Она нелепо приоткрыла рот, глядя на него во все глаза. Ассур выглядел максимум на тридцать с небольшим, а когда улыбался и вовсе казался мальчишкой.

Они говорили до поздней ночи. Мужчина дважды вставал подкидывать дров в жадную пасть камина, а возвращаясь неизменно тянул Айю к себе, умащивая ее голову на своей широкой и горячей груди, переплетал их пальцы. Целовал ужасные шрамы, жалел. Девушка млела, льнула к нему. Сама не заметила, как провалилась в сон. Теплый и уютный. Спокойный.

А потом потянулась череда серых и холодных, наполненных тревогой будней. Нирхасс все чаще пропадал в казармах. Куда-то уезжал из города с Амином и другими гвардейцами, порой на несколько долгих, мучительных для Айи дней. Страх по нему сводил несчастную с ума. Неизвестность пугала, давила своей необъятностью. Сутулила девичью спину.

И как-то одним искрящимся, первым за долгое время солнечным и спокойным днем, Айя узнала новости, что так старательно от нее скрывали…

Горе опутало ее, связало по рукам и ногам, не давая дышать и выбивая почву из-под ног. Она растерянно смотрела на осунувшуюся Тойру и не верила своим ушам. Не хотела верить. Отрицательно махала русоволосой головой, пятилась, как выброшенная на сушу рыба, хватала обескровленными губами холодный, северный воздух. Только и смогла выдавить из себя короткий вопрос:

— Как?

— Солдаты Гилиаса…

Почти бежала в конюшни, сползла там по стене на промерзший, земляной пол, сотрясаясь от рыданий. Не видела ничего за пеленой злых слез. Скулила, обнимала себя руками.

Он был первым ее другом в этом мире. Единственным ее поддержавшим. Безобидным и добрым. Настоящим. Простым, никому не желавшим зла стариком. Если бы не он, возможно, Айя уже давно бы сгинула, сломленная и никому ненужная. А теперь его не было…

Завыла еще громче, пугая, прядающих ушами лошадей.

Адама тоже не стало. Светлого, смешливого и простодушного паренька, что так мечтал стать одним из воинов Шаррихасса. Заставлявшего ее улыбаться вопреки всему, кружившему в танце среди цветочных гирлянд и огней. Отчаянно защищавшего простую служанку от похотливой, разошедшейся толпы. Смелого. Верящего в лучшее будущее, что оказалось к нему беспощадным.

Бородатый, рыжий конюх растерянно смотрел на женщину господина, что задыхалась от слез в его конюшне и не знал, что делать. Боялся подойти. А потому просто смотрел, став невольным, немым свидетелям чужой, всепоглощающей печали.

— Вам надо встать, госпожа, — наконец не выдержал он, протягивая Айе руку, — Вам нельзя на сырой земле. Застудитесь.

Девушка благодарно приняла помощь, кивнула. С трудом беря себя в руки. Часто-часто дышала, смотрела на лошадей. Почти взвизгнула, заметив в стойле рыжую в яблоках Малинку. Дернулась к ней, потянула засов, с трудом отодвигая тяжелую, деревянную дверь. Прильнула к широкой, горячей шее, зарылась дрожащими пальцами в шелковистую гриву. Кобыла недовольно дернула мордой, переступая длинными ногами.

— Тебе тоже плохо, да? — спрашивала Айя, проводя ладонью по гладким бокам. — Тоже не хватает его?

Шептала еще что-то, шмыгала носом. Все никак не могла совладать с собой.

— Можно я буду приходить к ней? — спросила у конюха не оборачиваясь.

— Конечно, госпожа, — ответил тот, переминаясь на месте. Мужчина не любил женских слез. Особенно таких, где был не в силах помочь.

Айя возвращалась к дому нетвердой походкой, разгоряченное и опухшее от слез лицо покалывало под холодными порывами ветра. Прошла по узким коридорам прямиком на кухню, молча принялась открывать все шкафчики, не обращая внимания на застывших в удивлении слуг. Тетушка Битси попыталась что-то сказать, но затихла под строгим взглядом Тойры. Девчонки ошарашенно хлопали глазами, перешептывались.

