«Идёт весна, широко сея…» Идёт весна, широко сея Благоуханные цветы, И на груди своей лелея Ещё невинные мечты. Горят алмазною росою Их золотые лепестки, И как над пылкой головою Венки из тех цветов легки! Но что за хитрая отрава В их сладком духе разлита, Как обаятельно-лукава Их молодая красота! Каким забвеньем и туманом Нам кружит головы она, Цветами сыпля по полянам, Неутомимая весна! «Мне была понятна жизнь природы дивной…» Мне была понятна жизнь природы дивной В дни моей весны. Охраняла вера, рдел восторг наивный, Ясны были сны, И в сияньи веры был чудес чудесней Блеск живого дня. Мне певала мама, и будила песней Сонного меня: «Если мы не встанем, так заря не вспыхнет, Солнце не взойдёт, Петушок крикливый загрустит, затихнет, Сивка не заржёт, Птичка не проснётся, не прольются песни, Дней убавит лень. Встань же, позови же: „Солнышко, воскресни! Подари нам день!“» — Так мне пела мама, и будила песней Сонного меня, — И в сияньи веры был чудес чудесней Блеск живого дня! Верил я, что жизни не напрасна сила У меня в груди. Что-то дорогое, светлое сулила Жизнь мне впереди. Так была понятна жизнь природы дивной В дни моей весны! О, святая вера! О, восторг наивный! О, былые сны! «И ты живёшь без идеала!..» «И ты живёшь без идеала! Бесцельна жизнь, в груди тоска!» — Томясь печалью, ты сказала, И я почувствовал: дрожала В моей руке твоя рука. «К былому, друг мой, нет возврата, — Промолвил я, печаль тая, — Поверил также я когда-то, Пленённый буйством бытия, Что к идеалам путь возможен, Что блеск девичьих глаз не ложен, И что верна любовь твоя!» «Так нежен был внезапный поцелуй…» Так нежен был внезапный поцелуй Счастливого нежданного светила, Что ядовитых и печальных струй В сияньи радостном душа не различила. Восторженно я поднял к небесам Мои глаза усталые и руки, И вверил я предательским ветрам Мечтательных напевов звуки. Я рад забыть, что жизнь пуста, И что близка суровая развязка. Блести, звени, отрадная мечта! Лелей меня, пленительная сказка! «Он молод был и болен…» Он молод был и болен, Его томила нищета, Но он судьбой своею был доволен. Его утешила блаженная мечта, Открывши мир, где блещет красота, Где люди радостны, как боги, Где краток лёгкий труд, Где отдых прячется в чертоги, Где наслаждения цветут, Где нет раба и властелина, И где неведома кручина. Когда сходил он с неба своего В наш бледный мир, мятежный и угрюмый, С какой презрительною думой К нам обращался взор его! «О жизнь, умчи меня от скучных берегов…» О жизнь, умчи меня от скучных берегов, От волн ленивых и ползучих, В поток валов Могучих! Умчи мою ленивую ладью В водоворот кипящий и опасный, — Я в пену яркую одену жизнь мою, Упьюсь борьбой неравной и прекрасной, И яд тоски моей, безумной и неясной, В ревущий зев стремнины изолью. «Состязаясь, толпа торопливо бежит…» Состязаясь, толпа торопливо бежит, И в ней каждый стремлением диким трепещет, К этой чаше, которая ярко блестит И в которой напиток губительный плещет. За неё неизбывную злобу питать, К ней тянуться по трупам собратий, И, схвативши с восторгом её, услыхать Стоны зависти злобной и вопли проклятий! О безумная ложь! О бессмысленный грех! Да не стоит она этих жертв изобильных, Эта чаша с напитком, желанным для всех, Но доступным лишь только для грубых и сильных. «Мечта любви неодолима…» Мечта любви неодолима. Не жизнью мой навеян сон, — С лазурной ризы серафима Он горним ветром занесён. Прикосновенье райской пыли Глаза отрадою живит, — Забыты низменные были, И рай доступен и открыт. «Ночь июня, млея в ласке заревой…» Ночь июня, млея в ласке заревой, Насмехалась гордо над моей тоской. Смеючись тихонько с ивою влюблённой, Лепетал ручей мне: «Уходи, бессонный». Липка мне шептала: «Уходи-ка прочь, Не смущай уныньем радостную ночь!» И заря с полночи алою улыбкой То же повторяла за зелёной липкой. Крыльями тревожно ветер трепетал. «Уходи, мечтатель!» — мне он прошептал. Всё, что здесь я видел, пело хором стройным: «Здесь не место думам злым и беспокойным». |
