Через год или два после смерти Оппи Китти стала жить с Бобом Сербером, близким другом и бывшим учеником покойного мужа. Когда одна из подруг оговорилась, назвав Сербера Робертом, Китти резко одернула ее: «Не зови его Робертом. Второго такого, как Роберт, никогда не будет». В 1972 году Китти купила прекрасный кеч из тика длиной шестнадцать метров под названием «Moonraker». Одно значение этого слова — мунсель, верхний парус крупного парусника. Другое — «чудило», человек, у которого не все дома. В мае 1972 года Китти убедила Сербера отправиться с ней в кругосветное путешествие. Они не успели далеко уплыть. У побережья Колумбии Китти стало так плохо, что Сербер повернул назад — в Панаму. Китти умерла от эмболии 27 октября 1972 года в армейском госпитале имени Уильяма К. Горгаса в столице Панамы. Ее пепел был высыпан в воду в том же месте у Карвал-Рок близ острова Сент-Джон, где на дне моря нашли покой останки Роберта.

В 1959 году после десятилетней опалы Фрэнк Оппенгеймер вернулся на работу преподавателем на факультет физики университета Колорадо. В 1965 году он получил престижный грант Фонда Гуггенхайма для исследования пузырьковой камеры в Университетском колледже Лондона. Фрэнк и Джеки прожили год в Европе и посетили ряд музеев науки. Наибольшее впечатление на них произвел Дворец открытий, где научные концепции были представлены наглядными моделями. Вернувшись в Америку, он и Джеки начали строить планы по созданию музея науки, в котором взрослые и дети могли бы «пощупать» физику, химию и другие научные дисциплины. Идея прижилась, и в августе 1969 года с помощью грантов различных организаций Фрэнк и Джеки открыли «Эксплораториум» на территории восстановленного Дворца изящных искусств Сан-Франциско, величественного, построенного в 1915 году выставочного павильона. «Эксплораториум» быстро превратился в витрину «музейного движения широкого участия», а Фрэнк стал директором музея. Джеки и сын Майкл работали в тесной связке с Фрэнком. Музей стал семейным предприятием и, возможно, самым интересным педагогическим музеем науки.

Роберт был бы горд за брата. Все знания в науке, искусстве и политике, которые они оба накопили за свою жизнь, нашли свое место в «Эксплораториуме». «Весь смысл “Эксплораториума” состоит в том, — говорил Фрэнк, — чтобы люди поверили в свою способность понять окружающий мир. Многие отчаялись понять суть вещей и, махнув рукой на физический мир, отказались и от понимания общества и политики. Если мы перестанем стремиться к понимаю сути вещей, мы все пойдем на дно». Несмотря на то что Фрэнк управлял «Эксплораториумом» до самой смерти в 1985 году как «доброжелательный диктатор», музей всегда преследовал эгалитарную цель — «чтобы знания человечества перестали быть инструментом власти… в интересах немногих, но стали источником силы и удовольствия для всех».

Питер Оппенгеймер переселился в Нью-Мексико и жил в отцовской бревенчатой хижине «Перро Калиенте» с видом на горы Сангре-де-Кристо. Он вырастил трех детей. После двух разводов Питер наконец обосновался в Санта-Фе, зарабатывая на жизнь наемным рабочим и плотником. Питер никогда не хвастал семейной связью с отцом атомной бомбы, даже когда временами выполнял роль эколога-активиста и ходил по домам, агитируя против складирования в окрестностях ядерных отходов.

После смерти отца Тони потеряла твердую почву под ногами. «Тони всегда считала себя ниже Китти, — вспоминал Сербер. — Китти настолько контролировала жизнь дочери, что Тони так и не обрела независимость». Волевая мать настояла, чтобы Тони поступила в магистратуру, однако через некоторое время она бросила учебу. Тони жила в маленькой квартире в Нью-Йорке, но близких друзей у нее почти не было. В конце концов она переехала в заднюю комнату большой квартиры Серберов на Риверсайд-драйв. Знание иностранных языков помогло ей найти в 1969 году работу переводчицы в ООН. «Она была способна без малейших затруднений переключаться с одного языка на другой, — вспоминала Сабра Эриксон. — Но так или иначе всякий раз получала пощечину». Должность требовала оформления секретного допуска. ФБР устроило настоящее оперативное расследование и вытащило на белый свет все старые обвинения против ее отца. В допуске ей отказали, что, вероятно, нанесло чувствительному самолюбию Тони болезненный удар.

