Я закатил глаза и, не говоря ни слова, пошел прочь. Хотят оставаться — пускай остаются. Но не успел я сделать и нескольких шагов, как мой взгляд наткнулся на холодный, испытующий взгляд Эля.

— Что еще? — отведя глаза в сторону, недовольно буркнул я.

Он словно видел меня насквозь.

— Мы не можем их бросить. Это не по закону чести, — спокойно проговорил мой побратим.

— Эль… — я постарался говорить как можно спокойнее. Не хватало еще поссориться и с побратимом. — Ты забыл, мы теперь — хиттокири, а в их кодексе такого пункта нет!..

Но Эль отрицательно качнул головой.

— Зато он есть в кодексе эльфов, — побратим немного помолчал. Смягчив голос, он негромко произнес: — Эрик, ты позвал нас в долгое, опасное путешествие… путешествие, которое может стоить кому-то из нас жизни. Ты — наш командир, а мы — твои воины, и ты должен поступать как настоящий командир, а не как хиттокири-одиночка! Или убеди девушек идти дальше — или мы останемся с ними и поможем этому человеческому старику.

Спорить с эльфом — занятие бесполезное, а уж с моим побратимом так и вовсе заранее обреченное на провал. Не говоря уже о том, что Эль словно бы сговорился с моей собственной совестью, а противиться им обоим я был не в силах.

Поэтому я застонал и медленно, с картинной неохотой развернулся назад, заметив краем глаза скользнувшую по губам Эля ехидную улыбку. Желая сохранить остатки достоинства, я сделал вид, что не заметил ее.

— Давай, рассказывай уже, что там у тебя стряслось. Во всех подробностях и не упусти то, чем ты собираешься нам заплатить, — вернувшись к троице, хмуро бросил старику я.

— О, почтенные господа! — закатив глаза и молитвенно сжав перед грудью руки, проворно залепетал Фрул. — Дочку у меня похитили, дочку!

— Это мы поняли. Сколько лет дочке? Как выглядит? Куда ушла, с кем, когда и почему? Подробности, дед, давай, подробности!

— Шестнадцать годков ей всего ли-и-ишь… — снова принялся стенать старик.

Мои брови удивленно поползли вверх, и я даже на всякий случай переспросил:

— Шестнадцать? А ты ничего не перепутал, дед? Может, это внучка твоя все-таки?

Но оборванец отрицательно помотал головой, заливаясь горючими слезами, обильно стекавшими по его морщинистому лицу.

— Ты, старый Фрул, вот что, давай-ка успокойся, и лучше толком объясни, что там у вас стряслось. Ну? Как мы дочку твою спасать будем, если ничего про нее не знаем?

Оборванец мелко-мелко затряс головой. Немного успокоившись, он вытер нос краем замызганной рубашки и начал говорить, перемежая свой рассказ частыми всхлипываниями:

— Приемная то дочка, не моя. Нашел я шестнадцать годков тому назад заморыша, ма-а-ахонького такого, — старик сложил ладони ковшиком, видимо, показывая насколько именно «махонького». — Домой принес… Думал вот, дочка будет… у меня-то трое сыновей! А она пропа-а-ала!… — снова завыл старик, а я раздраженно скрипнул зубами.

Нет, так мы от него точно ничего не добьемся. Проходившие мимо люди удивленно смотрели на нашу странную компанию. Кто-то неодобрительно качал головой при виде рыданий нищего, а, переведя взгляд на изгойку-Дидру, презрительно кривил губы, кто-то просто старательно делал вид, что ничего не замечает.

— Почтенный Фрул, — мягко вклинился в беседу Эль. Слегка оттеснив меня плечом в сторону, эльф склонился к старику и заглянул ему в глаза. Магия эльфийского взгляда коварна и непостижима, и сейчас она заставила старика успокоиться, перешагнуть через окутывавшую его душу пелену горя и внятно отвечать на вопросы моего побратима. — Скажите, когда именно пропала ваша дочь?

— Уж почти два дня как минуло!

— Вы пробовали ее искать?

— Да-а… Сынков посылал! Трое! Все ушили, все пропали!..

Эль озадаченно посмотрел на меня, но, получив в ответ такой же недоуменный взгляд, продолжил расспрашивать нищего:

— Куда она могла уйти?

