― Да пошел ты! Можешь валить куда хочешь! Хочешь, можешь трахнуть всех своих бывших шлюх, мне будет плевать.

― Значит, та-ак, ― задумчиво почесал подбородок, обросший короткой щетиной, и ухмыльнулся. ― Тогда иди к Алексу, ― пискляво произнес его имя, ― и пусть он тебя затрахает до потери сознания. Видимо, поцелуя было мало.

Сама того не осознавая, по скрытой интуиции действую и даю хлесткую пощечину, глухо прерывающая наш позорный батл за лучший комический тет-а-тет. Веселее не назовешь. Руку обдает колюче-палящим осадком.

Он тянется рукой к щеке, на которой уже проявились следы от моих пальцев и красные отметины, разминая кожу и дергая челюстью.

― Я, Эрик Росс, не стала бы спать с кем попала! Если ты считаешь, что я похожа на продажную девку, то иди в задницу. ― Говорила ровным, слегка подрагивающим голосом, хотя в нем присутствовали отголоски моего безудержного гнева. ― Я ухожу! Ни капли здесь не останусь с тобой. Козел!

Хочу уже рвануть отсюда, куда глаза глядят, забыть весь этот кошмарный день и не видеть перед своими глазами лица идиота, считающий, что каждый должен плясать под его дудку, вот только рука, схватившая меня за локоть, притягивает плотно к рельефному телу любимого. Эрик подхватывает меня под бедрами, заставляя ногами зацепиться за его талию и увлажниться, стоило соприкоснуться промежностью сквозь плотную ткань брюк с бугром.

Все происходит в бешенном порядке: губы сами собой сплетаются в палящем зное, откладывая на дальнюю полку, да вообще выбросив в окно, только что разыгравшуюся драму между нами, и окутать себя каким-то ненормальным азартом. Зубы скрепят от столкновений, губы припухли от частых прикусываний, где-то уже начало кровоточить, так как мы умалишенные вгрызаемся друг в друга. Вкус металла из-за крови не вызывает разлад, а наоборот побуждает напиться кровью.

Не знаю как, мы добираемся до спальни Росса. Для меня оно схоже с туманом. Поднимаясь по лестнице, пришлось несколько раз споткнуться, посмеяться и снова приникнуть друг к другу. Через голову любимый стягивает платье Грейс, чуть не порвав его, остаюсь в одном нижнем белье. Во взгляде Росса колышется озорной блеск, зрачки расширяются от увиденного черного кружевного белья, который мне посоветовали надеть девочки. Приподнимаю уголок рта в хитрой улыбке. Он наклоняет голову. Шумно выдыхаю, стоит его губам коснуться самой уязвимой точки на шее за мочкой уха.

Грубые пальцы находят, слава богу, в этом сумбуре застежку от бюстгальтера и помогают стянуть с плеч его, откидывая в неизвестное направление.

Руки Эрика касаются грудей, соски которых уже так сильно жаждали незабываемых тиск, что молния ударяется в самое сердце; выгибаюсь в спине, как только он сжимает между большим и указательным пальцами сосок, играется с ним, перекатывает и оттягивает, посылая заряд в пекло разрастающего вулкана.

― Прости меня, ― шепчет он около моих губ, глядя прямо в глаза. Все былые обиды и злобы развеиваются, уступая место чему-то фантастическому и новому. Такому порой странному, но приятному. ― Я идиот.

― Крупный идиот, ― соглашаюсь с ним и выдыхаю, сплетая наши дыхания. ― И ты меня прости. Не следовало мне этого делать…

― Зато следует сделать совсем другое…

Стону в ответ, на этот раз от удвоенного воздействия на мои нежные рецепторы.

Он укладывает меня на кровать. Стягивает футболку, завораживая взглядом из-за перекатывающих мускулов под слоем кожи, откидывает назад, расстегивает ширинку, снимает штаны и нависает сверху. Без возражений целует в шею, в районе ключицы и впадину между ключиц, спускается к ложбинке грудей, порочно обводит поцелуями округлости, чередующиеся с укусами, облизывает каждый сосок и проводит линию между ребер, спускаясь ниже и ниже. Дыхание прерывается, тело немеет от предвкушения, а в ушах стоит звон от ударов сердца. Часто и сбивчиво.

