Ух, теперь ничего не заметно! Оставалось выбрать духи, хотя она и ненавидела острые ароматы! Но в целях безопасности можно и стерпеть. Стоп — тени, тушь, румяна и помада превратили ее в женщину, а вот волосы продолжали тянуть в мужские ряды. В общем-то если их расчесать, они станут чуть длиннее, а если задние длинные пряди еще и перекинуть вперед…

— Какая метаморфоза!

Валентина подскочила из кресла. Оказалось, что Дору давно стоял у нее за спиной, но предательское зеркало не выдало его присутствие в комнате. Только вампиры могут видеть свое отражение, не люди…

— Спокойно, я так завтрак пролью! — Дору с улыбкой поставил на туалетный столик почти пустой бокал. — Я никогда тебя не видел такой… женственной. Вот еще бы волосы отрастить… И ты будешь совсем в папином вкусе…

— Дору! Мы договаривались!

— Да ты сама пытаешься ему понравиться, разве нет? Иначе чего платье напялила! — Дору присел на корточки против туалетного столика и прокрутил против часовой стрелки один из хрустальных флаконов для духов. — Ну, признайся, что вчерашняя моя идея теперь не кажется тебе такой уж неудачной…

— Дору! — Валентина чувствовала, что еще секунда и все старания по макияжу пропадут даром.

— Хорошо, хорошо, — юный граф поймал ее за запястье, и Валентина почувствовала, как сердце сбавило свой бешеный ритм. — Может, даже неплохо немного подыграть папочке в послушании, а потом выдать ему новую порцию оплеух… Надо подумать над продолжением. Перестань уже дрожать, он к тебе не подойдет, пока ты моя невеста, так что не бойся. К тому же, нашего аскета давно на человеческую кровь не тянет. Да и ни на что его не тянет… — со вздохом добавил Дору. — Если бы он сумел разделить хоть одно мое увлечение, то моя тяга к жизни раздражала бы его куда меньше. Пошли же, оторвем его от книг.

— Так что у нас сегодня по плану? — попыталась улыбнуться Валентина. — Я выспалась, и могу разнести ваш замок к чертовой бабушке! И не к чертовой тоже…

Улыбки не вышло, потому что левое веко продолжало нервно дрожать.

— Для начала мы шокируем Александра Заполье твоим видом и потребуем у него шоколад, который вчера он перепрятал в третий шкаф библиотеки. Пойдем.

Только кресло подле пылающего камина оказалось пустым, и Дору долго стоял в гостиной в нерешительности, а потом, отправив невесту в библиотеку, поднялся в отцовский кабинет.

Александр просчитался и материализовался за полметра до стены башни, так что еле успел ухватиться рукой за оконный выступ. По человеческой привычке вампир перевел дух, подтянулся на руках, толкнул оконную раму и расположился на подоконнике отдыхать. В голове оставался сумбур. Был бы рядом сеньор Буэно, он бы сорвался на старике, даже метнул в него пресс-папье — старому ростовщику не привыкать со смехом относиться к разбушевавшейся клиентуре. А Александру действительно хотелось сейчас уложить замок в руины. И все из-за одной теплой щеки…

Дверь в кабинет открылась — без стука мог войти только сын и войти слишком быстро. Полы неподпоясанного халата свешивались на улицу, и Дору не оставил сей факт без внимания.

— Papa… Вы что, летали?

Граф изобразил на лице подобие удивления.

— В своем ли ты уме! В моем ли возрасте летать да еще зимой?.. Это твое молодое дело парить в ночи…

— Ах, да, — усмехнулся Дору. — Я забыл, что мне всего сто пятьдесят лет… Хотите орешки? — он порылся в кармане и извлек целую горсть. — Фундук, собственнозубно колол.

Граф схватил протянутые орехи и в миг отправил штук пять в рот. А когда на остром клыке хрустнул последний орешек, Александр с ужасом взглянул в довольное лицо сына — поймал, подлец! Но ореховому голоду после полета нетопырем невозможно сопротивляться, поэтому граф разжал кулаки и примирительно спросил:

— Зачем ты пришел?

— Papa, я не могу найти оставленный к чаю шоколад. Хотел спросить, может вы знаете, где он?

