Запыхавшиеся странники добежали до густого кустарника и, продравшись сквозь частые ветви, укрылись в нём от разошедшихся селян.

– Не понимаю, отчего такое отношение к нам, – повалилась на траву Элия. – Мы же не делали ничего плохого.

– Говорил же Вес, что чужаков в Долине не любят. Надо было деревню обойти, да я забыл о его наказе, – повинился Пак, потом с жалостью посмотрел на уставшую девушку и добавил: – Леди, вы отдохните пока, а я какой-никакой ручей поищу или родник. Должен он быть здесь, вон какая трава зелёная.

И, прихватив баклажку из тыквы, служившую им флягой, пошагал в глубь кустарника.

Элия, даже оставшись одна, никак не могла успокоиться и понять столь агрессивное отношение к ним жителей деревни. Ведь промедли они, и их могли бы забить камнями. Она прекрасно помнила, как такие же селяне несколько лет назад приветливо махали и почтительно кланялись фамильной карете дю Лесстион, когда они путешествовали по Долине, навещая сестрицу Лизию в Марпати. Или отношение к людям меняется оттого, пешком они идут либо в гербовом экипаже едут?

Вдруг в глазах девушки мелькнул испуг, и через мгновенье она залилась слезами, оставлявшими грязные разводы на покрытом пылью лице: «Я не могу обвинять этих людей, потому что ничуть не лучше их. Ещё сегодня утром я разговаривала с семьёй, спасшей и на две недели приютившей меня, с высокомерием и заносчивостью. А узнав, что Пак… Арпак такой же истинный титулованный, сразу начала говорить ему «вы». Лицемерка».

Дальше продолжать заниматься самобичеванием баронесса не смогла. На малюсенькую полянку, где отдыхали Элия и ослик, вернулся Пак. Во взлохмаченных волосах застряли мелкие веточки и листья – продирался напрямки, вода закапала ткань сюртука на груди – пил из ладони, а может, умывался неаккуратно, но зато в руке фляга, полная прохладной чистой водой.

– Леди, вы пейте. Можете и лицо умыть от пыли дорожной. А я пойду ослика напою. Тоже животинка измучилась, – искренне улыбаясь спутнице, объявил он.

Девушка протянула руку за баклажкой и сказала:

– Элия.

– Что? Я не понял, леди, – растерялся парень.

– Меня зовут чейзита Элия, барон.

*Шаперо́н — средневековый головной убор, состоящий из капюшона с длинным шлыком (колпаком) и пелерины.

Долина, вдоль которой пробирались Элия и Арпак, стараясь не попасться на глаза местным жителям, была одним из немногих больших плодородных мест полуострова. Конечно же, едва ли не на каждой горе есть площадки, где трудолюбивые местные жители разбивают огороды, сеют ячмень или устраивают выпас небольших овечьих и козьих стад, чтобы не зависеть от плодородия равнин. Какие-то из этих террас устроила сама природа, но большая часть из них создана усердием многих поколений горцев.

Не сказать, что обитатели равнин и гор враждовали – этого не позволил бы ни один из четырёх герцогов – но была некая неприязнь между ними. Горцы считали жителей долины изнеженными бездельниками, которым особо и трудиться не нужно для собственного благополучия, а уроженцы долин считали тех, чья жизнь проходит на склонах и в ущельях, едва ли не близкой роднёй козлов, которых они пасут.

Только бароны и их семьи стоят над этим несправедливым делением – они истинные титулованные. Должно быть, именно потому, узнав о баронстве своего спутника, изменила Элия отношение к Арпаку и беспрестанно величала его то лордом, то бароном, то досточтимым высокородным.

– Леди, да какой я высокородный? – не выдержал парень. – Я ни здороваться по-вашему не умею, ни разговаривать. Даже ложку держу как селянин. Вот вы кушаете словно танцуете: неспеша, аккуратно. Я же так никогда не научусь, потому не дразните меня больше, чейзита Элия. Пожалел уже о том, что бумагой своей похвастался.

– Напрасно вы так, чейз Арпак. Титулом, доставшимся от предков, гордиться должно. А что не дали вам подобающего положению воспитания, так то не ваша вина. Учитесь, и станете не хуже других, – возмутилась баронесса. – Приличия за столом соблюдать просто: ничего не берите руками – для того приборы есть, жуйте всегда с закрытым ртом – иначе крошки во все стороны полетят, а чавканье соседи услышат, губы вытирайте салфеткой, а не рукавом, за локтями следите – не растопыривайте, как гусь крылья, и на стол не ставьте. Это основное.

