— Нам идти до Южных морей меньше, чем парням с острова Нантакет. Нам не нужно огибать Горн. И у нас будут станции на нескольких островах. Неужели мы не сделаем янки? Неужели станем такими же реликтами, как эти киты?

— Китов жалко, — заметил я, представив эту гонку за ворванью и спермацетом. — Впрочем как и калана. Почему большую цену имеют такие милые и смышленые животные?

— Единственное что их может спасти — технология, — заявил Лёшка. — Как только во Львове придумают керосиновую лампу, китовый жир упадет в цене. С изобретением полимеров, в цене упадет китовый ус, а синтетические материалы сделают ненужным истребление калана.

Мы отправились в компанейскую контору выпить хереса. И так, с бокалами в руках, вышли на балкон. Пока Тропинин раскуривал трубку, я по-хозяйски осмотрел окрестности и вдруг наткнулся на встречный взгляд капитана. Тот стоял у открытого окна гарнизонного дома и взирал на окружающее великолепие с каким-то непонятным мне раздражением. Я помахал капитану рукой. Он не ответил на приветствие, сделав вид, что не заметил. Развернулся и скрылся в комнате.

— Начальник не в духе, — сказал я Тропинину.

— Играешь с ним как кот с мышью, — нахмурился Лёшка, выпустив облачно дыма.

— Пока я не знаю, кто из нас кот, а кто мышь, — заметил я. — Капитан не прост. Заметь, он не издал ещё ни одного указа или приказа, если не считать закрытия типографии. Понимает, что наскоком здесь ничего не сделаешь, а потому выжидает, присматривается, ищет союзников, единомышленников.

— Да кто же добровольно в хомут полезет?

— Всегда найдутся любители. Вроде его секретаря. Кого лаской приманит, кому власти даст над другими. Вот подожди, увидишь.

— Правильнее было бы всадить ему нож под рёбра ещё по пути в Уналашку. И за борт.

— И это говоришь ты? Ты, который всё время радел за присоединение колоний к империи? Единственное, чего мы можем достигнуть в такой ситуации, это заставить Петербург признать нашу особенность. В конце концов, североамериканские провинции показали, чем заканчивается излишнее вмешательство.

— Проскочить между струйками? Империя консервативна.

— Да, но никто не раздаёт земли в Сибири под поместья. Сибирь живёт иначе. Мы можем получить ещё большую автономию, если не получится с независимостью.

— Надеешься приручить империю? — ухмыльнулся Лёшка.

— В противном случае придётся воевать с ней.

Глава двадцать девятая. Прогулки

Войну отложили из-за парусной гонки. Каждый день горожане стекались на площадь торговой гавани, где Потап зачитывал свежие сообщения о ходе регаты. Возбуждение местного сообщества захлестнуло даже гостей из империи.

Регулярные парусные гонки мы начали устраивать после той, на которой испытывали прототипы шхун для массового производства. Сперва просто ради отработки новых идей, затем мне пришло в голову использовать участников для быстрой доставки зерна на северные острова. Компания учредила приз в тысячу рублей и это не считая собственно оплаты за перевозку, а Тропинин добавил ещё тысячу при условии раскрытия секретов, которые позволили увеличить скорость. Лучшие идеи использовались для усовершенствования выпускаемой верфями модели.

Первоначально шхуны загружались зерном майского урожая в Сан-Франциско и шли до Уналашки, оставляя определенное количество кулей в каждом прибрежном порту. Оттуда зерно потом лодками развозили по факториям и городкам, а с Уналашки ещё и в имперские порты — на Камчатку, в Охотск.

Несколько лет назад маршрут изменили. Теперь шхуны выходили от Оаху, имея на борту груз сахара и фруктов, догружались в Сан-Франциско зерном и далее следовали уже привычным маршрутом.

В Капитанской гавани Жилкин принимал оставшийся груз, расплачивался за доставку и выписывал победителю чек, который тот отоваривал уже в главной Конторе.

