Естественно, я тут же поехал разделить мамино горе. Благо от Екатеринбурга до Верхней Пышмы всего четыре километра. Весь путь занял чуть больше двадцати минут. Хотя Цыпа, как всегда, вел машину сверхаккуратно и правил дорожного движения ни в чем не нарушал. Это у него в крови, наверно.

Мой молодой светловолосый подручный подробно доложил о результатах вчерашнего своего визита к Могильщику.

– Становится неуправляем и поэтому опасен. Крыша у него здорово дымится – пытается алкоголем залить. Безуспешно пока, – закончил рассказ Цыпа, въезжая во двор нужного мне дома. – Поговорил бы ты с ним, Михалыч. Авось угомонится, а то ведь до белой горячки ему уже самый децал остался. Надо что-то делать...

– Ладно, заедем к нашему алконавту на обратном пути, – согласился я. – Жди в машине. Сильно не задержусь.

Поднявшись на третий этаж, позвонил в седьмую квартиру. Музыкальный электрозвонок проиграл веселенькую мелодию из мультфильма «Бременские музыканты» прозвучавшую если не кощунственно, то по меньшей мере легкомысленно, учитывая печальную причину моего сегодняшнего здесь появления.

Мама открыла дверь быстро. Наверно, поджидая меня, сидела на балконе и заметила, как я прикатил.

Чмокнув родную морщинистую щечку, прошел в гостиную, ожидая увидеть там сам не знаю что именно. Что-нибудь нелепо-диковатое – к примеру, убранный живыми цветами дубовый гробик с Малышом на обеденном столе в центре комнаты. Но, слава Всевышнему, ничего подобного лицезреть мне не привелось.

– Где же Малыш?

– Я его, Женя, на балкон вынесла. Там все же немного попрохладнее будет. Он ведь почти сутки мертвенький лежит...

Малыш находился в объемной картонной коробке из под телевизора «Панасоник», который я подарил маме на прошлый Новый год. Рядом, напрягшись всем дрожащим тельцем, сидела глупенькая Милашка, подозрительно принюхиваясь к коробке и жалобно-тоненько поскуливая. Ясное дело. Ее умишко такое глобальное понятие, как Смерть, осознать было не в силах. Ничего удивительного. Я сам частенько поражаюсь в глубине души. Вот, казалось бы, человек только что был полон жизненной энергии, надежд на будущее, улыбался даже, и вдруг – бац! – все мгновенно и кардинально изменилось: бессмысленные потухшие глаза, улыбка превратилась в неприятно-резиновую гримасу, тело стало простым куском мяса. И все это из-за какой-то махонькой пулевой дырочки. Признаюсь, мне всегда удивительно наблюдать такие фатальные превращения, происходящие всего за какие-то пару-тройку секунд. В натуре.

– Так не годится! – заявил я мамуле. – Милашке лучше быть в стороне. Нужно поберечь ее слабенькие нервишки, а то, не ровен час, у собачонки истерика случится.

Я вынул из кармана заранее припасенную плитку «Сникерса» и, сорвав блестящую обертку, дал понюхать сучке. Сначала она никак не реагировала на вкусный запах, даже отвернулась, будто негодуя. Но вот белый мохнатый хвостик ее неуверенно шевельнулся раз-другой, Милашка переключила свое внимание на меня, а точнее на любимое шоколадное лакомство, и завертела хвостишком с таким азартом, словно тысячу мух отгоняла.

– Все правильно! – усмехнулся я. – Чужая смерть – совершеннейший пустяк по сравнению с собственными потребностями и удовольствиями! Айда за мной, умница ты моя!

С помощью «Сникерса» увел Милашку в спальню и, бросив шоколадку на ковер, закрыл дверь.

– Все хлопоты беру на себя! – безапелляционно сказал я, понимая, что именно этого от меня и ждет милая матушка. – Похороню Малыша со всем уважением и любовью, как положено. Не беспокойся. Все будет по уму. Обещаю.

– Плохо, что у нас в России нет кладбищ для домашних животных, – вздохнула мама, изо всех сил стараясь не расплакаться. – Весь цивилизованный мир имеет такие!

– Ничего. Мы идем по тому же проторенному пути. Скоро и у нас подобный сервис образуется, – успокаивающе обронил я, взваливая коробку с покойным маминым любимцем себе на плечо. – Давай не хандри! Все там будем! На днях обязательно загляну, не сомневайся. Накрайняк – в следующий вторник.

