебе передается его жадность, саму пробивает дрожь.

Он отстраняется, придерживает за шею, смотрит в глаза, потому что снова её чувствует, но снова не знает, как понимать. Санта тянется навстречу, успевая мотнуть головой. Мол, не сомневайся, всё хорошо… А потом сама накрывает его рот своим, обнимая за шею, дрожа ещё сильнее, потому что мужские руки спускаются по бокам, ложатся на поясницу, вжимают в тело…

Санте было абсолютно всё равно, сколько они целовались. Что телефон снова жужжал, уже из мойки. Даже что в офисе кто-то мог бы быть, а на кухне могли стоять камеры. Она об этом не думала, потому что таяла. А Данила пусть недолго, но позволял.

Оторвался первым. Губами.

Уткнулся ими в девичий висок, дышал глубоко и часто, ничего не говоря.

Потом ругнулся, снова отстранился, снова в глаза посмотрел:

– Нельзя такое творить. Понимаешь?

Спросил, очевидно если не ожидая, то надеясь получить кивок. И Санта кивнула, а губы улыбнулись, будто отвечая противоположное: очень даже можно.

Он всё это видит. Вздыхает. Сам идет к двери, которую даже не подумали прикрыть.

Делает это, возвращается. Достает телефон, тянет бумажные полотенца, чтобы промокнуть, принимает вызов, смотря на девушку, чьи губы несколько секунд назад целовал.

Одновременно спокойно и будто жадно. Его голос звучит привычно. Им он говорит с кем-то на проводе. А взглядом – с ней. И в нём что-то настолько откровенное, что у Санты сжимается всё, что только может сжаться. А сама она не выдерживает.

Поворачивается, чтобы вроде как не мешать. А на самом деле, чтобы улыбаться, слушая его и чувствуя, как гладит.

Как продолжает свои бесконечные: «да… Нет… Да…», и параллельно тянется к ней, прижимается к скуле, дразнит волосы за ухом дыханием и кожу касаниями…

Заставляет улыбнуться шире. Сильнее замереть, осознавая, что в ушах без остановки: «всё равно тебя хочу».

Хочу… Хочу… Хочу…

Кровь бурлит в венах, Санте сложно поверить, что несколько часов назад было до невозможного плохо, а сейчас так хорошо.

Пальцы Данилы ещё раз пробегаются по ее позвоночнику, тормозят на пояснице, чуть соскальзывают, ложась аккуратно на обтянутые юбкой ягодицы…

Мужской подбородок трется о её щеку, покалывая, и одновременно с тем, как телефон снова опускается на столешницу после отбоя звонка, Санту пробирает до костей из-за собственного желания.

Ей максимально хорошо сейчас здесь. В самом неправильном месте. С самым неправильным мужчиной.

Который целует еще несколько раз – коротко и не в губы, снимает руку с ее тела, впускает воздух между телами, чуть отходя.

– Посмотри на меня, пожалуйста, Санта.

Обращается, вызывая единственное желание – мотнуть головой. Потому что говорить не хочется. Тем более слушать, несомненно, правильные вещи, которые и без слов понятны.

Но Чернов – мотивирован. Поэтому добивается своего. Получает взгляд, сам смотрит серьезно, когда Санта – с поволокой.

– Мы должны уйти и спокойно разъехаться.

Данила произносит, Санта кивает. Не злится и не обижается. Продолжает улыбаться, вызывая улыбку у него. Чуть-чуть самодовольную, чуть-чуть снисходительную. Дальше – вздох и перевод головы из стороны в сторону. Мол… Всё с тобой понятно…

– Послушай меня сейчас, Сант… И подумай хорошо. Договорились?

Санта снова кивнула, Данила улыбнулся, а потом стал серьезным. Потратил пару секунд на изучение стены чуть над её головой, потом сосредоточился на взгляде. Санта подумала, что ему, наверное, тоже непросто сейчас сконцентрироваться… И это заставило затрепетать.