В итоге Тони смирилась и вернулась на Сент-Джон. «Оставшись на Сент-Джоне, она совершила ошибку, — считал Сербер. — Ведь там всего так мало. Ей, по правде говоря, не с кем было перекинуться словом… не с кем ее возраста». Тони дважды выходила замуж и дважды разводилась, так и не найдя длительного счастья. После того как ФБР лишило ее желанной карьеры, она так и не обрела твердой почвы под ногами.

После второго развода Тони подружилась с новой жительницей острова Джун Кэтрин Барлас, которая на восемь лет была старше ее. «Об отце она отзывалась исключительно с любовью», — говорила Барлас. Тони часто пользовалась подаренным отцом зажимом для волос и очень расстраивалась, когда он терялся. Она избегала разговоров о слушании 1954 года, лишь иногда повторяя, что «эти люди уничтожили ее отца».

Однако в ее отношении к родителям явно сохранялись проблемы. Одно время Тони посещала психиатра на острове Сент-Томас и призналась своей подруге Инге Хииливирта, что это помогло ей разобраться в «своей обиде на родителей за то, как те относились к ней в детстве». Тони страдала от приступов депрессии. Однажды, решив утопиться, она поплыла с пляжа в направлении Карвал-Рок, где на дне моря покоилась урна с прахом Роберта. Тони заплывала все дальше в океан, но потом, как призналась подруге, почувствовала себя лучше и повернула обратно.

В воскресный вечер в январе 1977 года Тони повесилась в коттедже, построенном Робертом на пляже Хоукснест-Бей. Самоубийство было продумано заранее. На кровати Тони оставила расписку на 10 000 долларов и завещание, оставляющее дом «людям Сент-Джона». «Ее все любили, — сказала Барлас, — но она этого не знала». На похороны явились сотни человек — так много, что маленькая церковь в Круз-Бей не смогла всех вместить.

Коттеджа у гавани Хоукснест-Бей больше нет — его снесло ураганом. Вместо дома на пляже, который теперь носит имя Оппенгеймера, построили общественный центр.

Роберт Оппенгеймер был великолепным наездником, и поэтому нет ничего странного в том, что летом 1979 года я решил несколько расширить область применения Sitzfleisch (усидчивости) с классной комнаты до седла, начав изучение биографии Роберта верхом на лошади. Мое путешествие стартовало на ранчо «Лос-Пиньос» в десяти милях от городка Коулз, штат Нью-Мексико, из которого в 1922 году Оппи отправился в первую верховую поездку по прекрасным горам Сангре-де-Кристо. Я десятки лет не сидел в седле, и, мягко говоря, перспектива долгой дороги — в прямом и переносном смысле — внушала мне страх. Целью моего путешествия, находившейся от «Лос-Пиньос» в нескольких часах конного пути, ведущего через вершину Грасс-Маунтин высотой 3000 метров, было «ранчо Оппенгеймера» под названием «Перро Калиенте», утлая хижина на участке в 154 акра, расположенная на живописном горном склоне, которую Оппи арендовал в 1930-х годах и выкупил в 1947 году.

Нашим проводником и краеведом был владелец «Лос-Пиньос» Билл Максуини. Среди прочего он рассказал нам (со мной были моя жена и дети) о трагической гибели в 1961 году знакомой Оппи, бывшей владелицы ранчо Кэтрин Чавес Пейдж во время ограбления ее дома в Санта-Фе. Оппи впервые повстречался с Кэтрин во время первой поездки в Нью-Мексико, его юношеское влечение к ней еще не раз побуждало его возвращаться в эти живописные места. Купив ранчо, Роберт каждое лето арендовал у Кэтрин нескольких лошадей — для себя, младшего брата Фрэнка (а после 1940 года — своей жены Китти) и целой вереницы гостей, главным образом физиков, которым прежде никогда не приходилось сидеть на более своевольном транспортном средстве, чем велосипед.