***

Заканчивая раздел, посвященный диссидентам и правозащитникам, нельзя не упомянуть, что в эти годы через «тамиздат» или в списках мы имели возможность прочитать такие сильные протестные художественные произведения, как «Крутой маршрут» Гинзбург, «Воспоминания» Надежды Мандельштам и «Софья Петровна» Лидии Чуковской...

Замечу еще, что конец 70-х годов совпал с окончанием короткого периода разрядки в международных отношениях. 27 декабря 1978 года началось вторжение советских войск в Афганистан.

Приняв решение оставить мою тематику и руководство группой Роберту, я не случайно выбрал для начала нового этапа своей научной биографии лабораторию Баева. После пережитых разочарования и обиды мне хотелось работать под руководством человека заведомо порядочного и интеллигентного.

В первые годы становления Института Александр Александрович сумел снискать расположение и симпатию всех его сотрудников. Все знали о его трудной судьбе. Окончив в 27-м году Казанский медицинский институт, он три года отработал врачом, потом в течение пяти лет был аспирантом, затем ассистентом на кафедре биохимии того же медицинского института. Кафедрой заведовал Владимир Александрович Энгельгардт. По-видимому, Баев был его любимым учеником, так как в 35-м году он вместе с Энгельгардтом переехал в Москву. Работал в его лаборатории в Институте биохимии имени Баха Академии наук. В 37-м году его по бессмысленному навету арестовали и осудили на 10 лет пребывания в лагере. По окончании срока ему удалось, не без помощи Владимира Александровича, вернуться в Москву и защитить кандидатскую диссертацию по материалам, подготовленным до ареста. Но в 49-м году он был арестован вторично и приговорен к ссылке навечно. В 54-м году реабилитирован и вернулся в лабораторию. Наконец, в 59-м году вместе с Энгельгардтом перешел в новообразованный Институт.

И вот в 50 с лишним лет Баев, хотя и был назначен заведующим еще реально не существовавшей биохимической лаборатории, оставался всего лишь кандидатом биологических наук. В то время как его сверстники и бывшие коллеги стали докторами, а самый способный из них А. Е. Браунштейн избран в Академию. Баеву, столь несправедливо обиженному судьбой, естественно было бы стать нелюдимым, завистливым и обозленным на все и всех.

Но оказалось наоборот. Небольшого роста, подвижный, седовласый, но с моложавым, чисто русским по облику своему лицом он был самым приветливым, всегда готовым помочь советом и делом, доброжелательным человеком в Институте. Я, как и все, питал к нему чувство глубокой симпатии. Тем более, что встречался с ним чаще, чем другие сотрудники. Александр Александрович очень интересовался новой лабораторной техникой. Поэтому все выставки биохимического оборудования в Москве, где можно было ознакомиться с последними зарубежными моделями приборов, мы посещали вместе. Альянс наш был плодотворным. Я мог оценить технические возможности и надежность выставленной аппаратуры, а Александр Александрович — степень необходимости ее приобретения для Института. Несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте, мы подружились. Настолько, что я имел дерзость попросить его взять на себя формальное руководство моей диссертационной работой (с которой он ознакомился только в уже переплетенном экземпляре). Баев согласился и написал, как это положено, лаконичную и лестную характеристику диссертанта. Я позволю себе процитировать из нее только две фразы:

«...К тому времени он (то есть я) имел уже солидную литературную подготовку и стал достаточно искушенным экспериментатором. Конечно, он не нуждался в мелочной опеке и, будучи человеком увлекающимся и упорным, едва ли был ей доступен. Моя роль сводилась к функции советчика в некоторых вопросах теории и эксперимента и, я думаю, не имела решающего влияния на ход исследования...»

И в заключение отзыва:

«...Л. А. Остерман поразительно быстро осваивает литературную информацию и пишет легким, живым и точным языком.