Прерываю на полпути динамического исследования, руками обхватываю мужественное лицо, обрамляющее острой челюстью и живописным совершенством, притягиваю к себе, потом кистью руки толкаю, и в следующее мгновение усаживаюсь на него сверху. Он удивляется такому повороту событий, но позволяет делать все, что заблагорассудится.

Дерзко смотрю на него, водя плечами из стороны в сторону, касаюсь грудями его торса, отстраняюсь. Волосы каскадом спадают на его лицо, пока провокационно скольжу телом вперед и назад в паре сантиметров от его губ. Его дыхание такое зыбкое, вызывающее миллион мурашек по позвоночнику, перетекающие в эпицентр катастрофы.

― Ты сводишь меня с ума. ― Дует в районе шее, от чего я еще больше начинаю истекать соком.

― Знаю.

Смотрю проникновенно в его глаза и, не применяя усилия нахожу то, что он не может сказать в слух. Я сама многое распечатываю в себе через душу, которая в эту минуту принадлежит ему. Кажется, расположившись в такой позе, каждый из нас открылся по-новому, обнулив старые закалки и привычки, превознося совершенно другие безмолвные ответы. Это наша ссора не изменила привычного доверия, не кремировала нас, скорее укрепило то, что было на гране развала, ― понимание. Мы извиняемся от чистого сердца, раскрываем свои мотивы для того, чтобы подробно изучить каждого из нас.

И чем дольше течет вода, чем дольше минута перетекает в часы, тем крепче укрепляются наши любовные отношение. Мы полюбили друг друга слишком быстро, но какая разница? Для любви не существует границ и времени, для любви есть один момент, одна жизнь и одна возможность прожить эту жизнь с тем, без кого ты пропадешь.

Я помогаю стянуть с Эрика оставшуюся одежду, взамен он помогает скорее избавиться от моего промокшего белья. И приподнимается на локтях, заглядывает под другим углом своими черными, как бездна, глазами, окончательно добивая. Магма стягивает низ живота от желания ощутить в себе его член, его всего, без препятствий. Вожделение гуляет в бесноватом выражении парня, он, не стесняясь, изучает мое тело, а затем обнимает и долго, страстно и удушающее целует.

― Я задыхаюсь, Ханна, ― совсем тихо произносит он, подкрепляет свои слова действиями и головкой члена раздвигает мышцы влагалища.

Всхлипываю, принимаю его в себя, пока он растягивает момент долгожданного проникновения. Нанизывает миллиметр за миллиметром. Целует кротко каждый участок моего лица: губы, щеки, лоб, подбородок, уголок рта, ― принося еще больше непосредственные искры.

― Я буду всегда для тебя кислородом, чтобы ты смог дышать, ― запрокидываю голову, хватаюсь за его плечи и стону, наконец, ощутив его в себе.

― Я люблю тебя, Ханна Эллингтон. Нет никого дороже тебя, ты всегда будешь со мной…

― Всегда с тобой… Всегда вместе.

Всю ночь мы занимались любовью, насытиться которой было крайне невозможно. Ибо все, что мы не делали, все сводилось к нашей искренней экспансивности. И уснуть мы смогли не раньше четырех утра, когда город постепенно начинал оживать и вчерашний день запечатлелся в шкатулке самых незабываемых вещей в моей жизни.

Первый пункт из моего списка дел гласил именно так: рассказать всем про Лондонский колледж.

На следующей неделе настанет срок сдачи экзаменов, к которым я упорно готовилась все эти дни. После начинается практика, где я проведу последние свои две недели рядом с моими близкими людьми. По правде говоря, принять такое решение было крайне тяжело, учитывая материальное положение нашей семьи и некоторые уязвимые точки, не дающие мне сформулировать в своей голове все возможные варианты решения. Как выяснилось в последний мой визит в деканат, колледж предоставляет мне возможность пройти срез знаний, от которого очень сильно может зависеть мое дальнейшее расположение: на стипендии или же предстоит откуда-то взять деньги, поэтому в моих силах сделать все возможное, потратить время и пожертвовать своим здоровьем, чтобы достичь результата.

Ну, по крайне мере я надеялась именно так поступить.

Я уделяла много времени учебе, концентрировалась на важном, только Эрик считал наоборот. Доставал, щекотал, возбуждал, оставлял без дозы, издевался, шептал не пристойные слова, на занятиях все время писал, ― делал все, чтобы довести меня до помешательства на нем. Это раздражало и в то же время радовало, что он был со мной рядом.