Он с отчаянием наблюдал, как матросы проверяют пушки и канонады, а офицеры громко спорят о тактике. В голове жужжала одна лишь мысль: неужели ему придется идти в бой? Боже! Да его прибьют первым же выстрелом!

- Чего дрожишь, милочка? Хочешь, чтобы я тебя согрел? - гавкнул ему лысый, пронося мимо ящик с горючими смесями.

Сейчас особенно сложно было не послать его куда подальше...

К кораблю подошла небольшая шлюпка, поднявшийся с нее молодой офицер, видно, с флагмана, на котором разместилось руководство операцией, коротко переговорил с капитаном, после чего морякам было объявлено: атака состоится завтра на рассвете.

«На рассвете», - мысленно повторил Блейн, наблюдая, как лодка с гонцами отходит от их шлюпа и двигается к следующему. На веслах там справлялся один человек. Эдвард перевел взор на видневшийся вдали форт Галлен. Интересно... Сможет ли он добраться до него на шлюпке? Ночью. Один. Пока никто не видит?

Что ж. Здесь есть лодка. Только чтобы спустить ее на воду, понадобится чужая помощь, либо... Можно просто сбросить ее, но тогда поднимется много шума.

Едва ли на корабле найдется союзник, готовый подсобить в побеге. Особенно если речь идет о побеге в стан пиратов, который вот-вот атакуют твои бывшие товарищи. Значит, остается второй вариант. Только вот как все провернуть?..

Обведя взглядом спокойную черную воду, далекий форт и посеревшее под вечер небо, Эдвард начал выстраивать план и вскоре пришел к выводу: все получится, если правильно разыграть карты.

А карты у него были. Крапленые. В потайном кармане камзола.

И он достал их, когда небо застелила ночь, а капитан с квартирмейстером разошлись по каютам. Матросы с неожиданным одобрением отнеслись к идее перекинуться в партейку, но, с другой стороны, к чему цепляться за деньги, когда вся твоя работа состоит в рисках и заискиваниях со смертью?

Главное, что к игре присоединился Хорь - кривой и несуразный матрос с подбитым глазом. Единственная ценность Хоря, по крайней мере, для Эдварда заключалась в том, что ему задолжал Джером. Ценность мелкого и сутулого Джерома же - в его вахте. Сегодня ночью он сторожил продовольственные запасы и самую важную, ключевую в плане Блейна вещь - ром.

Когда Хорь проигрался в пух и прах, Эдвард внушил ему и остальным картежникам крамольную мысль: на кой расплачиваться деньгами, если завтра они уж могут им не пригодиться, а в закромах, прямо здесь и сейчас, хранится отличное пойло, способное скрасить им этот тоскливый вечер.

- Надо жить, пока живется! - под одобрительно гоготание матросов воскликнул Блейн, а затем сказал Хорю, - Джером же тебе должен... Так пусть выкрадет для нас бутылочку... две... Ну, ящичек, - остальные весело загудели, - завтра эту посудину уж издырявят пушки, никто и не хватится!

Под напором товарищей и весом доводов Блейна Хорь сдался, и вскоре моряки уж забыли о картах, долгах, предстоящем сражении и прочих пустяках, не имевших значения, когда ром течет рекой. Поднялся шум, воцарилось веселье, от запаха спиртного мутило, в кубрике стало душно и жарко, как в пустыне.

Эдвард затаился. С широкой улыбкой он наблюдал, как пьянеют моряки, слушал, как какой-то старый волк принялся рассказывать байки, лысый начал громко спорить с соседом и предлагать «решить все по-мужски», а безобидный толстячок, облокотившийся о пушку, завел одну из песен-шанти.

Одним словом - матросская идиллия.

Самое время вспомнить, что он не матрос и тихонечко улизнуть на палубу. Туда, где его всю ночь дожидается заветная шлюпка.

Холод и свежий воздух показались уже настолько непривычными, что Эдвард почувствовал себя переместившимся между мирами.

«Мечтать не вредно», - буркнул он в ответ на это ощущение.

Что-что, но возвращение в мир ардов случится нескоро. Уж больно изворотливым оказался Майер-слизняк.

Округу заполонила чернота. Виднелись лишь одинокие огоньки - лампы, горевшие на соседних кораблях, и тусклый свет, доносившийся от Галлена.

