— Доброе утро, мисс Бейнс. Холодно, не правда ли?

— Доброе утро, миссис Четтерли. Да, да. Вас, вероятно, интересуют эти… — Констанция осеклась.

Софья осталась наедине с мистером Скейлзом, ибо, для того чтобы обсудить с миссис Четтерли не могущий быть названным вслух предмет, ее сестре пришлось медленно пойти вдоль прилавка. Софья мечтала о разговоре наедине, как о чем-то чудесном и неосуществимом. Но случай ей благоприятствовал. Она осталась с ним один на один. Его красиво причесанные светлые волосы, голубые глаза и изящный рот казались ей прекраснее, чем всегда. Ничто в жизни ни разу не поразило ее так, как его благовоспитанность. И ее врожденная склонность к гордости и аристократичности, таившаяся в глубине ее натуры, воспряла и бросилась на его джентльменскую благовоспитанность, как изголодавшееся животное на пищу.

— В последний раз, когда я вас видел, — произнес мистер Скейлз каким-то незнакомым тоном, — вы сказали, что никогда не бываете в лавке.

— Как? Вчера? Разве?

— Нет, я имею в виду последний раз, когда видел вас одну, — сказал он.

— А! — воскликнула она. — Я здесь случайно.

— Вот и тогда вы сказали то же самое.

— Правда?

Что же польстило ей и пробудило ее прелестную живость — его манера держаться или суть того, что он говорил?

— Мне кажется, вы нечасто выходите из дому, — продолжал он.

— В такую-то погоду?

— Нет, вообще.

— Я хожу в церковь, — сказала она, — и за покупками с мамой. — И после краткой паузы добавила — И в библиотеку.

— Вот как. Значит, у вас здесь есть библиотека?

— Да. Уже второй год, как она существует.

— И вы там записаны? Что же вы читаете?

— Ну, разные там рассказы, повести. Я беру книгу один раз в неделю.

— Наверное, по субботам?

— Нет, — ответила она, — по средам. — И, улыбнувшись, добавила: — Обычно.

— Сегодня как раз среда, — заметил он, — вы там еще не были?

Она отрицательно покачала головой.

— Не думаю, что пойду сегодня. Слишком холодно. Вряд ли я рискну сегодня выйти.

— Вы, должно быть, очень любите читать, — сказал он.

Затем появился мистер Пови, растирая замерзшие руки в перчатках, а миссис Четтерли ушла.

— Я пойду позову маму, — объявила Констанция.

Миссис Бейнс была крайне любезна с молодым человеком. Он поведал о своем разговоре с полицейскими, которые выразили мнение, что на него напали заблудшие хенбриджские бандиты. Юные мастерицы, навострив уши, впитывали историю приключения мистера Скейлза и так разволновались, что после его ухода задали несколько вопросов мистеру Пови. Прощание с мистером Скейлзом сопровождалось бесконечными рукопожатиями, и в заключение мистер Пови выскочил вслед за ним на Площадь, чтобы добавить несколько слов относительно собак.

В половине второго, когда миссис Бейнс дремала после обеда, Софья потеплее закуталась и с книгой под мышкой прошла через лавку на улицу. Вернулась она менее чем через двадцать минут. Однако ее мать уже успела проснуться и без дела слонялась по лавке. Матери обладают сверхъестественным чутьем.

Софья с беспечным видом прошла мимо матери, отправилась в нижнюю гостиную, бросила муфту и книгу и стала на колени перед камином, чтобы согреться.

Миссис Бейнс последовала за ней.

— Ты была в библиотеке? — спросила миссис Бейнс.

— Да, мама. Ужас, какой холод.

— Удивляюсь, что ты пошла в такую погоду. По-моему, ты ходила туда по четвергам.

— Да. Но я уже прочла книгу.

— Что же ты взяла? — миссис Бейнс схватила томик, завернутый в черную клеенку.

Она схватила его с явной неприязнью. Вообще она относилась к библиотеке со скрытой враждебностью. Сама она никогда ничего не читала, кроме «Воскресенья в вашем доме», и Констанция тоже никогда ничего не читала, кроме «Воскресенья в вашем доме». На полках книжного шкафа в гостиной стояли комментарии к Священному писанию, Географический справочник Дагдейла, Лекарственный справочник Кулпеппера^{28} и сочинения Беньяна^{29} и Иосифа Флавия^{30}, а также «Хижина дяди Тома». Миссис Бейнс, оберегая благополучие дочерей, косо смотрела на все остальные печатные издания. Если бы не то, что библиотека принадлежала теперь знаменитой фирме Веджвуд^{31}, создание которой торжественно отметил полубог Гладстон^{32}, если бы не то, что библиотека со всей пышностью «вручила» первую книгу лично Главному судебному исполнителю, почтенному старцу с безупречной репутацией, миссис Бейнс, вероятно, отважилась бы запретить дочерям пользоваться библиотекой.

