Он встал, взял в руки швабру, перевернул её щёткой вверх и трижды стукнув древком по полу сказал, как научила его Яга, стараясь влить в свои слова силу:

— Тихон! Выходи, разговор есть!

В ответ на это раздалась возня и из-под стоящей у стены импортной чугунной печки вылез… Ваня не сразу и понял, что ЭТО? Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ЭТО — низенький грязный мужичок с всклокоченной же засаленной бородой, спутанными грязными волосами до пояса и завёрнутый в какие-то немыслимые лохмотья.

— Тихон! Да что ж ты такой вообще? — только и смог вымолвить Ваня.

— А какой я? Если баре меня совсем не холят, не кормят, не поят, даже бани здесь нет! Вот дождик прошёл — помылись мы с кикиморой, мышей да червей жрём, как кошки драные! А ты ещё выговариваешь! Я уж думаю, дом спалить! Всё одно, так живём, что жизнь не мила!

Яга,конечно, предупреждала, чего ждать от такого, почти дикого домового, но Ваня всё равно смотрел на ЭТО потеряв дар речи. Слишком уж он привык к холёным и ухоженным домовым на Кафедре. Наконец шок прошёл и он приступил к общению по существу: Поклонился домовому в пояс, сказал:

— Ну ты, Тихон, прости, что тебя забыли. Буду за тобой следить! Бани у нас нет, но как тебе помыться — придумаю. И прокорм тебе сообразим. А сейчас клянись мне в верности!

— Шалишь, барин! — домовой погрозил ему пальцем. — Ты сначала своё слово исполни, а потом и ряд заключим.

— Я те дам ряд! — рыкнул Ваня. — Тебе со мной ни мир, ни ряд быть не может! Служить будешь!

Тут домовой как-то посерел, присел, ручками засучил, залопотал:

— Буду-буду-буду! Куда ж я денусь…

— Но и я слово сдержу. Следующее воскресенье привезу тебе холстины, чтобы и тебе и кикиморе на обновки. Сегодня в ночь помыться вам организую. Без бани, уж не обессудь, но хоть что-то. И вкусняшки вам будут.

И тут его бабушка, что всё это время сидела на своём стуле скукожившись и поджав ноги, взвизгнула:

— Это что, домовой что ли?

На это Тихон погрозил пальцем:

— А вот этого, старая барыня, не надобно! Не люблю такого. Зови меня сусед, али хозяин…

На это Ваня снова стукнул шваброй по полу, от чего домовой подпрыгнул, чуть не до потолка:

— Я те дам, хозяин! Здесь Йа-а-а хозяин! — произнёс Ваня с нажимом.

Тихон снова посерел, сжался и снова залопотал:

— Простите, барин, звиняйте, ляпнул не подумавши… Истинно не претендую…

— Ладно, ступай, я тут сейчас твои вопросы решать буду.

Домовой на это с кряхтением залез под печку и пропал.

— Чему же там вас учат в этом техникуме? — чуть не плача спросила бабушка.

— Колдовству учат… в том числе… — ответил Ваня, устало опускаясь на стул.

Бабушка на это не нашлась, что сказать, а Ваня принялся отдавать распоряжения. В результате две чашки сладкого чая и мисочка с творогом и двумя ложками отправились под печку, а в комнате продолжилось обсуждение ваниной учёбы. По ходу произошло два важных события: под печкой что-то звякнуло и посуда вместе со своим содержимым исчезла, а бабушка, в ходе вдумчивой беседы, выяснила, что семья Светы не только из Москвы происходит, но ещё и заметно богата. На это она снова сделала стойку, словно охотничья собака и нашла таки момент, чтобы шепнуть внуку: «Ты эту Светку-то охмуряй, охмуряй!».

Пока Ваня устраивал собственной бабушке культурный шок, в кабинете Полоцкого, не в техникуме, а в замке, собралась та же компания, что протаяла словно из воздуха в тот день, когда князь-чародей уговаривал ванину маму отпустить сына учиться в колдовском техникуме.

— Ну вот, а ты говорил убить… — проворчала Яга.

— Убить-то, оно, конечно, было бы спокойнее… Только надо это было раньше… — горестно вздохнул Кощей Бессмертный.

— Раньше… — проворчал Соловей-разбойник. — Знать бы где булькнет… Я б туда мазута слил…

— А толку-то… — столь же горестно вздохнул князь-чародей и неожиданно оживился: — Нет, коллеги, этот Иоан Иоаныч появился тут не просто так! И соображает он, кстати, шустро. Как он сообразил: «А нет ли на мне какого зарока, до того, мавкиного?».

