— Ты это, на холоднокровных не кати… — начала было мавка, но Федя отмахнулся:

— Ты себя с жабами не сравнивай. А этот вообще, жаборыб. Кстати, Дед реально прикольный: только вылез из тины, сразу же: «Ты меня жаборыбом не зови! Хе-хе! Я сам знаю! Хе-хе!».

— Ладно, склифософский! — в тон ему рассмеялся Ваня. — Потом расскажешь, а сейчас давай, ближе к телу!

— Я, кстати, может тебя с ним ещё познакомлю, — пообещал Федя и продолжил: — Ну так вот: вода горячая, ядовитая, но там кто-то живёт, как бы не с докембрия, а посреди озера торчит остров, на нём лежит камень. Что за камень — никто не знает, там ещё ни разу не было никого, у кого глаза есть. Сколько он там лежит тоже неясно. Говорят — всегда там был. И вот время от времени этот камень что-то испускает. Это что-то идёт по пещерам, как волна по трубам. Где-то пересекается, где-то гаснет, где-то наоборот, по дороге меняется и выходит на поверхность… Ну вот как оно на Щучихе вышло. Наши эту штуку, кстати не любят. Когда оно проходит, всякая пакость случается. Мутанты всякие появляются, мозги может перекосить, даже водяным, что помельче. Вот, как-то так.

Какое-то время все сидели молча, переваривали услышанное. В конце концов Ваня не удержался, спросил:

— А этот Водяной Дед он тоже с тех пор, как рыбы выползали на сушу?

— Да откуда? — рассмеялся Федя. — Столько не живут, даже водяные. Просто в верхних ярусах пещер полно всяких реликтов. Через провалы, да та же Щучиха, они выбираются кормиться, подышать, а чуть ниже живут и нерестятся. Наверху их ещё иногда за крокодилов принимают.

— А чего они постоянно в этих болотах не живут? — удивилась Надя.

— Так они же не зря в своё время вымерли, — равнодушно пожал плечами Федя. — Наверху их всех быстренько сожрут.

После было обязательное общение с маменькой и бабушкой, а уже дома, в избе, Света подступилась к Ване с серьёзным вопросом:

— А теперь колись! Чего уже который день такой смурной ходишь? Как будто здесь и не здесь.

Естественно, Ваня принялся отпираться. Столь же естественно и то, что долго напора Светы он выдержать не смог и раскололся:

— Я же волхв. Мне надо осваивать Свет и Тьму, также как мы осваивали стихии.

Сказал и замолчал.

— Ну и что? — спросила нетерпеливая мавка. — Даже я со стихиями справилась.

— Вы не понимаете… — голос волхва стал хриплым. — Это совсем другое… Стихии, они как бы вне нас, а Свет и Тьма в нас. Они определяют кто мы и что мы делаем…

— Как Добро и Зло? — уточнила Надя. Она выглядела озабоченной.

— Нет. Это ещё одно измерение. Но они пробуждают в нас определённые качества, стремления, чувства. Свет это общность, это любовь, братство, сопричастность… Это открытость и честность… И вера…

— Так это же и есть добро! — воскликнула Надя.

Ответила ей Света, со скептической миной:

— Угу… Когда ты, в ряду верных товарищей, стоишь на краю пустыни, осиянный знаменем Пророка и ждёшь приказа, чтобы выступить в поход… И вот, на трибуну поднимается фюрер, он поднимает руку, — она воздела к потолку кулак с оттопыренным средним пальцем, — и говорит: «Дойчен зольдатен… н… н…».

Ваня судорожно кивнул:

— Выбери ствол и вперёд за флагом! Когда тебя призовут. Соблюдай верность и выноси всё, что мешает. А самое страшное — это эйфория. Это как наркотик, только страшнее. Теперь я понимаю, чем страшна жар-птица. Я не знаю, как вырвался… А сейчас мне надо погрузиться во Тьму. И я боюсь.

Его била крупная дрожь.

— Я боюсь залипнуть там.

— Но Тьма это страх, боль, а это стопор, ограничитель, — попыталась успокоить его Света.

Ваня только покачал головой:

— У Тьмы свои соблазны. Тьма разрешает, Тьма укрывает тайной. Тьма освобождает от привязанностей… Я боюсь сорваться в это.

— Значит мы будем рядом, — решительно заявила Света. — И если ты сорвёшься — вытащим тебя.

— В таком состоянии я буду опасен.

