– Кира? – мой уход волнует Хоффмана гораздо больше, чем присутствие собственного отца, но он – умный мальчик. Уверена, ему не потребуется много времени, чтобы прийти к правильным выводам.

– Не хотите составить нам компанию? – в его глазах – неприкрытая насмешка и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не повторить события того вечера, вместо этого твёрдым шагом удаляясь как можно дальше от обоих.

Это было пять лет назад, но запомнилось надолго. После того происшествия я сразу же отправилась к лифту, а пока спускалась – вызвала такси, и уехала домой, не став ничего говорить Кириллу. А когда он позвонил, не найдя меня на вечере, сослалась на плохое самочувствие, заодно получив нотацию о том, что нужно было сказать ему и мы бы сразу поехали домой.

Вот уж правда, как тесен мир! Так тесен, что тошнит!

Я открываю дверь машины, когда чувствую чужое присутствие за спиной.

– Кира, что произошло? – Хоффман приближается почти вплотную. – Чем тебя взбесил отец?

– Я не хочу и не буду об этом говорить, – я собираюсь сесть в салон, но он удерживает, заставляет сделать шаг и захлопывает дверь.

– Кира… – ему тяжело. Во взгляде – холодная ярость, в движениях – слишком много резкого и Хоффман сам понимает, что не может взять себя в руки. – У тебя с ним что-то было? – звук пощёчины разносится по всей парковке и на нас оглядываются редкие прохожие.

– Наглядный ответ, Хоффман?!

– Тогда почему ты ушла? Что я ещё мог подумать, хорошо зная его замашки?!

– Мне плевать, что ты думаешь! – я вырываю руку. – Так же, как и то, что думает твой отец и всё остальное семейство! Просто оставьте меня в покое!

В этот раз он не мешает мне сесть за руль и, взвизгнув шинами, я выезжаю на проспект.

Хватит!

Поцелуй с Хоффманом, обед с Хоффманом, отец Хоффмана. Что я, вообще, делаю со своей жизнью? Зачем мне всё это? Чтобы лет через десять испытать чувство дежавю, застукав бывшего одногруппника – настоящего мужа на очередной Меркуловой? Или чтобы оказаться невесткой человека, ничуть не изменившегося за прошедшие годы?

Александра Борисовна наверняка видит, что я опять не в себе, но молчит. И оставляет нас с Сашкой вдвоём. Ну как вдвоём… Мысли крутятся в голове, мешая, раздражая, планируя добить меня предположениями. Кажется, я что-то хотела?

Точно. Статья. О ней я вспоминаю только после того, как два часа медитирую на выключенный телевизор, пытаясь отыскать в нём хоть какие-то ответы. Ноутбук лежит рядом, только протяни руку, но я смотрю на него с тем же выражением, что и на телевизор. Хоффман звонил трижды, но я не хочу с ним разговаривать.

Обвинять его в грехах отца – форменный идиотизм, но теперь, каждый раз при взгляде на него, я буду переноситься в тот вечер и, если Хоффман не понимает этого сам, я силой доведу это до его сознания.

– Привет! – в этот раз, ради разнообразия, звонит Кирилл.

– Привет.

– Как ты? – он спокоен и, кажется, устал.

– Как всегда, – я не настроена на светские беседы и не возвращаю вопрос.

– Я хотел заехать завтра, часов в одиннадцать.

– Хорошо, мы будем дома.

– Тебе что-нибудь нужно? – после недолгого молчания в трубке.

– В каком смысле?

– Из дома, Кир, – с улыбкой в голосе поясняет Кирилл.

– Ничего не нужно.

Кстати, насчёт этого! На самом деле заехать на Комсомольскую как раз вполне себе мысль, а, значит, во вторник нужно будет предупредить Александру Борисовну, что я задержусь. Надеюсь, у Кирилла найдутся занятия поинтереснее, чем сидеть дома вечерами напролёт, но даже если нет, это вряд ли станет проблемой. Больше нет.

Я всё же включаю ноутбук. Хотя бы затем, чтобы поинтересоваться, что такое паническая атака и чем она мне грозит. Всё, что я об этом знаю умещается в одну сцену голливудского фильма, где самым нервным суют под нос бумажный пакет. Так, а вот и она.

