Только когда Цыпа, раскрасневшись от старательного усердия, выдавил из шприца все «кубики» воздуха, Киса отпустил наконец плечи клиента, аккуратно привалив тело к спинке кресла для сохранения им равновесия.

Данила Абрамыч некоторое время оставался совершенно неподвижен, но вот по телу пробежала короткая судорога, и его пальцы, до этого сжатые в кулак, самопроизвольно разжались.

– Кислород дошел до сердечного клапана, – по-научному констатировал я, выйдя из-за портьеры и для полной страховки приподняв у новоиспеченного трупа еще теплое веко. Зрачок, как ему и было положено, почти весь закатился в черепную коробку. – Инспектор уже «в Сочи» загорает. Ладушки. Пора рвать когти. Где наш дорогой косметолог?

Тот, по ходу, подслушивал – мигом нарисовался в проеме дверей, как резиновый черт из коробочки.

– Привет, Александр! – усмехнулся я. – Чего прячешься, будто неродной? Не скромничай, заходи, будь как дома. В заведении твоем маленькая неприятность приключилась. Мужик в возрасте – наверно, сердечной недостаточностью страдал. Когда горячую ножную ванну стал принимать, схватился вдруг за грудь и отдал Богу душу. Бывает... Сочувствую. Нам, сам понимаешь, свидетелями этого несчастного случая проходить совсем не в кайф. Мы исчезаем, а ты уж сам легко с ментами разберешься. Бывай пока!

Ребята уже сняли с себя белые халаты, и вышли мы из салона, как нормальные люди – в цивильных костюмах. На Кисе даже цветной галстук красовался, ничего тут не попишешь, он у нас франт по жизни. Если б манекеном работал – ему равных на свете не нашлось бы. Серьезно.

На улице все было спокойно, никакого подозрительного оживления не наблюдалось. Да и природа не сочла необходимым как-то заметно реагировать на происшедшее в «Аполлоне» – по-прежнему ласкало землю весеннее солнце, без устали чирикали воробьи обсуждая свою птичью проблему. Скорее всего: где дармовую хлебную крошку урвать. Каждому свои заботы. «По силам вашим дано вам будет», как верно подмечено в Новом завете.

Цыпа укатил на «девятке» проведать по моему поручению Могильщика, а мы с Кисой забрались на заднее сиденье «двойки». Александр повернул ключ зажигания и выжидающе глянул на меня в зеркальце салона.

– Держи курс на «Только для двоечников». Я, кажется, весь насквозь пропитался парфюмерными ароматами. Надо их срочно погасить чисто мужскими запахами нашего заведения. Жми!

Когда машина выезжала с автостоянки на проспект, дверь салона «Аполлон» открылась и на крыльце появился Пустовит, демонстративно делавший вид, будто в нашу сторону не смотрит.

– Чего это он? – подозрительно прищурился Киса. – Не номера ли срисовывает?

– Да нет! – отверг я это неприятное предположение, хотя точно такая же мысль посетила и мою голову. – Наверно, просто «скорую» поджидает. Не так он крут, чтоб спецом на неприятности нарываться.

В пивной царила обычная атмосфера безудержного веселья, смахивающая на прощальный кутеж обреченных. Оно и понятно. Большинство посетителей, судя по испещренным фиолетовыми наколками кистям рук, являлись постоянными клиентами тюрем и лагерей. Выходили на волю они, как в краткосрочный отпуск, и, по ходу, давно с этим смирились. Не сегодня-завтра органы загребут их обратно на новые сроки за гоп-стоп или квартирную кражу. Круговорот воды в природе, так сказать. Вот и отвязывается братва на всю катушку, заливая предчувствие близкого палева пивом и водкой. Рядовой состав блатного мира, короче. Настоящие деловые в подобные заведения носа не покажут – здесь запросто можно нарваться на стукача или даже на переодетого сотрудника уголовного розыска.

Мы, естественно, прокуренную общую залу миновали без задержек, сразу пройдя в уютный кабинет управляющего.

Петрович занимался привычным ничегонеделанием – крутил мультфильмы на японской видеодвойке.

– Привет! – кивнул я старому рецидивисту. – Развлекаешься? Организуй-ка нам по баночке чешского пивка. Пятнадцатиградусного. Какое люблю я и все настоящие мужчины.

