Вследствие этого я не мог иной раз установить таких существенных сведений, как время и место рождения или смерти, и подобных, в которых, по моему мнению, заключается многое, что придаст такому повествованию, как жизнеописание, некую достоверность.

Нередко было трудно или даже невозможно добыть такого рода справки по той причине, что люди, которых спрашивали о времени рождения или смерти их собственного отца, зачастую сами об этом не знали, так как они эти события не записали.

Если все пойдет так же, то я поступлю, как Варрон или Плиний[20], и скажу: этот жил в таком-то году, или произведения его появлялись в такое-то время или в царствование такого-то императора, герцога или графа, подобно тому как названные древние писатели указывали только, в какую Олимпиаду жил известный художник или появлялись его произведения. Все-таки в том, что я стремился восполнять все такие пробелы, будут видны и мое усердие, и моя добросовестность.

Свое повествование я начну с двух знаменитых братьев из Маасейка, Губерта и Яна, которые в достодавние времена нашего искусства уже проявили удивительные художественные дарования в замечательно красивом способе употребления красок и равно в искусном рисунке, так что приходится удивляться, как они могли достигнуть в столь давнее время такого совершенства и блеска, ибо я не знаю, чтобы когда-либо в Верхней или Нижней Германии не только что-нибудь знали, а уж тем более упоминали о более ранних живописцах. Я буду далее стараться насколько возможно подробно рассказывать о благородных ревнителях и талантах, усовершенствовавших наше искусство вплоть до нашего времени. И если случится, что я кого-либо пропущу, то пусть никто не помянет меня злым словом, полагая, будто это сделана с намерением или по недоброжелательству, но пусть верит, что виной тому была моя недостаточная осведомленность. Ибо я не хотел обидеть ни того, чье тело давным-давно рассыпалось в прах, ни того, кто еще живет, творит и удивляет мир дарованиями, ниспосланными ему Всемогущим. Наконец, никто не должен упрекать меня за то, что я пишу о мастерах, живущих и поныне, ибо о них я могу говорить более подробно, обстоятельно и правдиво, чем о мастерах, живших много лет назад и почти уже забытых и о которых я очень желал бы иметь более полные сведения. Но то же самое довольно часто делали и другие, более знаменитые писатели, как, например, Вазари, который в своем сочинении рассказывал своим соотечественникам о Микеланджело и многих других еще при их жизни и прославлял их имена соответственно их достоинствам. Поэтому покорно прошу не бранить меня за это, а воздать благодарность. В добрый путь.

Многим достойным и блиставшим умом людям, отличавшимся высокими добродетелями и ученостью, мы обязаны тем, что в наших прекрасных и милых Нидерландах никогда, с самых древних времен, не было недостатка в блеске и славе. Помимо воинских лавров, которые наше древнее дворянство отважно искало и приобретало во всех странах, помимо также той высокой чести, что из нашего благоухающего сада во всем блеске воспарил феникс учености Дезидерий Эразм Роттердамский, бывший для прошлого века отцом благородного языка Лациума[21], благое небо при милостивом содействии природы даровало нам наивысшую славу в живописи. Ибо чего при всех стараниях не было дано осуществить ни одаренным грекам, ни римлянам, ни другим народам, то осуществил знаменитый нидерландец из Камптона[22], Ян ван Эйк, родившийся в Маасейке, на прекрасной реке Маас, которая может теперь оспаривать пальму первенства у Арно, По и гордого Тибра, так как на ее берегу взошло такое светило, что даже любящая искусство Италия, пораженная его блеском, принуждена была послать свою живопись во Фландрию, дабы она там была вскормлена молоком и другой матери.

Ян ван Эйк с самого детства выказывал необыкновенно живой и восприимчивый ум, и так как при этом он обнаружил способности к рисованию, то сделался учеником своего брата Губерта, бывшего на много лет его старше. Губерт был очень искусным живописцем, но у кого он учился, неизвестно. Остается предположить, что в столь давнее время там, в этом пустынном и бесплодном уголке, немного было живописцев и, во всяком случае, ни одного хорошего произведения, которое могло бы служить ему образцом, ибо, как можно заключить, Губерт родился около 1366 года, а Ян много позднее.

Мы не знаем, был их отец живописцем или нет, но, по-видимому, вся их семья была щедро одарена гением живописи, так как их сестра Маргарита ван Эйк[23] также известна тем, что с большим искусством владела кистью и, как изобретательная Минерва, сторонясь Луцины и Гименея, оставалась до конца жизни верной своему девичеству.

Нет сомнения, что искусство живописи, то есть умение писать белковыми и клеевыми красками[24], пришло в наши Нидерланды из Италии, где этот способ впервые был испробован во Флоренции в 1250 году, как я об этом рассказал в жизнеописании Джованни Чимабуэ[25]. Братья Ян и Губерт ван Эйки много выполнили работ белковыми и клеевыми красками потому, что никакого другого способа в то время еще не было известно, если не считать фресковой живописи, довольно обычной в Италии.

В городе Брюгге, во Фландрии, превосходившем все остальные города Нидерландов обширностью своей торговли, которую вели там различные народы, в старину царило изобилие и богатство; а так как искусство всегда охотно ютится около богатства в надежде на щедрое вознаграждение, то Ян и избрал своим местожительством названный город, где было множество купцов всякого рода. Здесь он написал много картин на дереве белковыми и клеевыми красками и своим необыкновенным искусством приобрел большую славу во многих странах, куда попадали его произведения.

Ян, как некоторые думают, был также человеком глубоко ученым и очень изобретательным в делах, касавшихся его искусства. Желая исследовать различные сорта красок, он ради этой цели занялся алхимией и сухой перегонкой. Эти занятия навели его на мысль покрывать белковые и клеевые краски содержавшим различные масла лаком особого сорта, который придавал всем его картинам красивый и блестящий вид, всем очень нравившийся.

В Италии многие пытались проникнуть в тайну этого способа; но все их попытки были напрасны, так как они не могли напасть на истинный путь.

Однажды Ян написал на доске картину, на которую по своей привычке исполнять все работы очень тщательно и тонко он потратил много труда и времени, а когда наконец она была готова, покрыл ее, как он всегда теперь это делал, лаком и выставил для просушки на солнце. Но потому ли, что доска нехорошо была сколочена и склеена, или потому, что слишком силен был солнечный жар, только она треснула и разошлась по стыку. Ян был сильно раздосадован, что его работу испортило солнце, и решил, что в будущем он не допустит повторения подобного несчастного случая, происходившего от воздействия солнца.

Так как покрытие белковых красок лаком оказалось неудачным, то он решил провести изыскания с целью составить такой лак, который бы мог сохнуть и в помещении, без солнца. Произведя ряд точных исследований с различными маслами и другими природными веществами, он увидел, что льняное и ореховое масла сохнут скорее всех других Примешав тогда к маслу еще некоторые другие вещества, он всю эту смесь вскипятил и получил самый лучший лак, какой только мог быть на свете. Но поскольку такие трудолюбивые и способные люди никогда не останавливаются в своих исследованиях, а идут дальше, стремясь к совершенству, он после многих опытов открыл, что краски легко смешиваются с маслом и, высохнув, становятся совсем твердыми, а затвердевши, хорошо переносят воду; что, сверх того, масло делает краски живее и придает им блеск и без покрытия лаком. Но еще более удивило и обрадовало его то, что краски, смешанные с маслом, ложились и обрабатывались лучше, чем смешанные с белком или жидким клеем, и, кроме того, при работе кистью не получалось полос.