Данила спросил, блуждая по лицу, Санта чуть стушевалась. Во взгляде – проблеск жадности. Губы быстро сжимаются, будто она не позволяет себе произнести первый пришедший на ум ответ. И это немного расстраивает. Её первые ответы всегда стреляют в цель.

– Я хочу тебя. Себе.

Из уст Санты его слова звучат иначе. Не как констатация, а как просьба. Она же сквозит из глаз.

– Хочу тебя любить в открытую.

Санта снова просит – голосом и взглядом. Данила их выдерживает.

Оба знают – он не бросится тут же уверять, что да, и что взаимно. И на всю жизнь.

– Нам в открытую нельзя, Сант. Ты же понимаешь…

Реагируя на фразу, Санта кивнула. Потом – задержалась взглядом на раскрытых ладонях, которые устроила на коленях.

– Я уйду из Веритас. Ты для меня важнее…

С её губ слетает новая «смелость», Данила чувствует, что его дрогнули. И так же – сердце. И дело не в потешенном самолюбии. Его трогает Сантино понимание, что они живут в мире компромиссов и жертв, и искренняя готовность выбирать его.

– Я отвечу «Костенко»… Если они возьмут – хорошо…

Санта продолжила, снова вскинув взгляд. Данила на секунду закрыл глаза, принимая дурное решение… Дурное, но рисковать должна не она. И жертвовать тоже.

– Не надо. – Мужчина начал, уловил, что Санта кривится. – Останешься в Веритас, Сант. Я тебя не отпускаю. И я тебе доверяю.

– А если узнают?

– Мы будем работать. Ты – не будешь манипулировать. Я – жалеть. Не получится – вернемся к обсуждению…

Говоря, Данила видел, что по лицу Санты гуляют сомнения. И в себе, и в удачности плана. Она ищет подвох. Но подвоха нет. Он правда хочет ей добра.

– Хорошо... Но ты не понял... Я хочу любить в открытую для тебя же… Не для кого-то…

Вернувшись к брошенной ранее фразе, Санта ее повторила, уточнив.

Данила тоже повторил – мысленно. Нахмурился слегка, слушал дальше.

– Моя девственность ни к чему тебя не обязывает. Но я и объясняться не стану. Ты сам говорил: каждый должен жить жизнь, как хочет, а не как велит статистика. Я захотела ночью. Я захотела с тобой.

– Спасибо…

Данила сказал тихо, Санта чуть нервно улыбнулась. Вздохнула каскадом, снова посмотрела в его лицо.

– Мне сложно тебя понимать, я часто ошибаюсь. Но ночью ты меня хотел. Мне кажется, всё было правильно. Не о чем жалеть…

– Я не жалею, Сант. Я хочу понять, что нам делать дальше.

Заброшенная Данилой удочка опустилась в прозрачную воду. Поплавок застыл на глади… Санта ничего не говорила, но Чернову было понятно: она не знает.

Что просить. Чего требовать. Как быть.

Они оба поддались порыву. И оба не знают, куда выворачивать дальше. Нет смысла делать вид, что между ними – химия, которую они дружно утолили. Здесь большее...

Санта повернула голову, фокусируя взгляд на обложке книги. Данила посмотрел туда же…

В кухне было тихо. Снова забурлила кофеварка…

Санта совершила попытку встать, чтобы выключить, Данила придержал за талию, получив в ответ просящий взгляд…

– Хорошая книга, да?

Спросил, смотря прямо. Моментально уловил румянец. И что его Свет кусает губу… Набирается смелости, смотрит в глаза, держа ногу так, будто он в любой момент может отпустить руки, и есть опасность свалиться…

–  Не знаю. Я ещё не читала…

Санта сказала честно, её щеки честно же порозовели. И дальше можно не спрашивать, уже додумать. Но лучше начистоту. Хотя бы сейчас уже начистоту.

– Давно – это сколько, Санта?

Поэтому Данила повторяет вопрос, ответ на который уже однажды не добился.

Санта напрягается. Перестает дышать. Смотрит над его плечом…

Он готов поклясться: сейчас у нее и сердце бьется быстрее, чем билось ночью под ним.

Потому что обнажать тело – легче, чем обнажать душу. Но он нагло хочет себе всю.