— Не пугайтесь, — смеясь, сказала Софья. — Это «Жизненный опыт» мисс Сьюел^{33}.

— Роман. Понятно, — заметила миссис Бейнс, бросая книгу на место.

Все злато мира, наверное, не склонило бы ни одну Софью тех времен к чтению «Жизненного опыта», но для Софьи Бейнс это скромное повествование обладало пикантностью греховного.

На следующий день миссис Бейнс велела Софье зайти к ней в спальную.

— Софья, — дрожа от волнения, сказала она, — я буду рада, если ты не станешь гулять по улицам с молодыми людьми, не имея на то моего разрешения.

Девушка залилась краской.

— Я… Я…

— Тебя видели на Веджвуд-стрит, — заявила миссис Бейнс.

— Кто это насплетничал, наверное, мистер Кричлоу? — с презрением в голосе воскликнула Софья.

— Никто не «насплетничал», — возразила миссис Бейнс.

— Но ведь могу я случайно встретить кого-нибудь на улице, не правда ли? — голос Софьи зазвенел.

— Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, — ответила миссис Бейнс, соблюдая спокойствие.

Софья с гневом выбежала из комнаты.

«Вот, что у него называется «трудный день»! — с иронией подумала миссис Бейнс, вспомнив его слова, оставшиеся у нее в памяти. И очень смутно, с почти неуловимым беспокойством, она припомнила, что в день смерти ее мужа именно «он» находился в лавке.

В течение следующих трех месяцев беспокойство миссис Бейнс то нарастало, то убывало в зависимости от поведения Софьи. Случались дни, когда Софья была прежней Софьей — нелюбезной, неприступной, язвительной и даже необузданной. Но случались и другие дни, когда Софья, казалось, черпает радость, веселость и доброжелательность из какого-то тайного источника, из какого-то родника, природу и происхождение которого никто не мог угадать. Именно в такие дни тревога миссис Бейнс усиливалась. Ее одолевали самые нелепые подозрения, она была готова обвинить Софью в ведении тайной переписки, она видела Софью и Джеральда Скейлза охваченными пылкой и порочной любовью, она видела их в объятиях друг друга… Потом она называла себя стареющей тупицей, строящей башню из подозрений, основанных лишь на мимолетной встрече на улице и на предположении, выдумке, нелепой и неразумной идее! В крайне противоречивом характере Софьи присутствовала и некая склонность к честности и благородству. При всем том миссис Бейнс следила за получаемой почтой, а также за Софьей, ибо была не из тех женщин, какие доверяют склонности к честности и благородству, и ей нужно было увериться, что греховность Софьи, если таковая существует, не может быть взвешена на весах или тайком собрана воедино и внезапно преподнесена девушке на блюде.

И все же она бы дорого дала, чтобы заглянуть в хорошенькую головку Софьи. Увы! Если бы ей удалось совершить это, какие невиданные чудеса она бы там узрела. Какие яркие светильники в каких таинственных гротах и пещерах мозга ослепили бы ее много видевшие глаза! Софью уже несколько месяцев поддерживала неистощимая, кипучая жизненная энергия, обретенная ею за волшебные две минуты на Веджвуд-стрит. Она существовала, главным образом, благодаря пылающему огню, зажженному в ее душе встречей с Джеральдом Скейлзом на крыльце фирмы Веджвуд, когда она выходила из библиотеки с книгой «Жизненный опыт», засунутой в большую каракулевую муфту. Значит, он остался, чтобы встретиться с ней — так она и знала! «Наконец-то, — молвило ее сердце, — я, должно быть, очень красива, раз понравилась столь идеальному мужчине!» И она припомнила свое отражение в зеркале. Теперь она получила мощное подтверждение ценности и власти красоты: он, сильный мира сего, красивый и элегантный мужчина, имеющий тысячи неизвестных ей друзей и тысячи недоступных ей интересов, остался в Берсли, только чтобы встретиться с ней! Она испытывала гордость, но гордость ее тонула в море блаженства. «Я рассматривал надпись, посвященную Гладстону». «Значит, вы решились выйти из дому в обычное время!» «Разрешите узнать, какую книгу вы выбрали?» Таковы были произнесенные им фразы, похожими отвечала и она ему. Между тем подобно цветку расцвело чудо самозабвенного восторга. Она медленно шла рядом с ним по очищенным тротуарам Веджвуд-стрит, на которых лежали мраморные комочки снега, избежавшие лопаты. Они были одного роста и неотрывно смотрели друг другу в лицо. В этом и таилось все чудо. И еще в том, что шла она не по тротуару, а по неосязаемой траве рая! И еще в том, что дома отступили и расплылись, а прохожие растаяли и превратились в незаметных призраков! И еще в том, что мать и Констанция стали далекими видениями!