– Как же я закрытым ртом есть буду? – в недоумении барон даже остановился, за что и получил лёгкий толчок головой в зад от ослика, задремавшего на ходу.

– Отделите небольшой кусочек от блюда, лежащего в вашей тарелке, при помощи ножа, вилкой положите его себе в рот и жуйте, – едва сдерживая смех от комичности ситуации, терпеливо объяснила девушка. Даже пантомиму небольшую показала.

– Опозорюсь. Как есть, опозорюсь, – пробормотал барон и потянул за собой осла.

– А вы на приём собрались? – всё же не удержалась от поддразнивания Элия.

– Какой приём? – окончательно запутался бедняга.

Пришлось баронессе читать лекцию о раутах, визитах, балах, приёмах и прочих больших и малых мероприятиях, которыми развлекаются высокородные.

– Как сложно всё! – бормотал Арпак, тряся головой, пытаясь запомнить хотя бы часть услышанного.

За разговорами не заметили, как время подошло к ночи. Заозирались в поисках места, где можно было бы переночевать. Вдали, в окнах деревенских домов, затеплились огоньки, но, помня о неласковой встрече в полдень, проситься на ночлег раздумали.

– Вон сарай какой-то, – махнул в дальний от дороги край поля Арпак. – Пойдём посмотрим, что там?

Это оказался большой общественный амбар, подготовленный к хранению сена. Его уже освободили от мусора, насыпавшегося с сухой травы прошлого года, окурили от насекомых, которые могли попортить доски сарая и сами запасы. Ещё пару-тройку недель, и забьют строение под крышу свежим сеном, скошенным с пойменных лугов, тянущихся вдоль реки. Зимой староста будет раздавать корм по количеству скота и по участию семьи в сенокосе.

Сейчас же амбар пустовал, что дало уставшим путникам возможность обрести кров на ночь.

– Осла я на улице не оставлю! – упрямо заявил Арпак, как только Элия объяснила спутнику, что это за строение. – Лучше я поутру за ним приберу, чем буду завтра на себе короба с припасами тащить.

– Да куда он за ночь денется? – возмутилась девушка, понимая, что ослиное амбре пусть и в просторном, но помещении, где она собирается ночевать, атмосферу не улучшит.

– Вдруг сведёт кто, а то и вовсе сожрут. Мало ли всякого отребья по округе шляется.

– Ты сейчас говоришь, как та злая тётка из деревни, где нас едва камнями не побили, – рассмеялась Элия.

– Ну и пусть. А ослик всё равно будет рядом со мной ночевать, – набычился парень.

Так и разошлись по углам: Арпак с ослом у дверей в сарай пристроились, а Элия уединилась в дальнем углу.

И приснился ей сон.

Интерлюдия вторая

– Ты прав, брат. Это вино лучше всего оттеняет вкус стейка из горного барашка, что ты притащил в подарок.

Тени двух мужчин, трапезничающих подле растопленного камина, метались по стенам вперемежку с отсветами жаркого пламени.

– Я тебе больше скажу: в человеческой ипостаси пищу вкушать намного приятнее. Вкусовые оттенки и ароматные нюансы, подчёркнутые приправами, ярче, – хохотнул тот, что принимал гостя.

– Согласен, брат, – последовал незамедлительный ответ. – Но первоначальная суть своего тоже требует: жажда охоты, горячая плоть жертвы и солёная кровь, стекающая по морде… Нам от этого не отречься.

– Хороший тост, Дар!

Последовавший за этими словами лёгкий перезвон тонкого металла соприкоснувшихся кубков эхом прокатился по помещению, отражаясь от высокого потолка, потерявшихся во мраке стен и неровного каменного пола.

– Дар, ты знаешь, что я всегда рад тебе, но объясни, ради Высших, что случилось? Ты ввалился в пещеру едва живой. Какие злые силы понесли тебя в такую грозу в полёт? Ещё и барана отловил, словно мне нечем тебя угостить, – спросил хозяин, когда на столе остались только запылившаяся бутылка тёмного стекла и кубки, из которых собеседники потягивали вино.