Расстройство, беспричинный страх, вегетативные симптомы. Не то. Учащённый пульс, тремор, одышка, удушье, тошнота… Как вспомню – становится страшно! Более поганого чувства в жизни не испытывала. Нашла!

Наряду со спонтанными атаками, ситуационные приступы возникают в потенциально угрожающих ситуациях. Я откладываю ноутбук и вытягиваюсь на диване. И что в тот вечер оказалось спусковым крючком? Выяснение отношений с Меркуловой? Да плевала я на неё и её планы в отношении Кирилла!

Ещё большой вопрос что хуже – одна постоянная любовница или миллионы одноразовых! У кого-то доходит и до второй семьи, а в этом случае сохранить себя оказалось бы гораздо сложнее. Измены Кирилла ещё можно списать на кобелиную натуру, но вторую жену и, упаси Боже, ребёнка?.. Это точно было бы слишком даже для меня!

Тогда что? Сложно сказать, учитывая, что фокус воспоминания сдвинулся на незапланированное удушье, заметно расфокусировав всё происходящее до этого. Ожог? Тоже не то. Во время готовки я всегда превращаюсь в эпицентр стихийного бедствия и, то и дело, обожгусь, порежусь или ещё как-нибудь покалечусь.

Вадим?

А чем он может мне угрожать, особенно, если принять во внимание тот факт, что как раз он всё время спасает? Или я что-то упускаю? Что-то, что моё сознание принимает за угрозу. Это уже какая-то жесть из сериалов в жанре триллер! И хочется посмеяться, да почему-то не тянет.

Хоффман со своим отцом испоганили мне весь вечер! Я не могу назвать себя тургеневской девушкой, но этот эпизод оказался слишком выразительным. Таким, что хочется уютное плечо рядом и что бы кто-нибудь убедил меня в том, что я с ним справилась. И справлюсь ещё, если появится такая необходимость!

Агате, что ли, позвонить?

Ей я тоже ничего не говорила и, боюсь, если скажу сейчас, то реконструкция ПФР накроется медным тазом. Хотя, зная характер мадам Елагиной-Орбелиани, как бы не гробовой доской! Поэтому я завариваю себе чёрный чай с малиной, кутаюсь в памятный плед и включаю телевизор, оставив на экране какое-то юмористическое шоу. Юмора мне сейчас как раз не хватает!

Но выключаю телевизор через полчаса плоских шуток и закадрового смеха. Я одна. Непривычно впервые за очень долгое время осознавать себя наедине с самой собой. Переломный момент? Скорее всего. Он наступает именно сейчас, не в тот вечер в «Надежде», не тем утром, когда я первый раз приехала к Михаилу Германовичу, и не ночью, под демонстративно шутливые истории Вадима. Тишина и полумрак квартиры умиротворяют.

Чего я хочу? Писать. Это единственный вопрос, ответ на который лежит на поверхности, а, значит, с него и стоит начать. Тем более, что возможность сама плывёт в руки…

Очередное утро начинается с внутреннего стона. Ну, ничего, ещё года три-четыре и Сашка сможет сам умыться, поиграть и достать себе что-нибудь из холодильника. А пока время не пришло, мы идём заниматься всем этим вместе.

Мне в голову приходит идея заменить обеденный суп кексом по маминому рецепту и, только когда тесто оказывается готово, до меня доходит, что Кирилл может принять это на свой счёт. Да и ладно. Он может думать всё, что хочет, зато Сашка порадуется.

– Мама, идём иглать! – сын тянет меня за руку с кухни, когда я ставлю второй кекс в духовку.

– Идём.

И мы играем, а через час в дверь звонят.

– Уже одиннадцать? – на пороге Кирилл с огромным пакетом.

– Будешь считать минуты? – хмыкает он и проходит в квартиру.

– Папа! – Сашка вылетает из-за угла и попадает в крепкие объятия.

Хуже всего, что и я их всё ещё помню.

– Привет! Охранял маму?

– Да! – радостно кричит он Кириллу в ухо.

– Молодец! – он спускает Сашку на пол. – А за храбрость полагается награда, – и пакет переходит в руки сына.

– Подалок?!

– Точно, – я прохожу на кухню, пока они вместе несут гремящие игрушки в гостиную.

Монотонные действия успокаивают, потому что это странно и непривычно – видеть Кирилла и… просто видеть Кирилла.

– Ты не передумала? – вопрос, которого я ожидаю меньше всего.