Валявшиеся на дне лодки бесхозные бамбуковые удочки почему-то действовали на Ягоду нервозно-раздражающе. Подавив в себе рачительно-хозяйственную мысль, что рыбацкие принадлежности еще вполне могут пригодиться, он поднял удочки и швырнул их за борт. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.

После нескольких часов томительно-однообразного плавания беглецы удалились от колонии-поселения и места двойного убийства почти на сотню километров.

Скромный ужин, состоящий из одного хлеба, прикончили молча, каждый думая о своем. В стремительно опустевшую фляжку Ягода запасливо набрал воды из речки и сунул ее в карман телогрейки.

– Уж чего-чего, а этого добра у нас навалом! – хихикнул Макс, наблюдая осоловевшими глазами за глупыми, на его взгляд, манипуляциями с флягой. Самогонка явно улучшила его самочувствие, приведя в веселое расположение духа. – До второго пришествия нам водицы хватит!

«Дальше уходить надо лесом, – подумал Ягода и, выудив из пачки предпоследнюю сигарету, закурил, глубоко вгоняя дым в легкие, чтоб побольше хапнуть никотина из-за вынужденной экономии табака. – На реке завтра начнется крупный хипиш. Катера вэвэшников будут каждую лодку останавливать для досмотра. Незамеченным проскользнуть уже не удастся, рубль за сто!»

Солнце окончательно спряталось за горизонтом, натянув на себя дырявое одеяло из перистых облаков. Быстро, как всегда в мае, темнело. Кое-где на небе уже угадывались редкие звезды.

«До Балтымки, где живет брательник, отсюда рукой подать – километров сорок-пятьдесят по тайге, не больше. Пойду один. Этот нервный фраер мне без надобности. Но отпускать его опасно, да и за кентуху Калмыка надо бы сполна рассчитаться...» – Ягода покосился на Макса и поймал голодный взгляд приятеля, направленный на его дымившийся чинарик.

– Курево, что ль, кончилось?

– Ага. Давно уже, – вздохнул Макс. – Да мне много не надо. Коли не жалко, оставь на пару затяжек – и все дела.

– Ладно уж. Я не жлоб, – буркнул Ягода и отдал ему свою пачку с последней сигаретой. – Курни децал, братишка, на дальнюю дорожку...

Благодарно улыбаясь приятелю, Макс с явным удовольствием скурил «Приму» до последнего предела – пока пальцы не обжег. Никотин, плотно наслоившись на алкоголь, прибил Макса на блаженную дремоту. Привалившись к сосне, он устало полузакрыл глаза.

– Покемарь, отдохни пока, – кивнул Ягода. – Путь предстоит длинный.

Шум проезжавших по близкому шоссе автомашин стал совсем редким. Зато заметно оживал лес, готовясь к ночной потаенной жизни. Отовсюду слышались какие-то странные тревожные шорохи, из черной лесной глубины донеслось злорадное уханье совы, предвкушавшей свою удачную кровавую охоту на мелких зверьков.

Макс клевал носом, вскоре начал даже похрапывать тихонько. Правая рука Ягоды скользнула по штанине за голенище сапога, нащупывая медную шишечку на теплой рукоятке финки.

Так кстати заснувший приятель ничего понять и даже вскрикнуть не успел. Клинок вошел в тело легко и грамотно – слева между третьим и четвертым ребром грудной клетки. Острие ткнулось в один из желудочков сердца, взрезав нежную мякоть и навсегда остановив его ритмичную жизнедеятельность.

Прихватив бывшего товарища за лодыжки, Ягода отволок оказавшееся довольно тяжелым тело к лодке. Перевалив труп через борт, забрался в лодку сам и оттолкнулся веслом от берега.

Далеко отплывать Ягода смысла не видел. Когда отдалился от береговых кустов на десяток метров, освободил суденышко от мертвого груза, предварительно для страховки ткнув несколько раз ножом в живот трупа.

– Теперь уже верняк не всплывешь, дорогуша! – выдохнул Ягода, распрямляясь. – А ведь ты как в воду глядел – водички тебе до второго пришествия уж точно хватит!

На какой-то миг ему показалось, что из черной воды высунулась рука с крючковатыми пальцами, но, приглядевшись, он вздохнул с облегчением – это была всего лишь мирно плывущая по течению березовая ветка.