– На меня не рассчитывайте, – сразу отказался законопослушный Александр. – Я за рулем.

Петрович извлек из холодильника три банки «Пражского» и торжественно водрузил их на стол, будто это марочный «Наполеон» – не меньше. Оно и понятно. Я строго-настрого запретил ему употреблять любые алкогольсодержащие напитки без моего особого на то разрешения. Петрович скрепя сердце неукоснительно соблюдал табу и всегда радовался, как пацан, легальной возможности «принять за галстук». Впрочем, галстук старик не носит, предпочитая черную водолазку с глухим воротом, скрывавшим безобразный ножевой шрам на его шее. Кстати, я неоднократно интересовался происхождением глубокой косой отметины, но Петрович почему-то всегда отшучивался, старательно уходя от прямого ответа. Да я не слишком и настаивал. Понимаю: каждый имеет право на свою маленькую личную тайну. Если, конечно, она не отражается негативно на моем бизнесе. Собственный интерес превыше любых чужих. Это закономерно. При нынешней идеологии – оскале дикого капитализма каждый индивид мыслит в строго эгоистическом русле. Се ля ви, как говорят высокообразованные люди.

От выпитого пива на верхней губе Кисы образовались белые пенистые усики. Я чуть было не рассмеялся такому пивному «гриму».

– Все же фраер этот не зря на крыльце нарисовался, – заметил Киса, раскуривая «косяк». – Чего улыбаешься, Михалыч? Дело-то сильно паленым попахивает. По мне, так лучше хозяина салона поскорее на отдых спровадить... Спокойнее будет.

– В городок рядом с Адлером? – полюбопытствовал я, хотя заранее знал ответ.

– Ну да, «в Сочи»! Ведь коли всерьез на него надавят – враз расколется, мозгляк!

– Ладно! – поспешил я прервать соратника, смущенно покосившись на Александра. – Мелешь ерунду какую-то! Сашок, чего доброго, черт-те что о нас может подумать! – И, блюдя моральную девственность майора в отставке, я решил избавить его уши от дальнейшего испытания: – Александр, ты сегодня мне больше не понадобишься. Отдохни, друг, или подкалымь на трассе – как больше в кайф. До завтра!

Когда тот, попрощавшись, покинул кабинет, я, не сдержавшись, напустился на бедного Кису:

– Ты чего варежку разеваешь, кретин?! Совсем базар не шлифуешь! Он же не в курсе наших дел – уверен, что возит обыкновенного коммерсанта! И дальше пусть так думает! Усек?

– Понял, Михалыч, – Киса повинно опустил голову, признавая справедливость моих жестких слов. – Одно только не вкурю: на кой леший нам в группе левый кадр? Разные неприятности могут быть...

– Не твоего «чайника» варево! – отрубил я, не желая признаваться в своей глупой прихоти – иметь рядом с собою столь редкий экспонат – человека чистого, не запятнанного ни одной каплей чужой крови. Соратник просто бы меня не понял. И был бы прав.

На следующий день еще в постели на меня обрушилось тяжелое печальное известие. Правда, я давно ожидал данной смерти, но факт кончины Малыша не стал от этого менее огорчительным или более легким.

Где-то в полдень позвонила из Верхней Пышмы мама и сообщила, что ее карликовый пудель Малыш умер от чумки. К счастью, слишком сильно не мучился – болезнь доконала его за пару дней всего.

К Малышу мама была очень привязана. Оно и понятно – песик прожил у нее почти двадцать лет, побив все рекорды продолжительности собачьей жизни. Правда, на собачью его жизнь мало походила – питался карликовый пудель исключительно только парным мясом и копченой колбасой, аристократически отвергая любые гарниры. А таким заботливым уходом и любовью, какими он с рождения пользовался, редкий даже человек мог бы похвастать.

Слова мамы прерывались паузами-всхлипами, к которым скоро прибавились тоненький скулеж и нервное тявканье. Должно быть, это проявляла полную солидарность с хозяйкой Милашка – комнатная белая собачонка неизвестной породы. В своей малогабаритной двухкомнатной квартирке мама держала двух четвероногих друзей: кобелька Малыша и сучку Милашку. Последней, кстати, на днях уже одиннадцать лет исполнится. Но пока еще вполне бодренькая – резвится и носится по квартире, будто молоденькая. Не зря, видно, существует народная пословица: маленькая собачка до старости щенок.