Биа вспыхнула то ли от злости, то ли от смущения.

И кого этот разбойник сейчас перед ними разыгрывает?

- Платья вы получили от Хельги, - повторил он, - но это от меня, - он встал, чтобы дотянуться до другого края столика, где устроилась Триш, и передать ей теплый шерстяной платок.

Второй такой же, предназначавшийся Бианке, он попытался самостоятельно опустить ей на плечи, но девушка дернулась и не позволила ему это сделать.

- Будет холодно, - сказал Гун ей строго.

- Я как-нибудь разберусь, - буркнула та, скорее, из вредности.

Гуннар качнул плечами, будто ему было все равно, но на его усталом лице отразилось большое недовольство.

«Да, делай вид, что тебе важно мое благополучие, так я и поверила!» - буркнула про себя Бианка, но тут же поймала себя на мысли: ему действительно может быть небезразлично. Она же залог в важной сделке, который нельзя потерять. Да и с больной пленницей в два раза больше мороки...

Хотя это ощутимо ударит по ней, Биа решила хорошенько простудиться, чтобы этот подлец побегал вокруг нее и поволновался за свой безупречный план.

Впрочем, после того как приготовления к отплытию закончились, и девушек вывели на причал, Бианка переменила свое мнение. Валяться беспомощно с лихорадкой, да еще и когда поблизости этот тип - сомнительное удовольствие. Как и морозиться сейчас под ветром северного моря.

Нужно найти способ согреться, только они выйдут на воду.

Когда лодка была готова отчалить, и Бианка с Триш стояли на палубе, они в последний раз оглянули округу. Удивительный город в самоцветной скале. Место из сказки. И живет в нем настоящая злобная ведьма.

Биа рада была уехать отсюда, но из головы не вылезала мысль: если муж не расплатится по долгам, их следующая остановка станет последней для нее и Триш.

Хельга не вышла провожать гостей. Покидая крепость, Бианка, впрочем, заметила ее в окне главного холла. Хмурую, сердитую и злую. Она пересеклась взглядом с Бией, и ее лицо в ту же секунду искривилось в слепой ярости. И откуда только взялись такие сильные чувства? Такая всепоглощающая ненависть?

Бианка никогда не видела, чтобы кто-то так на нее смотрел. Никогда не думала, что в принципе способна вызвать в ком-то столько гнева. И искренне надеялась, что больше не увидит и не вызовет.

Лодка отчалила и вышла в море. Команда явно была недовольна таким скорым отплывом. Никто толком не успел отдохнуть, что уж говорить о ремонте корабля. Но и спорить с Гуннаром моряки не спешили.

В отличие от Бианки, они знали: их командир редко бывает не прав.

Но ей уже выпало удовольствие убедиться в этом: хотя над кораблем возвышалось яркое солнце, от холодного ветра девушка промерзла до костей.

Она пыталась согреть себя прыжками, когда две тяжелые ладони вдруг опустились ей на плечи и пригвоздили к палубе.

- Замерзла, пиголица, или дрожишь от страха? - Гуннар резко потянул ее назад, и девушка невольно прислонилась к его крепкой горячей груди.

Мурашки пробежали по спине, и она поспешно отстранилась.

- Ни то, ни другое. И какое тебе дело? Ты называешь меня залогом, твоя подружка обрядила меня рабыней, и Бог весть, как еще унизят меня в крепости твоего отца.

Ее слова не понравились Гуннару, но он понимал, что сам виноват. Стиснув губы, чтобы смолчать, и опустив глаза, чтобы не видеть ее негодующий взгляд, он развернул теплый платок, который предлагал ей еще утром и крепко укутал им девушку.

На сей раз Бианка не сопротивлялась, не обругала его, но и не поблагодарила. Замес этого, отвернулась снова к горизонту, замерла и притихла.

- В крепости моего отца ты не будешь ни залогом, ни рабыней. Я могу тебе это пообещать.

- Ты можешь пообещать мне что угодно, - парировала Бианка, - но меня волнуют твои действия, а не слова.

Он тяжело вздохнул и притих. Кажется, он довел эту девушку до той степени недоверия и недружелюбия, из которой уже не выберешься. Что бы он ей ни сказал, и даже что бы он ей ни сделал - она продолжит считать его подлецом и разбойником.

