Она действительно слишком отчетливо видела лицо графа. Кожа его была белее обычного, он походил на мраморную статую — никаких трупных пятен она не видела. Руки его отчего-то были скрещены не на груди, а на животе, оставляя сердце без какой-либо защиты. Гробовую тишину нарушали только бешеные удары ее собственного сердца. Правая рука жутко болела — тяжесть ножа оттягивала ее к полу. Валентина со стоном подняла руку и занесла предательское серебро над графом, но удара не нанесла.

— Ты должна сделать то, что я не сумела.

Она обернулась, готовая встретиться с прозрачными голубыми глазами Брины, но рядом никого не оказалось.

— Я помогу тебе, это очень просто. Опускай руку и все.

Неведомая сила рванула руку вниз, но Валентина собрала все свои силы, чтобы рвануть ее наверх, и острие ножа коснулось лишь кружева сорочки, распахнутой на груди графа.

— Не смей мне сопротивляться! — злился голос. — Я ждала больше двухсот лет, когда же придет сюда женщина, которая не любит его.

— Я не могу, Брина! Не могу! Не могу убить!

В ушах раздался перезвон серебряных колокольчиков — так завораживающе красиво смеялся призрак Брины.

— Ты не убьешь его, ты дашь ему покой Он уже мертв Его место не в этой постели, а в гробу, и он не должен из него подниматься Убей его, верни ему душу.

Они продолжали противостоять друг другу — мертвая тянула острие ножа вниз, а живая из последних сил удерживала его над мраморной грудью вампира.

— На этом ноже твоя кровь! — скрежетала зубами Валентина, не понимая, как вообще понимает речь призрака, ведь графиня Заполье не могла знать русский язык. — Ты не смогла его убить, так почему же смогу я?

— Потому что ты его не любишь, а я его любила. Потому что ты не знала его человеком, а я знала. Потому что для тебя он — монстр, а для меня — любимый муж.

Теперь смеялась уже Валентина, но ее смех походил на карканье вороны, а не на перезвон колокольчиков. Она задыхалась от борьбы. Она уже прямо лежала грудью на кровати: тело обмякло, отдав все силы руке.

— Да потому что тебя он может убить, а меня уже нет! — истерично визжал призрак.

— Брина, позволь мне спокойно уйти из замка, — изнемогая от неравной борьбы, молила смертная девушка. — Прошу тебя.

И тут же замотала головой, чтобы заглушить набат, который грохотал в ушах, сменив перезвон колокольчиков.

— Глупая, ты никуда от него не уйдешь. От него еще никто не уходил. Бей, если хочешь жить. Он не даст тебе второго шанса на жизнь.

— Он дал мне второй шанс! Он меня отпустил, и я не буду делать то, что ты просишь.

Валентина с ужасом понимала, что рука слабеет, и лезвие все ниже и ниже опускается к груди спящего вампира.

— Я тебя ни о чем не прошу, глупая! Я приказываю тебе опустить нож. Мертвые принадлежат мертвым. Им нет места среди живых.

Валентина перехватила локоть второй рукой, чтобы удержать нож в воздухе.

— Глупая маленькая Тина, я хотела быть честной с тобой в этой последней игре, но раз ты не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я знаю, как пользоваться твоим телом, и сейчас этот нож опустится в сердце моего мужа, хочешь ты этого или нет

— Не в этот раз!

Валентина почувствовала страшный холод, растекающийся по всему телу, и из последних сил рванулась вперед, чтобы припасть к неподвижным ледяным губам мертвого мужа Брины. В ту же секунду рука ее разжалась, и серебряный нож со звоном ударился о деревянный пол А следом за ним свалилась и она, но не ударилась головой: голова ее приземлилась на что-то мягкое, и этим мягким оказалась подушка.

— Почему вы, женщины, не можете просто убить, без этих ваших истерических сцен? — услышала она над собой голос графа и открыла глаза.

Она точно лежала на деревянных половицах — должно быть, он успел скинуть на пол подушку и только потом сам слез с кровати.

— Вы не спали? — с трудом разомкнула губы Валентина.

— Спал, но ты разбудила меня своим смехом.

— А я думала, что поцелуем, — Валентина попыталась улыбнуться, но не смогла.