Лодка, крепко привязанная к правому борту, дожидалась Эдварда.

Он улыбнулся ей, а сердце замерло.

- Ну здравствуй, моя красавица, - пролепетал Блейн тихо, подходя к ней и постукивая пальцами по влажному просоленному корпусу.

Эдвард осмотрелся по сторонам. Никого. Он перелез через борт и встал посередине висящей лодки. Замер, как нашкодивший ребенок, что ожидает строгий выговор... Но не появилось никого, кто сыграл бы роль воспитателя.

- Вот и ладно, вот и отлично, - шепнул он, доставая нож и поднося острие к одной из веревок.

Под весом лодки веревка натянулась и казалась чуть ли не стальной. Блейн стиснул зубы так сильно, что по лицу прошла ноющая боль, и крепко вцепился в рукоятку. Он не перерезал веревку, а почти что пилил ее...

Но вот целых нитей осталось всего ничего, послышался стон и скрежет, и... Судьба решила напомнить Эдварду, почему из него не вышел бы мореплаватель.

Нос лодки, освободившийся от крепления, повалился вниз, и Блейн вместе с ним. Чудом он ухватился за одно из сидений и удержал нож в руках.

Нос оглушительно ударился о воду, брызги подались вверх, соль попала в глаза и защипала их.

«Черт! Идиот! Какой же ты идиот!», - выругался про себя Эдвард, оперся о самую ближнюю к корме скамью ногами и в таком шатком положении принялся быстро перерезать вторую веревку.

- Эй ты слышал? - раздалось с палубы.

«Че-ерт. Блейн, ты идиот. Ты последний идиот», - зачертыхался он, перерезая проклятый трос с немыслимой скоростью.

Он поддался, и корма упала на воду вслед за носом.

- Это лодка! - послышался новый возглас.

«Да, черт побери, это лодка!», - мысленно подтвердил Эдвард и, недолго думая, перевалился за ее борт. От ледяной воды свело мышцы, и если бы его сердце не билось в груди с такой немыслимой скоростью и не прогоняло по телу кипящую кровь - Блейн сразу пошел бы ко дну.

Но он схватился рукой за край лодки, подогнул голову, прячась за корпусом, и притих.

На волную гладь упало желтое световое пятно. Кто-то разогнал ночную тьму лампой.

- Сорвалась. Какой идиот ее закреплял? А кто проверял тросы? - после объективно недолгого, но по меркам Эдварда, затянувшегося на вечность, мгновения выговорил голос одного из моряков.

- Не знаю, - последовал ответ другого.

- Не знаю, - передразнил его писклявым голосом первый, - и что делать? Доставать надо.

- Тебе надо?! Да завтра о ней никто и не вспомнит!

- И где только понабирали таких бездарей, как ты?

- Ну простите меня, господин профессионал. Я в воду за этой дырявой посудиной лезть не буду. Тебе надо - ты и лезь. А я ничего не видел.

На секунду все затихло, потом раздалось негромкое: «Ленивые ублюдки», - а затем световое пятно исчезло.

Эдвард выдохнул с облегчением. Его рука занемела, одежда начала казаться ужасно тяжелой. Кое-как он взобрался обратно в лодку, и отвратная мелкая дрожь прошла по телу. Как же холодно...

Он обхватил самого себя руками, но какой в этом смысл, если одежда насквозь промокла в ледяной воде? Эдвард со злостью и отчаянием посмотрел на виднеющийся вдали форт Галлен, затем - на весла, которыми еще предстояло грести.

«Такого противника, как я, любой пожелает. Вон, как стараюсь для треклятого Майера! - подумал он сердито, - лишь бы Софирец не подвел. Знать бы еще, кто этот Софирец...».

В Оплоте действовала давняя традиция: когда прибывал гость, арды и д’арды собирались в главном зале крепости, чтобы отпраздновать его приезд веселым пиром. И обычно за сбором всех за одним столом вопрос не вставал. Кто откажется от праздника в дружеской компании?

Как выяснилось, откажутся многие, если роль гостя отведена Хельге, хозяйке Прибрежной крепости.

Многие д’арды прошли через нее, прежде чем попали в Оплот. Остальные были наслышаны. Люди единодушно решили держаться от ардессы подальше, словно та болела какой-то жуткой хворью.