Вслед за Альбиной в спальню заходит Данила. Он не спешит. И злости не источает. Просто трет лоб. Смотрит вниз. Туда, где Даня…

– Зацьот, дядь Дань!

Пытается улыбнуться в ответ на детский комментарий, когда женщинам – не до улыбок.

– Ребенка моего отпустила.

Голос Альбины – откровенно пугает.

– Успокойся, Альбина…

И предупреждение Данилы на неё не действует. Она делает шаг к Санте, маленький Данила сильнее сжимает её ногу.

– Дань, мы домой идем. Отпусти зачетную тетю. Это игрушка для большого Данечки. Поверь, машинки лучше…

Она умудряется сыпать оскорблениями, даже разговаривая с собственным ребенком. Но и это не злит.

Ничего не злит, потому что наконец-то всё понятно. Очевидно даже.

Понимая, что у неё есть максимум пара секунд, чтобы окончательно убедиться, Санта снимает детскую руку, сжимает в своей, оборачивается и присаживается на колени.

Так, что лицо мальчика – напротив её лица. Так, что смотреть можно во все глаза.

И пусть на них против воли выступают слезы – их легко смахнуть и всё равно смотреть…

– Ребенка отпусти, я сказала. Ты мне его пугаешь, дурище!

Пальцы Альбины вжимаются в маленькое плечико в клетчатой рубашке.

Её саму за локоть придерживает Чернов.

– Это ты его привела, Аль. Успокойся. Поздно…

Он взывает к разуму, но разумом в Альбине и не пахнет.

А в Санте как дыра образовалась.

Она изучает лицо с жадностью. Так, будто за сходством может скрываться возвращение.

– Сант… Только осторожно, хорошо?

Голос Данилы меняется, когда он обращается к ней. Что точно имеет в виду – она не знает, но и вытолкнуть из себя ничего не может. Смотрит и смотрит. Как плачет, но это не точно.

А маленький тянется к её лицу. Ведет вверх по носу, скользит по бровям, спускается по щеке до губ, обводит их. Делает то, что она сама бы с радостью…

– Ты красивая… Не плакай. Как тебя зовут?

– Санта…

Ответ получается очень тихим.

– А я – Даня. Даниил…

Малыш серьезно и по-взрослому уточняет. Поднимает взгляд, указывает на Чернова…

– Как он, только Иил…

Комментирует подобным образом явно не впервые. Потому что пусть момент до невозможности нервный, у старшего «неиила» вызывает улыбку. Он трясет головой, отпускает Альбину, присаживается у Санты за спиной, накрывает её руки, тянет в стороны.

Мол, пусти… Пусть идут…

– Спасибо…

Альбина цедит сквозь зубы.

Хватает мальчика за руку и тянет прочь, не смотря на детскую растерянность.

Маленький Даниил не протестует. Просто долго смотрит на Санту, путаясь в ногах, когда она провожает взглядом его.

Обе двери (в спальню и входная) хлопают с грохотом. Альбина любит громкие уходы.

После этого же в квартире становится мертвенно тихо.

Санта чувствует тепло Данилы сзади. А ещё себя будто преданной. Она понимает, что ей никто ничего не должен. Что это всё её не касается. Но как же так…

– Я не мог тебе сказать, Сант. Это не наше дело… Нельзя лезть. Понимаешь?

Данила спрашивает, а Санта не может ни согласиться, ни возразить. Её сковало.

Она не злится на Данилу. Она ему ничего не вменяет. Она просто понять хочет. Понять, правильно ли…

– Чей он, Дань?

Спрашивает, повернув голову. В её взгляде – шок и просьба. Данила не торопится. Зубы сжаты. Взгляд неодобрительный. Он не хочет отвечать. Он, наверное, обещал, что никому не скажет.

Но случаются утра, которые меняют всё. Это – одно из таких.

– Он так похож…

Санта шепчет, по её щеке скатывается слеза. Данила вздыхает, закрывает глаза…

– Он папин что ли? – Санта спрашивает, а потом сбивается на всхлип. Потому что она в жизни такого не допустила бы, не увидь вот сейчас.

– Нет, Сант. Не папин. Это сын Игната. Но он его не признаёт.