— Прости, что не ответил на него, — у него получилось усмехнуться. — Хотя сомневаюсь, что ты хотела этого

— Я просто хотела прогнать Брину, а признаться вам в любви словами уже не успевала… А вы точно все слышали? Слышали, над чем я смеялась?

— Да, я не спал, и

Он вдруг поднялся на ноги вместе с Валентиной и, обогнув кровать, уложил ее в постель туда, где подушка оказалась на месте.

— Прости, Тина, но я ей не поверил Любовь — это не то, что говорят словами. Любовь — это то, что чувствуют сердцем

Он хотел подтянуть одеяло, но Валентина скинула его и села.

— Я в сапогах, полных снега. Я в мокрой куртке и таких же мокрых перчатках. Я…

— Ты прекрасна без них..

Валентина опустила глаза и увидела, что на ней ничего нет. Абсолютно ничего.

— Как? — ахнула она и снова вскинула глаза на графа, который кусал губы, чтобы скрыть не то клыки, не то улыбку. — Только не говорите, что я снова проспала три дня? Я не поверю.

— Три минуты… Ты была без сознания всего три минуты. Думаешь, я не способен за минуту раздеть женщину? Я, у которого есть опыт борьбы с многочисленными крючками и подвязками?

— Верю… Я. Я верю вам, хотя вы и обманули меня с ключами.

— Я? — граф нахмурился, хотя она плохо видела его лицо: камин, который он зажег, наверное, в оставшиеся две минуты, давал слишком мало света, а в темноте она больше не видела — Так ты искала ключи? Пошла на кладбище, когда я запретил тебе туда идти одной. Ведь чувствовал, что это плохо закончится.

Валентина держала простынь у груди, но не ложилась на подушку.

— Я хотела уехать до того, как вы проснетесь Я думаю, не стоит озвучивать причину такой поспешности с моей стороны. А ключи… Возможно, я просто не нашла их в снегу. Прошу меня простить Но почему вы не помогли мне с ножом, если не спали? Мне было страшно и больно.

Граф отвернулся, и по движению его тени Валентина поняла, что он скрестил на груди руки.

— А если я хотел умереть от твоей руки? Я даже грудь тебе открыл. Или так… — он сделал паузу. — Я ждал от тебя либо нового признания в любви, либо… — он усмехнулся. — Поцелуя… Брина никогда не отличалась особым умом. Она была красива. А ты, — он обернулся. — Ты умна

Валентина подтянула простынь к самому подбородку и взглянула на графа исподлобья.

— И совсем некрасива?

— Не говори глупостей! — он вырвал у нее простынь, и она осталась перед ним полностью обнаженной. — Ты прекрасна, как только может быть прекрасна женщина в глазах мужчины, который не видел ни одной целых сто лет…

Он усмехнулся, в голос.

— Спасибо за откровенность, — Валентина передернула плечами то ли от слов графа, то ли от холода и поймала брошенную им простынь. — Вы хотите прощальный подарок?

Граф снова отвернулся и сказал глухо:

— Я люблю добровольные жертвы, но ненавижу подачки. Ты соглашалась лечь со мной в постель, не видя иного выхода. Но я вернул тебе свободу и не потребую платы задним числом. Я буду вечность помнить твой поцелуй. Он был искренним. Все остальное в тебе — фальшь. Даже эта твоя развязность — ты не способна соблазнить мужчину своим телом. Ты не владеешь им. Да и вообще, к чему все эти разговоры сейчас… Я сделал тебе предложение остаться со мной на правах жены, и ты сделала свой выбор, и я его уважаю. Кстати, — он обернулся с той же презрительной улыбкой, с какой, наверное, говорил, стоя к ней спиной — Не забудь потом прислать приглашение на свадьбу и не обижайся, если я не приду в церковь.

— Как жаль… — Валентина опустила глаза и уставилась на спрятанные под простыней колени. — Значит у меня никогда не будет танца, который танцует дочь с отцом.

— Ты действительно хочешь этот танец?

В голосе графа почувствовалось немного тепла, но Валентина предпочла кивнуть, не поднимая глаз.

— Если это не было розыгрышем Дору то я станцую этот танец с тобой авансом. У тебя ведь есть платье невесты… Пусть же из обмана оно станет реальностью, и ты заберешь его с собой, чтобы когда-нибудь действительно надеть его в церковь. Согласна?