Становым хребтом почты был морской маршрут, вернее два пересекающихся маршрута. Почтово-пассажирские шхуны заходили в наши города и базовые фактории, расположенные в устьях рек, а чаще даже не заходились, а оставались на внешних рейдах и принимали почту с лодок. Дальше письма, посылки по договору с кем-то из местных отправлялись вверх по реке, вглубь фьорда, по тропам и дорогам на лодках, верховых лошадях. Из Виктории её отправляли вдобавок на дилижансах. В крупных городах и прилегающих к ним селах почту по адресам разносили мальчишки за добавочную плату или она дожидалась предъявителя на станции. В имперских городах мы станций не учреждали. Находили уполномоченного человека, принимающего и выдающего отправления.

Письмо обходилось в четверть астры (серебряную монету так и звали четвертаком, хотя отчеканили их немного, скорее для пробы). В принципе служба могла выйти на самоокупаемость.

— Решено, шхуны продадим сразу. Почту сперва реорганизуем. Поставим на это дело кого посмышлёнее Пусть договаривается с попутными кораблями, попутными лодками и дилижансами. А если не окажется попуток, пусть нанимает туземцев на каноэ, байдарках, на собачьих упряжках. За почтовой службой останутся только станции. А как дело наладится, акционируем этот бизнес.

Глава тридцать первая. Большая игра

Мы совещались с Комковым несколько дней, вызывая то одного, то другого эксперта, проводя чистки персонала, ликвидируя убыточные отделы, урезая социальные расходы. Мы спорили иногда возвращались к уже решенным вопросам и отыгрывали назад. От чернильных строчек и пометок рябило в глазах, мы начали заговариваться, делать элементарные ошибки в расчетах, роняли бумагу, которая планировала под шкафы и стулья.

От полного поглощения трясиной нас спас шум на улице.

«Парус!», «Парус в проливе!» — кричали мальчишки.

Это означало прибытие либо какой-то из наших шхун, либо неожиданных гостей.

— Прогуляемся? — предложил я.

Комков кивнул и кряхтя поднялся из кресла. Старик передвигался медленно, шаркал ногами, хотя и обходился пока без клюки или трости. Я не стал проявлять прыть. Комков считал, что мы с ним ровесники, хотя лет двадцать у обычного течения времени я украл.

— Возьмем фаэтон? — предложил я.

— Пожалуй.

Несмотря на ажиотаж, вызванный прибытием шхуны, один экипаж всегда оставался на дежурстве возле конторы. Извозчики знали, что здесь всегда хорошо платят.

Пока на острове у входа во фьорд достраивали маяк с примитивным семафором (несколько флажков днем или фонарей ночью) горожане узнавали о прибытии кораблей от бездельников или мальчишек, что постоянно торчали на берегу пролива в версте от торговой гавани. В хорошую погоду паруса были видны за десять верст, когда шхуна огибала выдающийся в пролив мыс, времени хватало чтобы добежать до города и сообщить новость.

На этот раз толпа в Торговой гавани собралась внушительная. Я со дня на день ждал сведений от Анчо, который вёл непростые переговоры с тлинкитами, Комков надеялся на скорое прибытие шхуны из Кантона с долгожданными пиастрами, которые помогли бы поправить дела, Тропинин волновался из-за задержки очередного индийского корабля. Весь город ждал вестей с севера с результатами регаты, а кроме того, многие хотели увидеть родственников, получить письма или товары.

На этот раз счастливый билет вытащил Лёшка.

— «Варяг»! — узнал он, едва шхуна показалась в гавани.

Вместо того, чтобы подойти к торговым пирсам, как делали теперь все корабли с товаром, шхуна прошла мимо и народ потянулся следом за ней вглубь города на набережные Главной гавани.

— Что за притча, — нахмурился Лёшка, поспешив пешком вслед за другими.

Мы же с Комковым забрались обратно в фаэтон. Пешком по тропке через Поляну до Главной гавани выходило немного быстрее, чем если ехать по мостовым, заложив серьёзный крюк. Но мы не искали быстрых путей.

