– Здорово, Фрол!

– Здорово, коль не шутишь! Далеко ли навострился, Михаил?

– В город решил смотаться. Надо подарок Тамарке приглядеть. У нее день рождения не за горами.

– Дело хорошее! – одобрил Фрол, чему-то усмехаясь. – Бог навстречу! Но, родимая! – Хлестнув лошадь вожжами, Фрол съехал колесами телеги на обочину, давая велосипедисту дорогу.

Сплюнув с досады, что заговорил с этим нахальным типом, Василий снова бешено закрутил педалями, за минуту оставив далеко позади бывшего рецидивиста с его дурацкой телегой.

Фрол, полуобернувшись, мрачно наблюдал за велосипедистом, пока тот не скрылся в лесу.

– Ишь, как улепетывает! – оскалил в недоброй усмешке прокуренные зубы Фрол. – Но от судьбы все одно не убежишь, друг ситный!

До Верхней Пышмы вела хорошо утрамбованная асфальтовая дорога, и десять километров, отделявших Балтымку от райцентра, Василий преодолел играючи, даже не устал совсем. Наоборот, чувствовал свое разгоряченное тело сильным и безотказным живым механизмом, готовым для хозяина на любые физические перегрузки.

В черте города пришлось значительно сбавить скорость из-за большого автомобильного движения во всех направлениях. Транспортная забитость трассы говорила не о деловой суете города, а лишь о начале купального сезона – люди в основном ехали из Екатеринбурга, чтобы хапнуть солнечной радиации на ухоженных галечных пляжах озера Балтым и окунуться в сравнительно чистую зеленоватую водичку.

Приближаясь к горотделу милиции, где у входа с незапамятных времен был установлен деревянный щит с объявлениями о розыске преступников и сгинувших в неизвестность людей, Василий, чтоб не привлекать лишнего внимания к своей персоне, слез с велосипеда и пошел пешком, ухватившись враз вспотевшими ладонями за руль своего спортивного транспорта. Осторожно и сосредоточенно толкал велосипед вперед, как санитар каталку с тяжелобольным.

Поравнявшись с доской объявлений, будто бы скучая, закурил и начал бродить взглядом по белым бумажным листочкам с фотографиями. Специфическим в основном – анфас и в профиль.

«Ну и рожи! Все просят кирпича!» – бодрясь, усмехнулся он, со страхом ожидая натолкнуться взглядом на собственное обритое изображение.

Но пронесла нелегкая. Фотографии Василия ни под одной грозной надписью «Разыскивается опасный преступник» не наблюдалось. Для верности еще разок пробежавшись глазами по лицам менее удачливых собратьев по несчастью, убедился, что ошибки нет. Злополучное объявление отсутствовало. Пылится уже, по ходу, где-то в архиве, перечеркнутое крест-накрест красным карандашом какого-нибудь милицейского бюрократа...

Под равнодушно-сонным взглядом отдыхавшего на скамейке прапорщика внутренних войск Василий культурно выплюнул окурок не на землю, а в жестяную урну и, оседлав велосипед, неспешно покатил к выезду из города.

Проезжая мимо обувного магазина, пожалел, что не захватил с собой денег. Дурочка Тамара сожгла зачем-то совсем новые хромовые сапоги Михаила. Суеверная, видать, слишком. Теперь надо тратиться на обновку, в кроссовках по Балтымке долго не позажигаешь. Любой маломальский дождичек превращает дороги в грязь непролазную.

В душе Василия пели медные трубы победы под аккомпанемент литавр радостных надежд. Ноги, как заведенные, без устали крутили педали – не терпелось поделиться счастливым известием с Тамаркой, верной подругой дней его суровых. Небось так обрадуется, что в обморок грохнется. Опять водичкой придется обливать дурочку. Хо-хо!

Смех вдруг застрял в горле. Василию на миг почудилось, что смеется совсем не он, а брат Михаил. А, ерунда! Мертвые не кусаются! Просто у близнецов все одинаковое.

На одном дыхании проскочив длинное пшеничное поле, Василий въехал в сосновый лес. Природа, словно разделяя его чувства, величаво-торжественно покачивала навстречу верхушками прямых корабельных сосен и удальски посвистывала ветром.

