Еще были его учениками Иероним ван Виссенакен[249], Стефан Кроненбург и Дирк ван дер Лан из Харлема[250]. Этот последний писал очень хорошие маленькие картинки и вначале учился вместе с Мартином ван Клеве.
Многих же других хороших мастеров, развеянных по Испании и другим местам, я предоставляю искусству и славе.
Лампсониус говорит Франсу следующее:
«Если бы, Флорис, ты сам себе прибавил столько же искусства, сколько ты был сильным живописцем по природе, и не любил более писать много, чем прилежно, и тебе не были бы неприятны медленность пилы и труд, я воскликнул бы: признайте его превосходство, живописцы всех стран, как рожденные нашими предками, так и нашими отцами».
И Лукас де Хере, весьма преданный ему ученик, также написал в честь его хвалебное стихотворение следующего содержания:
«Так как своим искусством ты заставляешь умалчивать об имени Апеллес, когда восхваляют какого-нибудь живописца, хотя это означало бы для него высшую похвалу, чтоб сравнить с тобою, то с кем же поэтому можно сравнивать тебя, если не с самим же тобою, ибо Флорис называется величайшим живописцем».
Примечания
Живописец, рисовальщик и гравер Франс Флорис (1519/20, Антверпен — 1570, там же) — представитель династии художников. Его дядя по отцовской линии был ваятелем, старший брат Корнелис — выдающимся скульптором и архитектором, два других брата, Якоб и Ян, также занимались художественным творчеством. Флорис учился в Льеже у Ламберта Ломбарда. В 1540 г. был принят в гильдию живописцев родного города. В 1541/42 г. отправился в Италию, где провел несколько лет, изучая антики и произведения Микеланджело, Рафаэля, Тинторетто, Джулио Романо и др. По возвращении в Антверпен Флорис создавал произведения на религиозные, мифологические и аллегорические сюжеты, весьма эклектично используя уроки итальянской живописи, и быстро добился успеха. В конце 1547 г. он организовал мастерскую, в которой обучалось множество учеников и которая выполняла многочисленные заказы, поступавшие к художнику. В 1549 г. он участвовал в оформлении Антверпена для торжественной встречи Карла V и принца Филиппа. Произведения, составляющие весьма обширное наследие Флориса, качественно не равноценны: многие из них, возможно, выполнены по эскизам художника его помощниками и в живописном отношении уступают лучшим работам мастера. Помимо ряда работ, упомянутых К. ван Мандером, до нас дошли «Триптих св. Маргариты» (1543, Рим, частное собрание); «Суд Соломона» (1547), «Праздник богов» (1550), «Поклонение пастухов» (1567–1568, все — Антверпен, Королевский музей изящных искусств); триптих «Распятие» (1554, Арнштадт, Оберкирхе); триптих «Крещение Христа» (Лео, церковь Св. Леонарда); «Адам и Ева» (1560), «Сусанна и старцы» (оба — Флоренция, Галерея Питги); «Каин и Авель» (Копенгаген, Государственный художественный музей); «Лот с дочерьми», «Поклонение пастухов» (оба — Дрезден, Картинная галерея старых мастеров); «Поклонение пастухов» (Прага, Национальная галерея); «Самоубийство Лукреции» (Роттердам, Музей Бойманс-ван Бейнинген); «Страшный суд» (Вена, Художественноисторический музей); «Суд Париса», «Лот с дочерьми», «Милосердие», «Св. семейство», «Этюд женской головы» (все — Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж); «Кузница Вулкана» (Берлин, Государственные собрания); «Венера и Амур» (Париж, Лувр); «Марс и Венера» (Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха); «Аллегория риторики» (Мюнхен, Старая пинакотека); многочисленные изображения Св. семейства (Антверпен, церковь Св. Иакова; Дуэ, Музей изящных искусств; Мюнхен, Старая пинакотека; Брюссель, Королевский музей изящных искусств, и др.), а также ряд портретов, в частности парные «Портрет мужчины с соколом» (Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха) и «Портрет пожилой дамы с собакой» (Кан, Музей изящных искусств).