— В Ска-а-альт к сестре моей пошла-а!

— Так с чего вы решили, что она пропала? Может быть, она сейчас у вашей сестры?

Но старик снова замотал головой, на это раз отрицательно.

— Нет! Нетуть ее у сестры! В пещеры, говорят, ушла! Ее в деревне обижали, вот она и решила там спрятаться и… и… и пропа-а-ала!

На этот раз бурный поток слез не сумел остановить даже настойчивый взгляд Эля.

— Ясно, — вздохнул я. — Звать-то как твою дочку?

— Ф… фридиою кличат!…

Фрида? Если учесть, что его самого звали Фрулом, этому можно было не удивляться.

— А выглядит-то как твоя Фрида? — снова переспросил я.

— Невысокая, буроватая, в сарафан в красный наряжена была, когда из дому-то уходила-а!..

— Буроватая?.. — удивленно переспросил я, изо всех сил пытаясь разобраться в сбивчивых слова дедули.

— Полугномка она, вот! — с каким-то надрывом выкрикнул старик.

Я не сдержался и едва слышно присвистнул. Ну, надо же! Откровенно говоря, мне трудно было представить дитя столь странного союза. Неужели кого-то могла привлечь одна из расы широких, меднокожих коротышек, со стороны выглядевших так, будто кто-то крепко приложил их по голове молотом, да так и оставили, позабыв выпрямить. Или Фрида была дитем насилия над человеческой женщиной. Вот мамаша ребенка-уродца и бросила. А старый Фрул пожалел, подобрал…

Я покосился на старика с заметно возросшим уважением, но тут у меня сами собой вырвались слова:

— Если у тебя и сестра, и сыновья есть, чего ж ты сам в лохмотьях ходишь? И нам чем платить собираешься?

Дидра окинула меня разочарованным взглядом и молча покачала головой. Но и без слов было понятно: ее уважение ко мне стремительно таяло. Ну что я могу поделать? Такие привычки въедаются в кровь и становятся неотъемлемой частью натуры, словно кость для тела: сломать можно, но болеть будет долго, а в итоге все равно срастется.

— Вон. Лошадьми заплачу! — старик указал дрожащей рукой на загон с лошадями.

— Ну да! — недоверчиво хмыкнул я. — Так тебе их хозяин и позволит!

— Мои они, — в который раз шмыгнув носом, хмуро ответил оборванец. — Я как дочку потерял, так в лохмотья эти и обрядился, и пред самим Всемогущим поклялся, что пока ее не найду, буду жить, как собака подзаборная! Не уберег дитя, не уберег!.. Горе мне горе и все беды вергилийские!

— Значит так, вот что, — решительно заговорил я. — У нас есть свои дела, но так уж выходит, что Скальт нам все равно по пути, потому мы тебе поможем и постараемся найти твою… дочку. Но в Варварос нам возвращаться незачем, поэтому лошадей мы возьмем сразу!

От такой наглости старик даже перестал всхлипывать.

— Как так: сразу? А не обманите?

Во мне вновь начал закипать гнев. С трудом подавив первую вспышку ярости, я процедил сквозь плотно стиснутые зубы:

— Можно подумать, старик, у тебя есть выбор! — как ни странно, но меня почему-то разозлила вдруг проявившаяся жадность старика Фрула. Вроде он переживал о судьбе дочери, но стоило только зайти речи о его мошне, как беспокойство тут же отступило на второй план. — Кроме нас тебе все равно больше никто не станет помогать!

В итоге после непродолжительного торга мы обзавелись четверкой крепких, крестьянских лошадок (причем Светлика умудрилась выпросить себе дамское седло) и направились к рынку, чтобы запастись едой и кое-какой одеждой — до Скальта, следующего большого поселения рядом с главным трактом, было около шести дней пути. Я посоветовал Дидре приобрести что-нибудь, что замаскировало бы ее изгойское происхождение. Наш отряд и без того привлекал к себе достаточно внимания, а я по собственному горькому опыту знал, что мало кто из простых жителей Лагарона любит изгоев.

Из-за глаз Дидре пришлось остановиться на человеческом облике. Краска из луковой шелухи оттенила ее волосы, превратив их из белоснежных в золотисто-рыжие, а после того как девушка накрасила губы, ее и вовсе стало нельзя отличить от человека.