— Ну и что ты нашёл, княже? — С изрядной ехидцей уточнил Кощей.

— А ничего, — развёл руками князь. — Но всё как-то один к одному складывается, так что появился он у нас не спроста. И жребий его выделил! Да каких двух дивчин ему подсунул!

— Всё это вилами по воде писано, — присоединилась к общему хору вздохов Яга. — Надо мавку его трясти.

— Вилами по воде бывает крепче, чем пером по бумаге, — возразил Полоцкий и принялся рассуждать: — Значит ещё две недели будет тепло…

— А дальше змеи в норы поползут, спрячется эта мавка и жди её до следующего года. Нет, в этом деле тянуть нельзя, — договорила за него Яга.

— Значит в пятницу сыграем в сказку, — подвёл итог Полоцкий, доставая из шкафа старинный лук и колчан со стрелами.

— А этот… справится? — с сомнением спросил Кощей.

— Это мой, детский, — отмахнулся князь-чародей. — Если я его в семь лет согнул, то в семнадцать любой балбес справится! А целиться ему и не надо, если он себе под ноги выстрелит, стрела всё равно куда надо прилетит.

— И как ты собираешься объяснить этот аттракцион, эксклюзивно для Не-Царевича? — своим обычным вредным голосом спросила Яга.

— Почему эксклюзивно? — искренне удивился Полоцкий, вытаскивая из того же шкафа пучок стрел и отсчитывая из него пять штук. — Каждому колдуну полагается фамильяр, — он назидательно воздел перст к потолку, — вот пусть и добывают.

— А не рано, таким-то образом? — с сомнением спросил Кощей.

— Да ладно, рано, — отмахнулась Яга, по ходу внимательно наблюдавшая как начкафедры шептал что-то над своими стрелами, — помяни моё слово, костлявенький, но хоть один, кроме нашего Не-Дурачка, себе какую-нибудь крысиную царевну да приведёт.

— Значит, мне теперь им испытания готовить? — недовольно буркнул Кощей.

— Окстись, Костлявый, — отмахнулась Яга, отрываясь от созерцания работы начальства. — Пожалей нервишки этой крысиной царевны. Ей и так непросто будет, одного из этих балбесов воспитывать.

В этот момент Полоцкий закончил свой наговор и решительно заявил:

— Ладно, товарищи! Всё, вроде обсудили, давайте отдохнём. Выходной всё-таки.

Спорить никто не стал и все присутствующие, кроме хозяина кабинета, растаяли в воздухе.

Естественно, Света напросилась погулять по деревне, столь же естественно, что ничего интересно в этом деле не обнаружилось. А гулять лесом Ваня отказался наотрез: мало ли как эта мавка — его мавка! — отреагирует на то, что он выгуливает в её лесу двух девушек? Потому прогулка быстро свернулась и Ваня со своими спутницами, по быстрому попив чайку и дав бабушке строгий наказ ничего не рассказывать маме, отправился восвояси. Но тут он уже проявил твёрдость и вызвал такси. Правда возражала против этого одна только Света, да и то как-то вяло. А уже в избе его настиг бабушкин звонок:

— Ты что, паршивец, со шваброй сделал?

— А что случилось? — искренне удивился Ваня.

— Да от неё током бьётся! Хотела пол подмести, так меня так шарахнуло! Думала помру!

— Упс… — сказал Ваня и задумался. Однако по прошествии некоторого времени он ничего умного так и не придумал, а сказать что-то надо! Поэтому он предпочёл придать своему голосу совершенно отсутствовавшую у него уверенность и выдал распоряжение: — Ты это, не трогай её пока, а я завтра у преподов спрошу. И не забудь домовому воду выставить!

— Да забудешь тут! — проворчала бабушка, отключаясь.

Зоя Владимировна, ванина бабушка, положила трубку и принялась решать очень непростую этическую, да и вообще жизненную задачу: стучать любимой дочери на любимого внука вотпрямщаз или подождать? По всем её жизненным ценностям следовало настучать, дабы Вероничка примчалась мухой сюда, настучала этому дурачку-Ваньке полбу и забрала его в Москву из этой шарашки, где какой-то магии учат. Согласно тем же жизненным ценностям следовало наплевать и забыть про всё, что он там говорил насчёт домового. Ещё вёдра какие-то таскать по его слову! Велика честь! Но было в сложившейся ситуации два очень веских «НО!», с которыми Зоя Владимировна никогда раньше не сталкивалась: сам домовой, который вылез из-под печки и обещался хату спалить от жизни такой. И эти слова, а особенно то, как домовой это говорил, у Зои Владимировны начинало припекать пониже спины а в воздухе чудился запах её собственной палёной шкуры.