«Подымаю бессонные взоры…» Подымаю бессонные взоры, И луну в небеса вывожу, В небесах зажигаю узоры И звездами из них ворожу, Насылаю безмолвные страхи На раздолье лесов и полей, И бужу беспокойные взмахи Окрылённой угрозы моей. Окружипся я быстрыми снами, Позабылся во тьме и в тиши, И цвету я ночными мечтами Бездыханной вселенской души. «Я здесь один, жесток мой рок…» Я здесь один, жесток мой рок, А ты покоишься далече, — Но предуставлен Богом срок, Когда свершиться нашей встрече. В пыли томительных дорог Окончив путь из веси дальной, Ты станешь тихо на порог Моей обители печальной. В невозмутимой тишине, К мерцанью свеч из мрака ночи Ты подойдешь, потупив очи, Ты ничего не скажешь мне. Не засияют ярче свечи, И за окном не дрогнет мрак, И никакой дня нашей встречи Не будет явлен внешний знак, Но Божьим радуясь веленьям, Согласованьям бытия, Внезапным вспыхнет вдохновеньем Душа усталая моя. Так, верю я, — для дивной встречи Предустановлен тайный срок. Покойся ж, верный друг, далече, Томи меня, жестокий рок! «Обольщенья и печали…» Обольщенья и печали, Отойдите от меня. Вы не раз меня венчали, Чаровали, величали, Слаще ночи, ярче дня. Ваши ласки были жгучи, Как лобзания бича, — Но пора! Иные тучи Надо мной, дорога круче, — И к чертогу нет ключа. «Почему не подчиняться?…» Почему не подчиняться? Почему не заблуждаться? Есть ли где закон чужой? И не я ли всё объемлю, — Небо, пламя, воду, землю, Созидающей душой? Наслажденья и мученья, Заблужденья и прозренья, Всё свершаю только я, Воздвигаю все стихии, Все уделы роковые, В самовольстве бытия. «Равно для сердца мило…» Равно для сердца мило, Равно волнует кровь — И то, что прежде было, И то, что будет вновь, И тёмная могила, И светлая любовь. А то, что длится ныне, Что мы зовём своим, В безрадостной пустыне Обманчиво, как дым. Томимся о святыне, Завидуем иным. «Светлой предутренней грёзой…» Светлой предутренней грёзой, Очерком тонким и нежным, Девственно-белою розой Светится в сердце мятежном, — Нет, не земною женою, Нет, не из дольных селений! Это — туманной порою Небом потерянный гений. «В светлый день похоронили…» В светлый день похоронили Мы склонившуюся тень. Кто безгласен был в могиле, Тот воскрес в великий день, — И светло ликует с нами, Кто прошёл сквозь холод тьмы, Кто измучен злыми снами В тёмных областях зимы. Иван-Царевич Сел Иван-Царевич На коня лихого. Молвил нам Царевич Ласковое слово: «Грозный меч подъемлю, В бой пойду я рано, Заберу всю землю Вплоть до океана». Год проходит. Мчится Вестник-воин бледный. Он поспешно мчится, Шлем иссечен медный. «Сгибли наши рати Силой вражьей злобы. Кстати иль некстати, Запасайте гробы. Наш Иван-Царевич Бился с многой славой». — «Где ж Иван-Царевич?» — «В битве пал кровавой». «Давно в степи блуждая дикой…» Давно в степи блуждая дикой, Вдали от шумного жилья, Внезапно благовест великий, Соборный звон услышал я. Охвачен трепетным смятеньем, Забывши тесный мой шалаш, Спешу к проснувшимся селеньям, Твержу: «Товарищи, я — ваш!» Унынье тёмное уснуло, Оставил душу бледный страх, — И сколько говора и гула На перекрёстках и путях! «Клеветники толпою чёрной…» Клеветники толпою чёрной У входа в город нам кричат: «Вернитесь! То не звон соборный, А возмущающий набат». Но кто поверит лживым кликам? Кому их злоба не ясна, Когда в согласии великом Встаёт родимая страна? |