Причалив к берегу, хотел было затопить лодку, пробив дно, но передумал. Ударом сапога оттолкнув посудину от берега, отправил ее плыть в сторону Кундинки.

«Я не мародер! Пусть моторка рыбака его жене в наследство достанется!»

Очень довольный проявленным благородным великодушием, Ягода исчез в черной лесной чаще.

Ему предстоял нелегкий пеший переход без единой крошки хлеба и табака.

Подпрыгивая на лесных ухабах и рытвинах в своем мини-тракторе «Уралец», Михаил костерил на чем свет тупорылую отечественную промышленность, не понимавшую, что надежные рессоры в любой машине – наипервейшее дело.

Невидимые в зелени ветвей пичуги заливисто-весело щебетали, словно насмехаясь над его кульбитами. Михаил чуть не пальнул по наглым птахам из неразлучной двустволки для острастки, но в последний момент пожалел жечь патрон на этакую ерунду. Цены на боеприпасы нынче кусаются, как бешеные псы. Лучше приберечь заряд на возможную встречу с лопоухим. Халявная зайчатинка на обед – самое милое дело, а ежели еще и стаканчик сорокаградусной для аппетита приговорить – вообще полный тип-топ. Кайф то бишь.

Ехал Михаил по личной крестьянской заботе. Надобно было осмотреть новое приобретение – взятый у хиреющего колхоза в долговременную аренду участок земли под покос. Михаилу-то сено до лампочки было, но соседи не откажутся прикупить у него копну-другую травки-муравки. Все ведь и лошадей, и коровенок держат, куркули. Хотя их тоже можно понять – без крепкого подсобного хозяйства давно бы зубы на пыльную полку поскладывали. Колхоз-то вон третий месяц зарплату задерживает. По ходу, вконец обанкротился коллективизм-социализм.

Сам Михаил никакой живности, окромя курей да гусей, не имел. К чему эти суетливые хлопоты? Он на своем солярном железном коне в десять раз больше сробит. Даже огород вспахать под картошку почти все селяне к нему идут с полным уважением и денежкой в потном кулаке. Оно и понятно – самим бы пришлось несколько дней с лопатой горбатиться, а так – час работы агрегата Михаила, и все тип-топ. Колхозным-то махинам «Кубань» на огородиках даже не развернуться толком. Прежних хозяев жизни – показушников-коммуняк – хлебом ведь не корми, а дай учудить мировой рекорд. Вот и сварганили, умники, не трактор, а натуральный крейсер. Дурость одна, короче. Хорошо, что частное предпринимательство и бизнес догадался кто-то с Запада к нам притаранить. Мигом ушлые коммерсанты стали не амбициозные трактора-монстры на заводах выпускать, а неказистые, но удобные в крестьянском деле «Уральцы». Маленькие, как Конек-Горбунок, но и такие же незаменимые.

Михаилу за своего «конька» пришлось чуть ли не весь навар с налета на инкассатора угрохать. Ну да черт с ним. Деньги что навоз – сегодня нет, а завтра воз. Кстати, вот это ружьишко, что брякает сейчас под ногами, и помогло урвать приличный куш восемь лет назад. Помнится, вот такой же туман и тогда по земле стелился...

...По земле расползался голубовато-фиолетовый утренний туман, скапливаясь в низинах и оврагах, словно отряд лазутчиков, скрытно готовящий атаку. Впрочем, поползновения совершенно напрасные – стоит лишь появиться прямым солнечным лучам, и туманная «оппозиция» будет, как тысячу и миллион лет назад, победоносно рассеяна гордым небесным светилом.

Братья расположились на уютно-крохотной полянке. От проселочной дороги, ведущей из Верхней Пышмы в Балтымку, их отделял лишь редкий живой забор из кустов дикой акации. На расстеленной прямо на траве газете стояли бутылка «Русской» и граненая стопка в единственном числе. Из закусок присутствовали только кусок полукопченой колбасы и пара сырых луковиц.

Если бы кто-то сейчас увидал эту мирную картинку, то подумал бы, что братья просто трапезничают, а не сидят в засаде. Правда, могла навести на некоторые размышления тульская «вертикалка» двенадцатого калибра, прислоненная к сосне. Охотничий сезон официально не был еще открыт.

– Давай-ка, младший, хапнем водочки для куражу! – предложил Михаил, сковырнув охотничьим ножом жестяную шляпку с бутылки. – В Афгане, помнишь, перед «зачистками» ротный завсегда нам спиртику выделял.