– Так не будет. Ни по углам зажиматься не будем, ни прятаться, как подростки. У меня есть репутация, которой я дорожу, у тебя она тоже есть. И ты тоже должна об этом помнить. Ты – стажер. Я – партнер. Ты – студентка. Я у тебя преподавать буду. Это недопустимо...

Данила заключил, Санта сначала кивнула, потом нахмурилась, приоткрыла рот, собираясь возразить, но не успела – осеклась под взглядом. Мужской просил не перебивать.

– Не торопись. Ты мне нравишься. Мне сложно быть рядом и не думать о тебе. Я тебя хочу себе. Но я понимаю, что это скорее всего будет большая ошибка. Я из уважения к твоему отцу пальцем тебя трогать права не имею. Но трогаю. Понимаешь?

Девичья голова мотнулась. Потому что нет. Данила улыбнулся снова.

– Вот и я так… Если мы перейдем грань – ты не сможешь остаться в Веритасе. Я не смогу тебя оставить. Ты не сможешь взять мои курсы. Мы не сможем сделать вид, что ничего необычного не происходит. Ты кое-что потеряешь, а получится ли у нас – я не знаю. И ты не знаешь… Ты не знаешь меня. Я тебя не знаю…

– Так у всех людей… Вы перекладываете ответственность на меня? – Санта чуть покраснела, потому что самой казалось, может экзамен сдать по знанию Чернова, но спросила о другом. Как ни странно, его слова не раздражали и не пугали даже. Но что ответить – она не знала. Ей просто хотелось быть с ним. Но терять его ей тоже не хотелось.

– Она и так на тебе. На мне – моя. У каждого своя. Просто я должен убедиться, что мы понимаем всё правильно и одинаково. Я не кручу романы со стажерами, Сант… Это неправильно.

– Вы хотите, чтобы я не выходила больше или чтобы больше не провоцировала?

Реагируя на следующий вопрос Санты Данила долго смотрел в её глаза. Он молчал, а Санта понимала: сам не знает, чего хочет. Он в сомнениях, которые не ограничиваются вопросами субординации.

– Я хочу тебя, и я не знаю, что мне с этим делать, Санта. Я желаю тебе добра. Я хочу дать тебе возможность развиваться. Чтобы тебе было тепло и сыто. Чтобы ты собой гордилась. Чуть-чуть причастным быть хочу. Переход границ может всё разрушить. Он обязательно всё разрушит. Чернов сказал правду, Санта её приняла, закрывая глаза. Кивнула. – И я себе без конца обещаю тебя не трогать. – Потом снова чувствовала, что рука мужчины пришла в движение – он гладит её по спине, посылая по телу мурашки… – А потом трогаю. – И зарождая улыбку…

Это не столько интимно, сколько нежно. А ей будто смелости придает.

– Я обещаю, у вас не будет проблем из-за меня.

Санта произнесла так искренне и уверенно, как только могла. Данила в ответ улыбнулся, задавая встречный вопрос:

– А у тебя из-за меня?

Вроде бы ей, но скорее себе.

Ответь Санта: «тоже нет» – повела бы себя глупо. Потому что понятия не имеет.

– Давай не спешить хотя бы. Хорошо? Я обещаю, что буду держать себя в руках, но не рви мне душу обидой, договорились? В глаза не смотри ранено. Я же видел сегодня – больно сделал. Не хотел. Прости. Планировал вечером звонить, извиниться.

Если и была минимальная возможность того, что Данила сейчас лукавит, Санта в неё всё равно не поверила бы. Он говорил, а у неё расцветало и без того ожившее вдруг сердце.

– Вы не обидели.

Санта чуть соврала, Данила чуть сморщился.

– Сегодня в суд приехал Игнат. Я знал об этом заранее, решил, что тебя нет смысла выдергивать. Должен был предупредить. Сейчас понимаю. Но Санта… Я, блин, вообще не идеальный. Веришь?

Данила спрашивает серьезней некуда, а Санте почему-то хочется смеяться.

– Херни наговорил, а ты смеешься… Радостно тебе?