– С пятнадцатого апреля…

Санта произнесла совсем тихо, осмелев достаточно, чтобы сделать это – смотря в глаза. И Данила откуда-то точно знал: его растерянность делает больно.

Он хмурится, думает…

Он не помнит, что было пятнадцатого апреля.

– Я не понимаю.

Данила признается, впитывая её закономерную горечь. Но она не сдается. И она не бросает на полпути.

Она искренняя. Честная. Смелая.

– Две тысячи шестого года.

Шепчет еле-слышно. Смотрит беззащитно.

Дает постепенно понять: всё, что происходит с ними – это не стечение обстоятельств. Не злая шутка судьбы. Не урок для него. Всё куда проще и куда сложнее.

– Я впервые тебя увидела…

Любимые папами дочки никуда не спешат.

Они делают выбор.

Пятнадцать лет назад Санта сделала свой.

Она решила, что будет любить его.

Глава 30

– Ваш столик… Хорошего вечера…

Администратор зала подвел гостей к одному из немногочисленных столиков в помещении с приглушенным, интимным даже, освещением.

Улыбнулся мужчине, чуть склонил голову, обращаясь к его спутнице, после чего деликатно отошел, позволяя переброситься парой слов и определиться с заказом.

– Не волнуйся, всё хорошо…

Санта и сама не замечая этого, провожала его взглядом, пока Данила не обратился к ней, скользя пальцами от голого плеча вниз до запястья, сжимая его в своих пальцах, поглаживая…

Возвращая в реальность. Возвращая к себе.

Он улыбнулся – Санта улыбнулась в ответ, пусть и по-прежнему нервно. После чего мотнула головой, вновь обретая смелость, садясь на обитый бархатом стул.

Сегодня у них с Данилой – первое свидание. С той судьбоносной субботы прошла неделя. Сегодня – новая.

В то утро Данила уехал почти сразу. Дела. В том, что не сбегает, а именно спешит, Санта отчего-то не сомневалась. Впрочем, как и в том, что своим признанием знатно огорошила.

Конечно, он подобного не предполагал. Конечно, не бросился заверять во взаимной вечной, но не отстранился и холодным не стал.

Задал ещё несколько вопросов, на каждый из которых она ответила абсолютно честно.

Он этого не помнил (что нормально), но впервые они встретились, когда её мама отмечала День рождения. Пётр был дома, у них – праздничный торт и гости. А Данила приехал, чтобы срочно подписать документы у шефа. Навстречу вышел старший Щетинский. Санта по своей привычке поплелась следом. Если отец дома – она не упускала возможности поработать его хвостом. Мужчины говорили о чём-то между собой. Ей Данила просто подарил улыбку. Подмигнул.

И улыбки ей хватило. Очень надолго, как оказалось.

Санта не стала врать: себе же клятв быть всегда верной ему (пусть он об этом и не узнал бы) не давала.

И как прекрасно помнила обстоятельства первой встречи, так же – как её чувство преображалось. Из совсем детского "выйду замуж за него" до подростковой злости, потому что ей хотелось увлекаться, как увлекаются все. Она пыталась, давала шансы, но ничего из этого не получилось... Всё было "не то".

Дальше было обреченное принятие и волевое решение: восторгаться им можно, как профессионалом, а свою пусть не такую яркую и болезненную, но даже лучше, что спокойную, любовь она ещё встретит.

Пришла на стажировку не потому, что там он, а скорее вопреки.

Молчала бы и дальше, ведь глубина своих чувств к нему – это не то, чем она гордится. И не то, чем хотела бы его привязать.

Ей не нужна жалость. Ей нужна только такая же искренность, как живет в ней. Если он готов попытаться в себе её найти – она будет самым счастливым человеком в мире.

Он, кажется, решил рискнуть.

Не названивал ей каждые полчаса. Они в принципе за эту неделю почти не виделись, обменялись парой сообщений. Раз Данила её набрал – предупредил, что несколько дней не будет в стране. Важная поездка.

И в офисе он по-прежнему был не настолько уж частым гостем. Они пересеклись несколько раз. Вели себя, как это было бы правильно – вежливо, но без явных указок на то, что их что-то связывает.