— Нас трое, справимся, — улыбнулась мавка и тут у Вани возникло ощущение, что девушки уже о чём-то договорились у него за спиной.

А Света вдруг предложила:

— Чего тянуть? Давай прямо сейчас!

Ваня, конечно, по припирался для порядка, но результат он и сам знал заранее. В результате все четверо переместились на ковёр, Ваня сел в центре в позе лотоса, Надя и Василиса разместились от него по левую и правую руку, а Сета села также, в позе лотоса, напротив.

Ваня закрыл глаза, остановил внутренний диалог и увидел себя сидящем на поляне, ночью, посреди глухого леса. Из леса не доносились хрусты и чавканья, типа тех, что окружали его, когда он шёл в сумерках от Щучихи, и это было гораздо страшнее. Он намеренно разгонял этот страх: Первый порог при погружении во Тьму. И он преодолел этот порог! Не пытаясь закрыться от страха, не пытаясь себя уговорить и хоть как-то этот страх обуздать, он силой заставил себя встать и сделать шаг в окружавшую его тьму.

С трах не ушёл совсем, но отступил. Из врага, парализующего волю, он превратился в союзника, предупреждающего об опасности. Опасности здесь были! Сама Тьма намного опаснее Тех, Кто в Ней Таится. Но сокрушив страх Ваня обрёл и Силу. Теперь он мог противостоять окружавшим его ужасам и опасностям. Он мог взять те сокровища, что хранила Тьма! И не только их. Вот, например, девчонки. Его девчонки! Он ведь не попользовался Светкой и Надькой по полной программе только потому, что боялся. Боялся, что скажут другие, боялся обидеть мавку. Но страх теперь уже не тормозил, страх наоборот, заводил, горячил кровь, звал на авантюры. Ваня открыл глаза…

Света сидела перед ним, сложив пальцы в форме сердечка на уровне солнечного сплетения и улыбалась. Ильмера сжимала своей дрожащей ладошкой его правую руку, Надя — левую. Они боялись его, но не отпускали. Не отпускали потому, что надеялись удержать… в чём? В том, чтобы он остался человеком. И Тьма отпустила. Он не будет делать то, что разрешила ему Тьма не потому, что боится, а потому, что радость в глазах этих девушек, его девушек, приносит ему больше радости, чем любое удовольствие, любая власть, которую он мог бы получить, исполни то, что подсказала Тьма.

В порыве чувств он обнял девушек, сидящих по бокам от него, и притянул к себе, Света, правильно поняв его взгляд, метнулась вперёд и устроилась у него на коленях, гармонично вплетаясь в этот клубок рук и чувств.

— Спасибо, спасибо, родные мои! Если бы не вы, я бы стал чудовищем! — прошептал Ваня.

Какое-то время они так и сидели втроём, обнявшись, но вскоре ноги у Вани затекли, он попытался пошевелиться, девушки засуетились, помогли ему развязаться из позы лотоса и все четверо переместились за стол, где заботливый домовой поставил чашки со сбитнем.

— Всё-таки Тьма очень опасна, — выдала вердикт Надя. — Она превращает людей в чудовищ. Видел бы ты свою ауру.

На это Ваня только покачал головой:

— Какая разница, почему ты стал чудовищем? Ради собственный удовольствий или ради какого-то «всеобщего блага»? Ты всё равно чудовище. Тьма честнее. Она разрешает, но не оправдывает, а Свет даёт оправдания.

В понедельник, не откладывая дело в долгий ящик, на первой же большой перемене, Ваня напросился к Полоцкому, передать сказку, рассказанную Водяным Дедом. Но разговор начался с другого:

— Что-то ты какой-то встрёпанный… — заявил с порога Полоцкий, после чего оглядел студента внимательным расфокусированным взглядом и спросил, перефразируя известную песню: — От чего так бледен, от чего знобит? Неужели снова клялся на крови?

Ваня был далёк от этого пласта современной культуры, поэтому намёка не понял и удивился:

— Ни на какой крови я не клялся…

— А с чего же тебя так плющит и таращит? Признавайся, в какое запредельное залез?

— Да никуда я не лазил! — обиженно ответил Ваня, правда после некоторого размышления добавил: — Ну медитировал немного, на Свет, на Тьму…

— … — прикрыв глаза Полоцкий произнёс несколько фраз, которыми опытные командиры характеризуют излишне ретивых новобранцев, после чего вызвал домового: — Тихон! Позови сюда Панакееву и Пчельникову! И мавку его, — он кивнул на Ваню, — тоже.