Жизнеописание Питера Артсена (Pieter Aertsen), превосходного живописца из Амстердама
Непостижимо и странно, как иногда природа тайно, без ведома или даже против воли родителей, развивает в молодых людях любовь и склонность к такому искусству или занятию, которое приносит им потом большую пользу; так было и с Питером Артсеном, превосходным амстердамским живописцем, прозванным за его высокий рост Питером Длинным. Впоследствии, когда слава о его достоинствах распространилась уже далеко, его и итальянцы называли Pietro Lungo, что также значит Питер Длинный; и это слово — Lungo — очень даже подошло бы его роду как прозвище.
Он родился в Амстердаме в 1519 году[251]. Родители его происходили из Пумерланда и жили в Амстердаме. Отцу хотелось, чтобы сын занимался его ремеслом и был чулочником, а мать желала, чтобы сын следовал своему страстному влечению к искусству, и говорила: «Пусть я должна буду зарабатывать деньги своей пряжей, а все-таки я дам ему возможность учиться живописи». Итак, Питера отдали в учение к Аларту Классену[252], одному из лучших амстердамских живописцев того времени, несколько портретов которого и теперь еще находятся в помещениях стрелковых обществ этого города.
Питер с самого же начала усвоил себе твердую и правильную манеру живописи и все схватывал на лету, так что благодаря своему искусству достиг большой славы.
Когда ему было около семнадцати или восемнадцати лет от роду, он, запасшись письменной рекомендацией амстердамского бургомистра, отправился в знаменитый в ту пору замок Буссю в Геннегау, чтобы посмотреть собранные там прекрасные картины различных мастеров. Оттуда он поехал в Антверпен, где и поселился у одного валлонца по имени Ян Мандейн. Однако я думаю, что живописцев с этим именем было двое, а именно — был еще другой, родом из Харлема, искусно писавший очень красивые, странные картины во вкусе Иеронима Босха и получивший пожизненную пенсию от города Антверпена.
Питер потом женился в Антверпене и в 1533 году вступил в гильдию живописцев. Он стал писать с натуры кухни со всякого рода посудой и припасами и находил для каждого предмета такие верные краски, что все они казались как бы настоящими. Благодаря тому что он много этим занимался, он в умении подбирать цвета красок сделался самым искусным мастером, каковые когда-либо существовали, и эта приобретенная им способность навсегда осталась в его семействе. Он был человеком, мало придававшим себе значение, и к тому же имел очень простой и мужиковатый вид, так что никто и подумать не мог бы, что это был великий художник, если б об этом не говорили самым красноречивым образом его произведения.
На одной из своих картин, представлявшей интерьер кухни и купленной потом Раувартом из Амстердама, он поместил написанного с натуры своего второго сына, Арта Питерса, тогда еще маленького мальчика, который жив и теперь еще. В этой кухне среди других предметов виднелась бычья голова со снятой кожей, как это бывает в лавках у мясников. Это произведение, когда его увидели в Амстердаме, послужило поводом к тому, что он получил заказ на картину для главного алтаря Старой церкви, или, иначе, церкви Богоматери, в Амстердаме. Когда Питер прибыл в то место, где городские советники должны были вести с ним переговоры, и сел у очага, то его спросили: «А где мастер Питер?», не подозревая, что перед ними был он сам. Между прочим, его спрашивал бургомистр Йос Бюйк, прекрасный человек, тот самый, кто от имени города приводил испанского короля Филиппа к присяге на верность конституции страны, и, узнав из расспросов, что он был именно тем живописцем, которого ждали, и сыном чулочника Арта Питерса, сказал: «Если ты такой же искусный живописец, каким искусным чулочником был твой отец, ты должен быть великим художником, ибо со смертью твоего отца я не могу найти никого, кто бы мог угодить мне так, как он».