И возможно... Возможно, она не так уж и неправа.

- Послушай... Бианка, - от ее имени во рту стало остро-сладко, и это показалось Гуннару странным, - там, куда мы едем, самым важным словом является слово моего отца. И он не назовет тебя рабыней, ведь давно отверг идею рабства, и не отнесется к тебе, как к залогу в сделке, ведь не заключал ни с кем никаких сделок. Он отнесется к тебе, как к благородной девушке, которая попала в беду по вине его сына. Так что если кому-то из нас и следует беспокоиться - то мне. Потому что я несусь на полном парусе навстречу отцовскому подзатыльнику.

Бианка была рада, что он стоит за ее спиной и не видит легкую улыбку на ее лице. Образ Гуннара, получающего подзатыльник, очень уж ей понравился.

Но развешивать уши, как Триш, она не собиралась и быстро вернулась к привычной подозрительности:

- И я должна поверить на слово, что яблоко упало от яблони очень далеко, и твой отец - порядочный человек?

- Ты не знаешь моего отца. Так что тут одно из двух. Либо он порядочный человек, либо нет. Пятьдесят на пятьдесят. Это не такая уж плохая статистика. Особенно если вспомнить, что я сто процентный мерзавец, - в глубине души Гун надеялся, что она скажет: «Нет. Это не так».

Но Бианка разрушила робкие мечты:

- Пожалуй, это так. Пожалуй... У меня нет другого выхода, кроме как понадеяться.

Она вздрогнула от мысли: «Для чего вообще Гуннар затеял этот разговор? Чего он добивается?».

- Тебе все еще холодно? Принести еще платок? - Гун истолковал это движение иначе.

- Нет. Нет... - ответила она и, задумавшись, невзначай проговорила, - спасибо.

Теперь уж Гуннар вздрогнул. Он не ослышался? Она действительно его отблагодарила? В голову полезла тысяча едких замечаний и саркастичных выпадов, но он сдержался и не произнес ни одно из них.

Он уже достаточно наговорил ей. И потому ответил лишь:

- Не за что.

Из мутного отражения в старом крохотном зеркальце на Эдварда смотрела вполне себе симпатичная девушка с, быть может, не таким тоненьким и прямым носиком, как у светских красавиц, но живым взглядом и обаятельной улыбкой.

А ее светлые гладки волосы! У-у-у. Чистая платина!

«Красиво. Но слишком примечательно», - подумал Блейн о ее волосах, и девушка из отражения легким быстрым движением сняла их с головы. На месте платинового парика теперь виднелись кучерявые волосы Эдварда.

Он усмехнулся и иронично качнул головой. С париком была милейшая особа, а без - какой-то клоун накрашенный.

Хотя Эдвард обращался с косметикой получше многих женщин, и умело подведенные глаза, припудренные щеки, очерченные брови, подкрашенные, но без излишеств, губы не имели ничего схожего с маскарадным гримом.

Но вся беда в том, что предназначался мастерский макияж Розалии Джонсон, его сегодняшнему амплуа, а никак не Эдварду Блейну.

Розалия Джонсон - кокетливая, в рамках приличия, девушка с прекрасным образованием и четкой жизненной целью пробиться в высший свет. Она была родной сестрой Роберта Джонсона, который познакомился с Найджелом Смитом, молодым, но уже подающим надежду художником, в кабаке сразу после его ссоры с Винсентом Майером.

Под именем Роберта Эдвард неплохо сдружился с Найджелом, но это знакомство довольно быстро потеряло актуальность. Вздорный юноша не так много знал о Майере и тем более - о похищении. По всей видимости, проклятый индюк уже предпринял все меры, чтобы скрыть пропажу жены, и Блейну необходимо было двигаться дальше.

И тут Найджел мог пригодиться в последний раз. Он легко входил в круг светских дам, ведь прекрасно набил руку в женских портретах, которые ухитрялись быть похожими и льстивыми одновременно.

И именно светских дам Блейн избрал оружием против Майера. Ведь нет никого более легковерного, чем они. И ни одно людское знание не распространяется с такой немыслимой скоростью, как их сплетни.