С 1583 по 1603 год, то есть двадцать лет, Карел ван Мандер жил в Харлеме, а затем переселился в замок Севенбергхен, находившийся между Харлемом и Алкмаром, где он кроме многих картин написал большую часть своей «Книги живописцев». В этом замке он устроил однажды большой праздник, на который были приглашены некоторые из его близких друзей-вельмож, а также и много любителей искусств. В честь гостей он сочинил пьесу, которая была исполнена его учениками на сцене, устроенной внутри замка. Вход и ворота были украшены гирляндами и венками из листьев, в которые были вплетены палитры, кисти, рашкули и другие принадлежности живописи. Кроме того, было много украшений в виде итальянских антиков, разных орудий стрельбы и т. п. Праздник удался как нельзя лучше, и гости были в восхищении, особенно те, которые не бывали за границей, так как увидали здесь многое такое, чего нет в Нидерландах. Наконец, в июне 1604 года Карел ван Мандер покинул Севенбергхен и переселился в Амстердам, где, покончив с литературными работами, прилежно занялся живописью.

У него было много учеников, из которых некоторые сделались очень хорошими мастерами, а именно: Якоб Мосхер, Якоб Мартенс[11], Корнелис Энгелсен, Франс Халс[12] — портретист из Харлема, Эверт Крине из Гааги[13], Хендрик Геритс из Ост-Индии[14], Франсуа Венан[15] и многие другие.

Умер Карел ван Мандер 11 сентября 1606 года.

Моим любезным друзьям, достоуважаемым господам Яну, сыну Матиса, Бану[16] и Корнелису, сыну Геррита, Власману[17], состоящим между собою в двойном свойстве, любителям искусства живописи в Харлеме.

Известное изречение, которое знаменитый поэт Вергилий вкладывает в уста влюбленного Коридона, что всякого увлекает своя страсть, оправдывается ежедневно и так явно, что нет и надобности искать этому многих доказательств, ибо мы видим, что желания и склонности влекут и манят любого человека, помимо необходимых дел, туда, где что-нибудь есть приятное, особенно такое, что соответствует его уму и его характеру. Кто обладает умом возвышенным и тонким, тот находит удовольствие и прелесть в вещах прекрасных или замечательных, превосходящих как бы самое природу, особенно в выдающихся произведениях искусства, которыми он любуется с восхищением и наслаждением и, познав их достоинства, поскольку они отвечают его душевному складу, начинает чтить и любить их.

Это, мои достоуважаемые господа и любезные друзья, служит, как я думаю, истинной причиной того, что вы, объединенные сродством ваших умов и вкусов, связаны между собою узами свойства, женившись на сестрах друг друга, и равным образом так сильно увлечены совершенствами и возвышенными красотами искусства живописи, что собираете чудные и великолепные произведения искусных мастеров, которые вы с лаской и любезностью охотно показываете знатным особам, иностранцам и другим любителям искусств, предлагая им, сверх того, самым предупредительным образом и произведения вашего искусства, являющегося подражанием Вакху или самому Богу; ибо почтенные предки Ваших милостей уже с давних пор занимались тем полезным искусством, которое было изобретено доблестным героем и первым пивоваром Вакхом, или Дионисом, и нашло распространение среди тех народов, страны которых были непригодны для разведения винограда. И как царь Египта, подобно Вакху, создавал гражданские законы и учил народ торговле, так и родители Ваших милостей, будучи один бургомистром, а другой шеффеном знаменитого города Харлема, вели свою торговлю на собственных кораблях.

Сверх того, Вы, Ваша милость, господин Ян Матис, не только друг нашего искусства, но и искуснейший золотых и серебряных дел мастер, долго живший в славном Риме, посетивший Неаполь и другие города Италии, и к тому же еще верный и веселый товарищ по путешествию нашего Голциуса.

Итак, у меня было достаточно поводов посвятить мое «Жизнеописание знаменитых нидерландских живописцев» вам обоим, достойным дара во много тысяч раз большего, чем этот. Поэтому я от всей души прошу, Ваши милости, отнестись к моему подношению, служащему доказательством моего сердечного расположения, с благосклонностью и принять его с благодарностью. Я молю всевышнего о даровании Вашим милостям всего благого, доброго и полезного.

В Амстердаме, 28 июля 1604 года

До некоторой степени можно надеяться, что и в будущие века люди не слишком скоро забудут о заслугах знаменитых живописцев. Но все-таки несомненно, что имена, подробности жизни и произведения славных мастеров нашего искусства прочнее и надежнее, а также полнее и вернее запечатлятся в памяти наших потомков, если они благодаря добросовестному описанию всегда будут живо стоять перед их глазами и тем самым избегнут того, чтобы стремительно бегущее время своим заступом, именуемым годы, сбросило их и погребло в могиле забвения. Все же я уверен, кое-кто или даже многие удивятся, что выходит в свет такая книга и что столько труда и внимания потрачено на предмет, который, быть может, иной считает ничтожным и недостойным, думая, что только люди, прославившиеся военными подвигами, заслуживают своими высокими деяниями пера историков; что Марий, Сулла, Катилина и другие подобные им истребители человеческого рода более достойны сохраняться в памяти потомства, нежели наши благородные и превосходные таланты, служащие украшением мира и древних, и новых времен. Однако едва ли кто мог бы склонить меня к иному мнению.

Есть много других, готовых посвятить свои познания и труд описанию трагедий нашей залитой кровью нидерландской сцены; но я совсем не гожусь для этого, во-первых, по недостатку опыта в таких делах, а затем из-за опасностей и тревог, которыми угрожают смуты и раздоры, подстерегающие человека со всех сторон. Кроме того, если бы я отважился на такой труд, то Цинтий[18] вполне заслуженно надрал бы мне уши, сказав: «Не твое дело писать книги о героях и рассказывать о войнах и страшном грохоте пушек; лучше повествуй об ударах кисти и описывай картины». Поэтому я предпочел взяться за «Книгу о живописцах» и надеюсь, что не встречу неодобрения за то, что посвятил ей мой добровольный труд.

Я помню, что некогда мой учитель Лукас де Хере из Гента начал излагать этот предмет — жизнь знаменитых живописцев — в стихах; но работа его затерялась, и нет никакой надежды, чтобы она снова появилась на свет; иначе она оказала бы мне большую помощь во многом, теперь же мне приходится прилагать огромные усилия, чтобы найти хоть какие-либо сведения.

Правда, об итальянских живописцах я много сведений почерпнул из сочинений Вазари[19], очень подробно рассказывающего о своих соотечественниках. В его работе ему хорошо помогло имя светлейшего герцога Флоренции, опираясь на могущество и влияние которого он смог сделать весьма много.

Что касается наших знаменитых нидерландских живописцев, то я, насколько возможно, собрал все жизнеописания вместе и расположил их одно за другим в последовательном по времени порядке.

Однако помощь, оказанная мне при этом, только в самой незначительной степени соответствовала моему сильному рвению и горячему желанию. Очень у немногих мое предприятие нашло понимание, и почти никто не захотел разделить мою радость, приняв действительное участие, так как большинство заботится о других предметах, более пригодных для пополнения их кладовых провизией.