«Розы битв жестоких…» Розы битв жестоких На полях далёких, Алой крови розы На полях чужбины. Матерей томленье, Слёзы и моленье Льются, льются слёзы, Слёзы злой кручины. Жарким летом Безумно душен и тяжёл Горячий воздух. Лютый, красный, Дракон качается, — напрасный И безнадежный произвол. Долину сонную объемлет Изнемогающая лень, И тишина в полях, и дремлет Лесная тень. Не отдыхает в поле жница. Её бичует лютый зной. Не раз невольною слезой Её увлажнена ресница. С серпом сгибается она, Не видя грозных нив лазури, — Но близость бури, милой бури, Её томлению ясна… И ярой бури ждёт долина, И неподвижно вся молчит, И только робкая осина Тихонько листьями дрожит. «Ожиданья дни жестоки…» Ожиданья дни жестоки. Истомилася любовь. На враждующем востоке Льётся братьев наших кровь. И, о мире воздыхая, Слёзно Господа моля, Вся от края и до края Стонет русская земля. Слёзы матери печальной! Кто ведёт вам поздний счёт? Кто стране многострадальной Утешенье принесёт? «Для чего этой тленною жизнью болеть…» Для чего этой тленною жизнью болеть И к утехам её мимолётным стремиться? Есть блаженство одно: сном безгрёзным забыться Навсегда, — умереть. Вот волна набежала на влажный песок, Прошептала прощальный привет и разбилась; Вот в далёком окошке потух огонёк, Вот звезда, догорая, скатилась. В умираньи, в безропотном этом мельканьи Для души, безнадёжно отравленной, есть Благодатная тайна, — о вечном созданьи Вожделенная весть. «Высоко я тебя поставил…» Высоко я тебя поставил, Светло зажёг, облёк в лучи, Всемирной славою прославил, Но от склонений не избавил, И в яркий жар твой я направил Неотразимые мечи. Горишь ли ты над небосклоном, Иль утомлённый клонишь лик, Мои мечи с тяжёлым звоном Тебя разят, — и долгим стоном Моим ответствуя законам, Ты к алым областям приник. И уж напрасно хочешь целым Остаться ты, надменный Змей, Святым, торжественным и белым, — Я волю дал восстаньям смелым. Стремись же к пламенным пределам, И, тяготея, пламеней. «Я печален, я грешен…» Я печален, я грешен, — Только ты не отвергни меня. Я твоей красотою утешен В озареньи ночного огня. Не украшены стены, Жёлтым воском мой пол не натёрт, Я твоей не боюся измены, Я великою верою твёрд. И на шаткой скамейке Ты, босая, сидела со мной, И в тебе, роковой чародейке, Зажигался пленительный зной. Есть у бедности сила, — И печалью измученный взор Зажигает святые светила, Озаряет великий простор. «Как тучки в небе, в сердце тают…» Как тучки в небе, в сердце тают Желанья гордые мои, И голоса мечты смолкают, Как на рассвете соловьи. Забыв надменные порывы, Ловя попутную струю, Стремлю в покойные заливы Мою ладью, — И там, где тёмной тенью вётел Я буду кротко осенён, Всё то, чем душу я заботил, Отвеет непробудный сон. «Тихая дорога…» Тихая дорога, И над нею сосны. Отдохнём немного, Комары несносны. Смотрят дети хижин В тихом нетерпеньи, Но залив недвижен, Лодки в отдаленьи. Видишь, — на закате Тихо и багряно. Стёкла в дальней хате Светятся румяно. «Птицы ранние чирикали…» Птицы ранние чирикали, — Ты надела сарафан, Не тебя ли это кликали За ночной туман? Чуть прикрыта тканью тонкою, Без платка и босиком, С песней радостной и звонкою, Ты проходишь под окном. Над тобой ветвями сочными Зашумел зелёный сад, — За мечтами непорочными Очи весело глядят. Дали всё ещё туманятся, На траве ещё роса, — Щёки нежные румянятся, Развевается коса. |