— Я четко сказал — никакого сладкого. Ну не кукся, пожалуйста, мой мальчик! Ты ведь понимаешь, во что превратится после… — граф выбирал подходящее слово,

— свадьбы… шоколад? Мы не можем позволить нашим инстинктам взять верх над разумом, если не хотим столкнуться с внешним миром. Человеческая кровь хороша как десерт. Но если каждый день питаться мясом хищников, озвереешь. И тогда твои дни сочтены. Твои дни, как человека… Бессмертного человека. А ты ведь человек, — Александр подался к сыну. — Ты прекрасно играешь на фортепьяно и поешь. Твои записи слушает полмира. Ты человек, Дору. И должен жить человеком.

— А вы зверь, papá? Нет? Отчего тогда не выходите из своего логова? Чего мучиться? Закопайте себя сразу вверх ногами, чтобы никогда больше не проснуться. Или это просто суеверие?

Александр в упор смотрел на сына и молчал.

— Papa…

Но он не позволил сыну сказать больше ни слова:

— Это тебя не касается. Хотя нет, касается, — прорычал граф. — Я сделал все, чтобы в этом замке вы были в безопасности. И хочу, чтобы вы как можно реже покидали его охранительные стены. А вы не цените мою заботу о вас — ни ты, ни Эмиль. Вам скучно со мной, не надо отнекиваться. Я знаю это. Я старый и скучный, я не создан для нового времени. Поэтому я и хотел, чтобы вы нашли себе жен, с которыми вам будет не скучно здесь, в безопасности. И не надо! — граф предупреждающе поднял руку. — Не надо говорить мне, что за вампирами больше никто не охотится. Это не так, и мы все это прекрасно знаем. Я не хочу потерять тебя. Тогда я действительно покончу с собой. Ты — единственное, что держит меня в жизни.

— Единственное… — Дору тряхнул головой, решив, что вот он, момент истины. — А вы не думали найти пару для себя? Мне больше не пять лет, обо мне не надо заботиться. Так что вам не мешало бы наконец позаботиться о себе. На моей матери свет клином не сошелся. Ничто не вечно под луной. И уж точно не любовь женщины, которая вас никогда и не любила.

— Не смей!

Граф замахнулся и дал сыну пощечину раньше, чем подумал о том, что Дору все равно ничего не почувствует.

— Ну вот, — ответил тот, даже не пошатнувшись. — В вас осталось что-то от человека. И вы еще что-то способны делать в первый раз. Например, поднять на меня руку.

— Уйди, Дору! Уйди и закрой дверь! Оставь меня в покое… У тебя есть, кем заняться…

— А у вас есть чем сегодня заняться в своем гордом одиночестве?

— Да, я пойду в библиотеку…

И граф размашистым шагом, даже не подвязав халат, прошел мимо сына и хлопнул дверью, оставив его в кабинете одного. Дору тут же сел за стол и закрыл глаза, вызывая на связь Эмиля. И вот, бледная тень уже сидит на стуле напротив дубового стола.

— Мне кажется, у нас ничего не выйдет, — прозвучал в ушах Дору голос брата.

— А я верю, что лед тронулся. Мы хорошенько его встряхнули. Он уже начал раздражаться, а это хороший знак. Медведь просыпается. И вообще, он читает стихи о любви. Представляешь? — мысленно ответил Дору Эмилю. — В крайнем случае, он просто ее убьет. Неужели тебе ее жалко? Больше чем отца, который дал тебе все, о чем ты даже мечтать не мог, дорогой наш профессор?

— Мне жалко денег, которыми я закрыл ее кредит. За них мне еще платить проценты Мойзесу.

— О чем мы с тобой говорим, Эмиль? О пяти тысячах евро?

Тень рассмеялась, да так сильно, что у Дору дрогнули барабанные перепонки.

— О жизни человека, если ты забыл. Обещай, что сотрешь ей память и вернешь в мир людей, если она не станет твоей мачехой. Обещаешь, что не закопаешь ее мертвое тело на кладбище. Обещаешь?

Дору тряхнул головой.

— Ты смешной, Эмиль. Ты все еще такой человек… Человек… Я даже не успею глазом моргнуть, как она будет мертва. Кстати, — Дору с улыбкой откинулся на спинку отцовского кресла. — Они сейчас вдвоем в библиотеке. Я думал сначала послать туда отца спасать шоколад, но все сложилось как-то само собой и более удачно… Будто кто-то сверху нам помогает… Они впервые наедине, Эмиль. Впервые за столько лет Александр Заполье один на один с живой девушкой.