«А ведь без сучка и задоринки проканала моя хитрая мутка с двойником! – важничал сам перед собой Василий, восторженно вдыхая полной грудью пьянящий ветер свободы. – Теперь-то уже можно смело рассчитывать на лучшее!»

Но человек лишь предполагает, а Судьба располагает, как давно известно. Должно быть, на роду Василия начертано было, чтобы он до конца своей забубенной жизни отвечал за художества брата-близнеца.

Когда он сбавил скорость, спускаясь в неглубокий овраг, кусты дикой акации слева от дороги бесшумно раздвинулись и показался черный ствол «трехлинейки».

Фрол поймал в прорезь прицела знакомую клетчатую кепку и, для верности затаив дыхание, плавно нажал на курок.

Грохот выстрела вспугнул с деревьев стаю красногрудых снегирей. Но совсем ненадолго. Сделав широкий круг над лесом, пичуги успокоились. Все осталось по-прежнему: солнце продолжало ласково греть, перистые облака все так же безмятежно плыли куда-то по небу, стройные верхушки молоденьких сосенок кокетливо покачивались, робко отвечая на заигрывания шаловливого ветра.

Все в мире было привычно и замечательно.

Внизу под деревьями тоже появилась красненькая «птичка». Она угнездилась на затылке валявшегося на обочине дороги мертвого велосипедиста и, растекаясь, ежесекундно увеличивалась в размере.

Над дымящейся лужицей крови, словно желая напиться, склонил нежно-фиолетовую головку странного вида цветок с красивыми разлаписто-махровыми листочками.

Франт восседал в ресторации «Большой Урал», наслаждаясь и отлично сервированным овальным столом, покрытым хрустящей, накрахмаленной до синевы скатертью, и роскошным ужином, состоящим из омаров в белом вине, и легкой танцевальной музыкой, умело добываемой из своих инструментов музыкантами в солидных черных фраках. А сиреневые «бабочки» на их манишках вообще вызывали у Франта чувство, сходное с восторгом.

Добавляла хорошего настроения и та немаловажная мысль, что все это великолепие не стоит ему ни рубля, даже платить за ужин не придется. Такая приятная традиция. По пятницам, когда он сюда наведывается, ресторанный счет оплачивает здешняя «крыша».

Вон за крайним столиком у эстрады сидит ее рыжеволосый представитель, носящий смешную кличку Цыпа. По мнению сорокалетнего Франта, слишком уж тот розовощек и молод, чтоб контролировать такой солидный кабак, но нынче ведь все перевернулось с ног на голову. Желторотые юнцы и бывшие «шестерки» вес набрали, такими делами заправляют, о которых раньше и «паханы» не мечтали в пьяном угаре. Беспредел, в общем. Гримасы нарождающегося капитализма. Заработанный в лагерях и тюрьмах авторитет ни черта уже не стоит, сейчас достаточно заиметь «шпалер», чтобы тебя зауважали.

Рыжий детина за крайним столиком, похоже, с пистолетом даже спать ложится. «Вон как левый локоть нагло оттопырен! – Франт кривовато-пренебрежительно усмехнулся. – Форсит малолетка! Зоны, по ходу, еще не нюхал, а то бы поостерегся двести восемнадцатую статью цеплять. Ведь пять лет строгой изоляции ломится».

Сам Франт брал оружие исключительно только на дело и даже держал его подальше от греха – в автоматической камере хранения железнодорожного вокзала. Береженого Бог бережет. Франт не амбициозный щенок, а битый волчара. Пятнадцати лет в общей сложности за колючей проволокой с него вполне достаточно, более «залетать» охоты нет. Нахлебался баланды на всю оставшуюся жизнь, до блевотины. Пускай глупые малолетки зря рискуют, а ему лагерная «романтика» уже давно без надобности.

Никогда уважающий себя Франт не стал бы пахать на этого сосунка Цыпу, если б не стечение обстоятельств. Год назад погиб его работодатель Хромой при разборке с конкурирующей бандой «Каратисты Урала». Последние с этого поиметь так ничего и не успели. Начавшаяся кровавая бойня уничтожила обе враждующие группировки. Франту тогда даже не хватило времени вникнуть в ситуацию и принять посильное участие в междуусобице, как он лишился хозяина. Но «Большой Урал» недолго оставался без «крыши». Тут мигом нарисовался этот Цыпа с целой кодлой таких же зеленых мордоворотов. Конечно, свято место пусто не бывает.