В этом доме она — невеста, а не жертва. Усвой это раз и навсегда и действуй соответственно своему статусу — но, увы, только рассуждать было легко, а ноги, которые должны были вернуть ее к двери, не слушались, тряслись, а потом вообще сделались ватными. Ну да, ну да… Только так и заигрывают с родителем ненавистного женишка. Только так и никак иначе ведут себя наедине с хищником.

— Простите меня, граф, — произнесла Валентина срывающимся шепотом и, не дождавшись в ответ даже простого спасибо, затворила дверь.

Почувствовав в ногах прежнюю резвость, она рванула к двери в спальню, и с грохотом задвинула на ней тяжелый засов, хотя и понимала, что монстру, легким движением руки вынувшему из сугроба машину, ничего не стоит вышибить пару старых досок.

Она провалила этот вечер. Может, Дору наконец поймет, что она не подходит на навязанную ей роль невесты и отпустит с Богом… или с Дьяволом. Она готова взять себе любого проводника, только бы убраться из зачарованного вампирского логова по добру и пока еще по здорову.

Валентина понимала, что страх не даст ей заснуть, пока не взойдет солнце, и даже не пыталась закрывать глаза. Просто грелась под одеялом, на сей раз по совету Дору даже не сняв сапоги. Она бы не смогла рассказать графу про знакомство с его сыном, не сгорев при первых же словах от стыда до горсточки ледяного пепла. До состояния ледышки она дошла как только вступила в их фамильный склеп.

В него можно было спуститься через домовую церковь — куда Дору, по понятной причине, решил ее не водить, или через двор по едва приметной лестнице, затерявшейся в арочной галерее, каменной пол которой местами напоминал каток. Ведущие в склеп ступеньки обледенели полностью, и Дору, схватив прислоненный к стене заступ, принялся сбивать лед.

— Все равно будь осторожна, — проговорил он, протягивая девушке руку.

Они начали спускаться — очень медленно. Проходи эта экскурсия летом — в невыносимую жару — склеп сравнялся бы с холодильником, а сейчас Валентина не почувствовала особого перепада температур. Впрочем, дрожала она вовсе не из-за холода, а из-за страха. Нос щекотал неприятный запах: она не выдержала и чихнула. Так громко, что аж подпрыгнула на месте.

— Запах тлена, что может быть прекраснее… — задумчиво протянул Дору.

И Валентина непроизвольно отступила к лестнице, но вампир поймал ее задубевшие даже в перчатках пальцы и потащил к трем саркофагам, закрытым, служившим сейчас постаментами для трех деревянных гробов. Открытых, точно для прощания. Или наоборот знакомства.

— Они сейчас пусты. И гробы и саркофаги. Отец перезахоронил всех родственников матери. Кого-то на кладбище, кого-то под пол.

— Это обязательно? — начала дрожащим голосом Валентина. — Ну, спать именно в склепе…

— Так спокойнее… — улыбнулся Дору, поднося электрический фонарь к гробу, чтобы показать гостье атласную обивку. — Конечно, постоянно приходится менять гробы, но наши слуги, если бы мы их отпускали, могли бы без особых проблем найти работу гробовщиками. Но мы их не отпускаем…

Валентина на мгновение отвернулась — глаза у юного вампира яркие, как фонари, и злые. Он ждет, когда она снова потребует от него гарантий, что не останется тут навечно, как делала всю дорогу. Сердце и так уже заходится, а впереди еще встреча со старым вампиром. А он будет куда страшнее бледного мальчика с отросшим блондинистым каре.

Валентина снова потянула носом, но ни запаха плесени, ни запаха тлена в морозном воздухе не чувствовалось. Но чем-то пахло. Очень сильно, и она снова чихнула.

— Розмарин. Средство от ведьм. Ты, наверное, ведьма в душе, вот и чихаешь…

Нет, она обычная смертная девушка, которую засунули в морозилку, где пуховик греет не сильнее майки.

— Завтра оденься теплее и на закате приходи сюда, я специально лампу оставлю у входа. Вон тот у окна — мой гроб. Постучи три раза в крышку, и я проснусь. Главное, не опаздывай — надо меня разбудить раньше, чем встанет отец.