Без телерепортажей или радиосообщений гонка получалась не особо зрелищной. В некоторые годы интерес пропадал совсем и тогда на маршрут выходило всего несколько шхун. Единственным местом, где за гонкой можно было следить в реальном времени была Виктория. Мимо неё шхуны проходили дважды когда заходили в торговую гавань сдавая груз и затем, когда возвращались от устья Стольной, а до этого гонец со сведениями о ходе гонки успевал опередить шхуны пройдя от устья Колумбии сушей и на байдарке проливами к Виктории. До последнего времени это было единственным предварительным сообщением.

Но с появлением голубиной почты всё изменилось. Теперь первое сообщение приходило с Океанского Берега, а последнее от залива короля Георга. Тем самым жители Виктории могли следить за состязаниями на протяжении десяти-двенадцати дней подряд. Это вдохнуло в гонку новую жизнь. В ней стало участвовать больше шхун, иногда специально подготавливаемых в складчину группой горожан, нередко присоединялись ветераны, когда оказывались свободными от коммерческих плаваний. Птицеграммы, как называл их Тропинин, зачитывались на площади торгового порта при большом стечении народа. Торжественное действо быстро превратилось в праздник. Новоявленный мелкий бизнес разбивал балаганы с закусками. В пивнушке «Якорь» на ближайшей к пирсам Английской улице заключались пари на победителя. Кульминацией становилось прибытие и выгрузка в торговой гавани участников регаты, что занимало иногда несколько дней, настолько растягивался караван, и ещё несколько дней люди могли наблюдать с берега, как шхуны возвращаются проливом и уходят дальше на север.

Ничего удивительного что в первый же день я встретил у пирсов Колычева, Царева и почти всех казаков. Народ на них даже не косился, воспринимал как гостей, вроде индейский делегаций, которые приходили посмотреть на торги или гонку.

— Первой на косе Океанского Берега разгрузилась шхуна «Архангел» шкипера Береснева, — громко сообщил Потап.

Я украдкой взглянул на капитана. Герасим Береснев был старым опытным матросом, одним из мятежников Беньовского, что остался с Семёновым. После расширения наших дел на Оаху, он устроился в компанию Тропинина помощником шкипера, а в прошлом году купил себе подержанную шхуну, набрал в команду гавайцев, чтобы самому заняться торговлей сахаром и сандаловым деревом.

Колычев на фамилию не отреагировал. Да и вряд ли он помнил всех мятежников поименно. Я просто стал излишне мнительным после его расспросов о Бичевине.

— Через три часа от него вторым пришла шхуна «Кирилл» шкипера Матвеева.

На специальном табло вывешивали таблички с названиями. Позже стрелками будут обозначать продвинулась ли шхуна выше или опустилась в гонке.

Птицеграмма была одна, но зачитывал её Потап с перерывами, давая возможность болельщикам выплеснуть чувства криками одобрения или гулом. Постепенно табло заполнилось более чем наполовину. О четырёх шхунах информация не пришла, значит они отставали больше, чем на сутки.

Народ отправился по кабакам.

Когда через несколько дней «Архангел» вошёл в торговую гавань народу собралось втрое больше прежнего. С мыса заранее предупредили о подходе шхуны и слух быстро обежал весь город. Мы с Колычевым заняли места в матерчатых шезлонгах под особым навесом, который по праву учредителя гонки Компания ставила на небольшом возвышении. На столике между шезлонгами стояли напитки, вина и легкие закуски, а хороший обзор и удаленность от толпы превращали позицию в аналог ложи для важных персон.

Торговая гавань была относительно открытой, войти в неё можно было прямо под парусами, не пользуясь буксиром, завозными якорями, веслами или шестами. Но подход к пирсу требовал определенной сноровки. Как и последующая разгрузка, проходящая по условиям гонки силами исключительно команды. Пока двое подтягивали шхуну причальными канатами, остальные уже готовились к перегрузке мешков на вагонетки, стоящие на пирсе. Опытные гонщики поднимали на палубу мешки заранее, ещё на подходе к порту. Поговаривали, что некоторые шкиперы помногу раз отрабатывали с командой подход и выгрузку в различных местах. При должном умении это позволяло выиграть час или больше на каждой из остановок.