Я полагаю, что Л. А. Остерман наделен многими качествами, необходимыми для первоклассного исследователя, что он приобрел широкую эрудицию в проблемах молекулярной биологии. Мое мнение о нем вполне положительное и вполне одобрительное.

Чл.-корр. АН СССР А. А. Баев».

28 февраля 1969 г.»

Как видно из проставленной даты, отзыв относится ко времени значительно более позднему, чем начало становления Института. Диссертацию я защищал 6 марта 69-го года. Есть еще одно, даже более убедительное свидетельство нашей дружбы.

Вскоре после моего перехода в его лабораторию у Александра Александровича в Алма-Ате умер сын от первого брака, проживавший там со своей матерью. Я видел, что поездка на похороны сына для него тягостна. И потому предложил сопровождать его. Предложение было с благодарностью принято. Во время двух дальних переездов и совместного проживания в гостинице мы задушевно беседовали на отнюдь не научные темы. Я был рад сходству наших взглядов как на литературу и искусство, так и на характер современной общественной жизни.

В лаборатории Баева я появился в момент ее наивысшего успеха и соответствующей эйфории. Группа, руководимая непосредственно Александром Александровичем, завершила определение последовательности нуклеотидов в одной из «транспортных РНК» сокращенно (ТРНК) из дрожжей, за что была присуждена Государственная премия. Чтобы была понятна важность проделанной работы, мне необходимо описать уже известный к этому моменту механизм синтеза белков в клетке.

Всем известна аббревиатура ДНК и то, что ее гигантская молекула является хранительницей информации, определяющей рост и развитие любого живого организма, от бактерии до человека. Но, может быть, не все знают расшифровку. ДНК означает «дезоксирибонуклеиновая кислота». Это название указывает на то, что в ее состав входит некая, похожая на сахар, молекула «дезоксирибозы». В механизме реализации наследственной информации участвуют и различные РНК — «рибонуклеиновые кислоты». Они очень похожи по своему строению на ДНК, но в их составе фигурируют молекулы «рибозы». Структура рибозы отличается от структуры дезоксирибозы только заменой одного атома водорода на ОН-группу.

Молекулы ДНК представляют собой сплетенные в двухнитевую спираль очень длинные цепочки, насчитывающие, даже у бактерий, несколько миллионов звеньев, а у человека — около 3 миллиардов! Если такую молекулу вытянуть в одну линию, то окажется, что ее длина будет порядка 1 метра. А диаметры большинства клеток человека не превышают 50 микрон. Это означает, что у человека и других высших организмов длинная и тонкая цепочка ДНК многократно свернута в плотный клубок. Точнее, в ряд клубков, образующих хромосому. Хромосомы находятся в ядре клетки. В тысячу раз более короткая ДНК бактерии, у которой нет ядра, размещается по всему ее объему более или менее свободно, рыхлым клубком, наподобие мотка колючей проволоки.

Звеньями цепи ДНК служат так называемые нуклеотиды. В состав нуклеотида входит «нуклеиновое основание», которое непосредственно участвует в формировании наследственной информации. Затем уже упомянутая дезоксирибоза и остаток фосфорной кислоты, связывающий данный нуклеотид с его соседом. Нуклеиновых оснований (а следовательно, и нуклеотидов) всего четыре. Для упрощения обозначу их только начальными буквами соответствующих названий: А, Г, Ц и Т. Вся наследственная информация определяется их чередованием. Это может показаться невероятным, но достаточно вспомнить, что чередованием только двух знаков азбуки Морзе (точка и тире) можно представить любой алфавит, а значит, и записать текст любой книги.

Звеньями цепи РНК служат практически такие же нуклеотиды, что в ДНК, с весьма незначительным изменением одного из нуклеиновых оснований — У вместо Т (и заменой дезоксирибозы на рибозу).

Сравнительно короткие отрезки ДНК, разбросанные по всей длине огромной молекулы, несут информацию о строении клеточных белков и ферментов. Эти отрезки именуются «генами». У человека предполагается около ста тысяч генов.