На набережной неожиданно выяснилось, что вместо долгожданного груза из Бенгалии прибыли пассажиры. По договору между компаниями люди считались приоритетом, и шкиперам предписывалось брать их в первую очередь. А поскольку каждый пассажир «съедал» полторы тонны общей грузоподъемности, учитывая воду, еду, багаж, то брали его за счёт индийских тканей, селитры, металлов. И оплачивать проезд предстояло мне по программе привлечения переселенцев.

Впрочем не сегодня. Хотя пассажиров оказалось больше обычного и Лёшка остался почти совсем без товаров, мы с Комковым вздохнули свободнее, осознав, что эти пассажиры уплатили за себя сами.

Потому что первым в просторном бесформенном одеянии, напоминающем римскую тогу, на набережную степенно сошёл Расстрига.

— Возвращение блудного попугая, — произнес все ещё раздраженный Тропинин.

Попугай пожаловал не один. По толпе пронеслись вздохи, возгласы удивления и восхищения, когда за вслед Расстригой из-за пузыря спускающегося паруса, словно из мифической волны появились нимфы. Ну или гурии, тут уж кому как нравится.

Учение Шри Раст Риги объединило многих. Здесь были бенгальки, телужанки, банджарки, маратханки, представительницы многих племен, каст, сословий, населяющих Индостан и прилегающие земли. Целая антропологическая галерея лиц, фигур и оттенков кожи. То же касалось и одежды. Шальвары, туники, лехенги, сари, ткани всевозможных цветов и фактуры трепыхались на легком ветру и сливались в единый радужный вихрь.

Пестрый гарем перетёк с палубы на набережную, окружив Учителя стайкой испуганных цыплят. Взоры, устремленные на них со всех сторон, воплощали спектр эмоций от любопытства до похоти.

До сих пор мы получали от шкиперов и приказчиков сведения о богатеющей секте Расстриги и его осторожных расспросах на предмет возвращения на родину. Видимо час настал. Шкипер сразу же заверил недовольного Тропинина, что Учитель заплатил золотом сполна, а он готов вновь отправиться за товаром через неделю-другую отдыха и пополнения припасов.

— Возможно у нас теперь будет и собственная религия, — заметил я.

Ирония заключалась в том, единственный возведенный храм так и остался стоять памятником псевдорусской архитектуры. Храм даже нельзя было назвать храмом, так как никто не подумал его освятить, тем более проводить какие-то службы. Староверы его чурались, их вообще в Виктории осталось немного, а у легальных православных не нашлось никого с саном. Церковь не успевала за первопроходцами, а тащить её в Америку за уши мне совсем не хотелось.

Прибытие красочных, пахнущих восточными ароматами девушек оживило городскую жизнь. А мы с Комковым с новыми силами приступили к реформам.

Перерасход бюджета являлся лишь частью проблемы. Причем меньшей её частью. Траты компании можно было сократить, закрыв таким образом брешь. Но более общая проблема никуда не девалась, поскольку касалась не только компании, но экономической системы в целом.

Деньги не возвращались в экономику. Они выводились из оборота, прятались под матрасы, вешались на шею в качестве монисто, складывались в кубышки. Деньги попросту не находили иного применения. Их нельзя было потратить даже на храмы, как это практиковалось у хищных купцов на Руси.

Избыток денежной массы привел бы к инфляции, если бы не твердая привязка к испанскому серебру. Цены снижались, а не росли. И всё из-за того, что раньше они были слишком высоки. Поэтому повсеместно происходило банальное накопление.

— Куда ты тратишь заработанные деньги? — спросил я Комкова. — Дом мы тебе построили за счет компании, на еду, одежду много не нужно. Живешь скромно. Даже экипаж собственный не завел. Стася твоя тоже скромница. Детей двух вырастил, так они теперь и сами зарабатывают.

— Да никуда не трачу, — пожал плечами Комков. — Вон они мои рублики, все на листочке записаны. Тыщу в прошлом году перевёл в серебро, отложил на чёрный день.