— А может не надо? — Валентина уже стояла на первой ступеньке и держалась рукой за ледяную каменную стену. — Я не хочу сюда приходить…

— Ты уже сюда пришла, — прорычал вампир. — И будешь делать то, что я тебе велю. Иначе сказка из доброй превратится…

— Я поняла! — Валентина подняла руку и чуть не потеряла равновесие. — Можешь не продолжать, — и снова привалилась к стене.

— Улыбнись, Тина, — сам Дору улыбался в полный рот. С белыми не острыми зубами. — Твои глаза должны светиться счастьем. Ты по уши влюблена в графа Заполье, старшего сына графа Александра, и готова прожить с ним целую вечность,

— он спрятал улыбку в рот и вытащил из кармана ветровки руку, чтобы вновь предложить Валентине свою поддержку. — Я понимаю, что тебе тяжело, но попытайся настроить себя на влюбленное состояние. Можешь порисовать днем — от этого улучшается настроение, верно?

Нет, от этого улучшается финансовое состояние, то есть уменьшаются долги. Она рисовала акварельные открытки, которые достаточно неплохо продавались онлайн, давая возможность худо-бедно сводить концы с концами и выплачивать проценты по кредиту за учебу.

— Я буду рисовать, — ответила Валентина, когда они прошли половину открытой галереи, глядя не на своего спутника, а на засыпанной снегом фонтан, величественным сугробом высившийся посреди дворика. — Я захватила с собой немного акварели.

Она будет рисовать открытки. Поздравительные — с днем рождения, с днем свадьбы… Чтобы потом продать их. Потом, когда она оставит вампиров в прошлой жизни.

— Поторопись, нас зовут…

— Что? — она думала о своем и ничего не слышала.

— Нас зовут. У меня очень тонкий слух. Поторопись.

Их не ждали — старого графа в столовой не оказалось. Должно быть, это слуга звал их к накрытому столу. Ее усадили спиной к пылающему камину. Отец жениха все не спускался и не спускался. И это беспокоило теперь не только гостью.

— Отец не придет? — спросил Дору у горбатого слуги, когда тот решил удалиться.

— Граф спустится после того, как ваша невеста закончит ужинать, — еще сильнее сгорбился старик, кланяясь молодому хозяину.

Хотя, приглядевшись, а в столовой из-за двух подсвечников на пять свечей каждый было достаточно светло, Валентина решила, что возраст горбуна вряд ли перевалил за полтинник, а поседеть в этом замке заблаговременно проще простого. Стол накрыли на две персоны: с одной стороны стояла тарелка с отбивной, тушеными овощами и ломтиком хлеба с бокалом вина, с другой — только бокал вина.

— Отлично, — Дору отодвинул для себя стул, приглашая Валентину начать трапезу.

— Отец по всей вероятности испугался, что ты подавишься едой в его присутствии.

Валентина решила, что сейчас подавится от горячей фантазии, которая потекла вниз по позвоночнику бойким ручейком.

— У тебя нет ничего, кроме вина? — начала она осторожно.

— Представь себе, Тина, у меня даже вина нет…

Валентина сглотнула подкативший к горлу ком и принялась изучать содержимое тарелки, не горя особым желанием попробовать его на зубок. Зубки тут имелись у других. Очень и очень острые.

— Что, выглядит совсем не аппетитно? — озабоченно поинтересовался Дору. — Жаль, что нет Ивы, она прислуживала при жизни моей матери, и кое-что, наверное, смыслила в готовке. Хотя, сдается мне, она из женской солидарности приготовила бы тебе наваристой чесночной похлебки, чтобы мы с отцом тебя за двадцать верст обходили.

— Твой отец, похоже, и без всякого чеснока меня игнорирует.

— Говорю, что у нас гостей — что живых, что неживых — уже сто лет не было. Александр, наверное, решил для начала прочитать книгу о хороших манерах.

Валентина уткнулась носом в тарелку — ей не нравился, ее раздражал пренебрежительный тон, в котором юный граф говорил про графа старого. В таком тоне ее мать отзывалась о поляке, которого считала отцом своей дочери, хотя тот так не думал, но при этом довольно сносно помогал ей растить якобы его ребенка, а потом, когда мать укатила за океан с долгожданным иностранным мужем, вообще взял чужую девушку к себе жить и даже оплатил ей начало учебы. Впрочем, сейчас личные воспоминания ни к чему. Ее впутали в семейные разборки вампиров. Поэтому хотелось бы наконец узреть, против кого она воюет.