Цыпа по своему обыкновению так увлекся чтением бульварной газетенки «Ярмарка», что не сразу даже меня, заметил.

– В ремонт? – кивнул он на коробку «Панасоника». – А еще базарят, что япошки лучшую в мире технику варганят!

– Нет, – я аккуратно пристроил ношу на заднем сиденье. – Поехали на природу. Надо подобрать приличное местечко для захоронения по-настоящему бескорыстного и верного друга...

После полутора часов блуждания по уральским природным достопримечательностям я выбрал наконец живописную полянку недалеко от озера Балтым.

– Копай здесь! – велел я Цыпе. – Лопатка, помнишь, где?

Цыпа отлично помнил. Мигом выудил из багажника острую саперную лопатку. Да и немудрено – недели еще не прошло, как он где-то в этих же местах обустраивал уютную нелегальную могилку для двух фраеров, возомнивших себя «крутыми» и сдуру пытавшихся взять под контроль наше невинное с виду питейное заведение.

Меня так очаровала эта солнечная полянка, что я решил организовать тут небольшой пикничок. Благо, на всякий пожарный все необходимое заранее имелось в «девятке».

Земля поддавалась плохо, чуть не час понадобилось Цыпе, чтоб сбацать яму глубиной в метр.

– Ладушки! Хватит. Для людишек и то больше не копаем. Засыпай наш японский «гроб».

Поминальную скорбную речь говорить над свежей могилкой я посчитал совершенно излишним и по-простому поднял хрустальную стопку с коньяком «Матр»:

– Упокойся с миром, Малыш! Пусть земля будет тебе лебяжьим пухом!

Чисто по-человечьи посидели у маленького костерка, молча поминая четвероногого друга.

– А знаешь, – поделился я с соратником вдруг народившейся идеей, – ведь здесь можно приличное собачье кладбище обустроить! Пробей-ка: кому конкретно эта землица принадлежит. Если местному колхозу – всего за ящик водяры все купим на корню! Без базара!

Обратный путь в Екатеринбург я проспал как убитый. Да и немудрено. Накануне спал лишь четыре часа всего.

Пасмурный день не прибавил мне оптимизма, когда я проснулся. Тем более что предстояло навещать спивающегося Могильщика. Вчера, признаться, я отказался чисто из лени от этой запланированной затеи, хоть и обещал Цыпе.

Выглянув с балкона, с удовлетворением убедился в дисциплинированности обоих своих водителей. И «девятка» и «двойка» были на положенном месте. У подъезда моего дома.

Чтоб пообщаться между делом с хорошим человеком, выбрал для передвижения «жигуль» Александра, подав Цыпе знак, что он пока может быть свободен.

Сидя на заднем сиденье пикапа, любовался проносящимися мимо окрестностями и почти голым черепом водителя.

– Мы ведь с тобой ровесники, а «кумпол» твой уже лысый основательно, как задница у шимпанзе! – не очень тактично заметил я, закуривая.

– Виновата, Евгений Михайлович, глупейшая случайность, – бывший майор даже не думал обижаться, как и положено человеку нормальному, не страдающему комплексом неполноценности. – В начале восьмидесятых пришлось мне по делам службы побывать на Сахалине. Недельная по плану командировка, но задержался на полмесяца. Есть на острове радиолокационная станция типа РП-15. При работе она излучает СВЧ – сверхвысокие частоты. Навроде как микроволновая печь, чтоб понятнее вам было. Когда прямо под ней стоишь, опасности нет, но на высоте в пять-шесть метров СВЧ уже во всю мощь шпарят. Достаточно пару раз всего подбросить живую курицу вверх, и она становится хорошо зажаренной. Пальчики оближешь! Не вру. Сам подбрасывал. В последний день перед отлетом на материк дернул меня черт за грибами отправиться. Но до леса еще с километр было, когда услышал за спиною протяжный вой сирены – так всегда предупреждают людей о включении станции. От нее я успел отойти метров на двести. Бегом рванул к лесу, но выскочить из опасной зоны не успел. Получил тепловой удар прямо по темечку. Сразу сознание напрочь отключилось. Потом неделю провалялся в местном госпитале под капельницей. Ничего. Оклемался. На половых функциях, к счастью, облучение не отразилось, а вот шевелюру мою за несколько месяцев как ветром сдуло. Такие вот невеселые дела.