Глава 33

Альбина – в своем репертуаре. Не знай её Данила чуть меньше двадцати лет – может злился бы, а так – бессмысленно. Сама создала проблему – сама же в неё и вляпалась. Привычней некуда.

Только жалко, что вместе с собой вляпала и его. А ещё – Санту. И это, пожалуй, особенно.

Умница не готова была к такой встрече. Её откровенно подвышибло. Настолько, что продолжать разговор в ключе «я хочу, чтобы ты осталась», было бы смешно.

После того, как ураган Альбина скрылся за горизонтом, оставив после себя дурацкий торт в прихожей, в квартире Данилы стало по-особенному напряженно тихо. Они с Сантой молча собирались.

Всё, что умница из себя выдавила, было: «прости, я хочу домой…».

В глаза не смотрела, кусала губы. Думала там что-то себе. Сопоставляла.

И как бы Даниле ни хотелось, чтобы хотя бы этим снарядом их не задело, кажется, нет. Они ловят каждый.

Данила завез Санту домой.

Разозлился, когда, прощаясь, тянулся к губам, а получил доступ к щеке. Да и то на долю секунды.

Девушка, которая ночью там страстно и искренне отдавалась без остатка, утром выпрыгнула из машины, как ошпаренная, а потом откровенными пробежками двинулась к подъезду.

Он смотрел вслед, хмурясь, смена поведения (и настроения) его дико бесила. Но не выяснять же...

Поэтому Данила только сквозь зубы ругнулся, дальше же поехал на встречу в дрянном настроении.

Хотелось позвонить Альбине и матом рассказать, куда она может приходить мириться в следующий раз, а ещё, куда может заткнуть свои дешевые методы «захода через ребенка», но какой в этом смысл? Она не способна понимать.

Она и его «ценит», «опекает», «заботится», только потому, что боится для себя потерять. В частности поэтому же так ополчилась на Санту.

Глобально же… Потому что бесконечно обижена на человека, носящего такую же фамилию. Потому что сама Санта на брата внешне похожа.

И точно так же её черты читаются в племяннике, с которым по иронии судьбы она познакомилась утром в его квартире.

А ведь Данила действительно собирался провести воскресенье с умницей.

Соскучился за неделю. Думал о ней часто, жалел, что дни несутся, а возможности уделить ей время почти нет. Между делом, куда-то снова торопясь, было бы неправильно.

Хотелось вдумчиво. Занырнуть. Остаться.

Расслабиться.

Поближе её узнать.

Получше понять.

Он же решил для себя, что хочет с ней попробовать.

Рассказ о давнишней влюбленности не испугал настолько, как страшно ей самой было им делиться. Пронял, конечно. Подгрузил немного. Умножил ответственность. Но ему же не пятнадцать, чтобы, сверкая пятками, бежать от человека, который любит. Да и оветственность – его работа. А ещё его работа – видеть шансы там, где для кого-то – опасность. И Санта – это его шанс. Она ему больше, чем нравится. В нём, как в любом человеке, есть чувство нехватки тепла, которую до бесконечности можно заталкивать поглубже. Но зачем заниматься отрицанием, если с ней не страшно попытаться? Если с ней хочется, чтобы получилось?

Её хочется просто. Очень-очень.

Поэтому не сразу поверил даже, услышав её тихое "ты был с кем-то?". Не был, конечно. Мог бы – каждый день был бы с ней. И сегодня тоже. Но судьба распорядилась иначе.

Расправившись с делами, Данила вернулся к себе. Попав в квартиру – вздохнул.

Здесь было тихо и как-то уныло. В коридоре по-прежнему торт, который отправляется прямиком в корзину.

А пустота давит.

Не потому, что она успела за ночь что-то поменять, а потому, что Данила рассчитывал на другое.

Опустился на диван, крутил в руках телефон.

Думал набрать.

Но как будет звучать – и он, и она, – понимал. Впрочем, как и бесперспективность телефонного разговора. Такое если обсуждать – то лучше лично. Поэтому спрятав мобильный, снова встал, спустился к машине, поехал в сторону её дома.

Хотя бы крестик поищут. Чего уж.

А там может и поговорят…

Данила позвонил Санте, только припарковавшись у подъезда. Слушая гудки, мысленно смирялся с тем, что вот сейчас вполне возможно придется развернуться и ехать домой.