Выудив на свет, что искала, подхватила с расстеленного широкого рушника стопку, и откупорив бутылку, наполнила ее доверху. Громко опустила бутылку на стол. Уперлась ладонями о столешницу, перенеся на них вес. Громко задышала. И зажмурившись опрокинула в себя обжегший горло алкоголь. Передернула плечами и не говоря ни слова, быстрым шагом покинула кухню.

А в покоях, как была — в одежде и теплых ботинках, залезла под одеяло, укрылась почти с головой, вперив опустошенный взгляд в мощную дверь. Долго ее гипнотизировала, все еще периодически всхлипывая. Уснула.

Проснулась от легких, осторожных прикосновений к лицу. Нирхасс сидел на постели совсем рядом, целовал ее щеки. А за окном, пролегла среди деревьев зимняя, промозглая, северная ночь.

— Мне жаль, Айя, — тихо произнес господин, пригладив ее растрепавшиеся волосы. — Тебе нужно раздеться.

Помог бывшей служанке встать и выпутаться из одежды, стянул ботинки и снова уложил, примостившись рядом, накрывая их одеялом, кутая ее в надежных, горячих объятиях. От господина привычно пахло кедром. А еще дорогой и потом. Уверенностью. Айя вдыхая его запах успокаивалась, затихала, снова провалилась в тревожный сон.

Но несмотря на все переживания и скорби несчастной пленницы чужого мира, жизнь неумолимо шла вперед. Не останавливая свой ход ни на мгновение. Нирхасс опять подолгу где-то пропадал, решал какие-то важные государственные вопросы, не посвящая в них Айю. Оберегая тем самым от тревог, не осознавая видимо, что неизвестность и неопределенность страшили ее более всего. Но девушка его слушалась, доверяла, принимала все. И даже эту обидную скрытность. Просто понимала, что он такой. И другим вряд ли будет.

Она любила его таким, как он есть. Не стремясь изменить или давить своими, возможно даже и оправданными обидами. Просто была рядом. Ждала. Крепко обнимая, когда ассур уставший и разгневанный возвращался домой.

В то раннее утро, она проснулась оттого, что в их покои тихо, но настойчиво стучали. Нирхасс, накинув на плечи рубашку открыл дверь, ослепив девушку робким светом из коридора. Взволнованный гвардеец что-то быстро докладывал господину. Айя со сна плохо улавливала, выхватывая из быстрого монолога только отрывки фраз, про какого-то важного визитера.

Вернувшись к ней, ассур коротко оповестил, что ему требуется ненадолго отойти, и что он скоро вернется. Ей не о чем переживать.

— Спи, еще рано — поцеловал ее в лоб, и быстрой походкой скрылся за дверью.

Она ждала его в библиотеке, нервно меряя шагами маленькое помещение. Волосы отливали огнем в свете канделябров, глаза лихорадочно поблескивали, но лицо оставалось до прекрасного невозмутимым.

Принцесса вздрогнула, когда хозяин дома скрипнул половицами, проходя вперед и прикрывая за собой дверь. Он окинул ее недоуменным взглядом, совершенно не ожидая увидеть в застенках Хасарона. Отмечая, что Ширрин, как и прежде была верна себе, в любой ситуации выглядя безупречно.

Ассур обошел свою нежданную гостью, останавливаясь у камина и присаживаясь в высокое кресло. Женщина следила за ним неотрывно, жадно впитывая каждую деталь. С нескрываемым восхищением глядя на голый торс под незастегнутой рубашкой. На встрепанные со сна волосы и знакомые до боли черты, что теперь стали ей недоступными.

— Зачем ты здесь? — нарушил затянувшуюся тишину Нирхасс, переводя свой серый взгляд на огонь камина.

Принцесса невольно отшатнулась от его такого равнодушного и холодного тона, что даже не верилось. Но быстро взяла себя в руки, подойдя ближе. Так, чтобы стоять напротив и смотреть в невозмутимое, прекрасное лицо.

— Я здесь, чтобы образумить тебя, Нир! — резче, чем того хотела выпалила Ее Высочество.

— Образумить? — усмехнулся господин, устремив на нее свою серую сталь.

— Да, Нир! — твердо ответила Ширрин, игнорируя явную его насмешку. — Ты видимо повредился рассудком, мой гордый воин. Неужели она стоит всего этого сумасшествия? Отец не спустит этого твоего безрассудства. Он готов идти на вас войной! Войной, понимаешь?!