Ричард поднимал руку каждый раз. Ему было глубоко наплевать на происходящее. Он не желал принимать в этом участие, не желал пытаться улучшить что-то, и ему было все равно, хорошо или плохо живут эти люди. Большинству, похоже, нравилось, что Орден управляет их жизнью, избавляя от бремени думать самим. В точности как в Андерите. Никки казалась удивленной и даже несколько разочарованной тем, что он всякий раз поднимает руку. Но не возражала и не задавала вопросов.

Ричард даже едва отдавал себе отчет, что поднимает руку. Он мысленно улыбался, вспоминая изумление Кэлен, восторг в ее зеленых глазах, когда она впервые увидела «Сильную духом». Ричард охотно вырезал бы для нее гору, лишь бы снова увидеть ее радость и восторг при виде чего-то, что ей нравится, чего-то для нее ценного и дорогого.

Заговорил очередной оратор, жалуясь на несправедливые условия труда и рассказывая, что он вынужден был уволиться, чтобы не позволять транспортной компании так эксплуатировать его. Это был тот самый тип, что уволился, предоставив Ричарду разгружать фургоны в одиночку. Ричард поднял руку вместе с остальными, разрешая выплатить этому хмырю полный шестимесячный оклад в виде компенсации.

После всех этих многочисленных голосований, перешептываний, записи всех решений здоровым членам ячейки было объявлено, что они должны внести справедливую лепту в помощь нуждающимся. Ричарду было сказано, что все, кто может, обязаны трудиться с полным усердием, дабы помогать тем, кто работать не в состоянии.

Когда назывались имена, люди поднимались и выслушивали, какую часть из зарплаты на следующей неделе у них забирают. Поскольку Ричард был новичком, его фамилию назвали последней. Он встал, глядя через дымный зал на людей в траченных молью пальто, сидящих за длинным столом, сконструированным из двух старых дверей. В одном конце сидел Ицхак, во всем поддерживая большинство. Сидевшие в президиуме женщины все еще перешептывались. Закончив переговоры, они что-то прошептали председателю. Тот кивнул.

— Ричард Сайфер, принимая во внимание, что ты новенький, тебе еще предстоит восполнить свой долг перед рабочей ячейкой. Твоя зарплата за следующую неделю целиком идет на помощь нуждающимся.

Ричард какое-то мгновение тупо глядел на него.

— Но… что я буду есть? И как платить за жилье?

Сидящие в зале хмуро повернулись к нему. Председатель хлопнул ладонью по столу, призывая к тишине.

— Ты должен благодарить Создателя за отличное здоровье, позволяющее тебе работать, молодой человек. А сейчас тут есть те, кому не так повезло в жизни, как тебе, те, чья нужда куда больше твоей. Помощь страждущим и нуждающимся важней эгоистичного личного обогащения.

Ричард вздохнул. Да какое все это имеет, в сущности, значение? В конце концов, ему ведь везет в жизни.

— Да, сударь. Я понял, что вы имеет в виду. Я с радостью отдаю мою зарплату нуждающимся.

Как же он жалел, что Никки пустила по ветру их деньги!

— Ну, — сказал он, когда они вышли наконец на свежий воздух, — полагаю, мы можем стребовать с управляющего квартплату назад. Мы можем и дальше жить там, где жили, пока я не заработаю и не скоплю немного денег.

— Квартплата возврату не подлежит, — сообщила Никки. — Управляющий поймет нашу проблему и позволит нам жить в долг, пока мы не сможем начать его гасить. На следующем собрании тебе нужно лишь встать и объяснить ревизионной комиссии свои трудности. Если ты все правильно изложишь, они окажут тебе вспомоществование для выплаты квартплаты.

Ричард иссяк. Ему казалось, что все это — какой-то дурацкий сон.

— Вспомоществование? Да это моя зарплата! За работу, что я выполняю!

— Это эгоистичный взгляд на вещи, Ричард. Работа — это милость со стороны рабочей ячейки, компании и Ордена.

Ричард слишком устал, чтобы спорить. К тому же вовсе не ожидал никакой справедливости хоть в чем-то, что делалось во имя Ордена. Ему хотелось лишь добраться до их нового жилья и упасть спать.

Когда они открыли дверь, один из тех трех юнцов рылся в сумке Никки. Держа в одной руке ее нижнее белье, он ухмыльнулся, глядя на вошедших через плечо.

— Так-так, — протянул он, поднимаясь. Рубашки на нем по-прежнему не было. — Похоже, две мокрые крысы нашли-таки нору для жилья.

Его похотливый взгляд скользил по Никки. На лицо ей он даже не смотрел.

Никки сперва выхватила у него сумку, потом свои вещи. И принялась запихивать их в сумку. Юнец наблюдал, продолжая ухмыляться. Ричард испугался, что она наплюет на узы с Кэлен и воспользуется своей силой, но Никки лишь разъяренно поглядела на нахала.

Комнатушка оказалась жалкой и обшарпанной. Низкий потолок просто давил. Когда-то он был побелен, но теперь потемнел от чада свечей и ламп, комната походила на пещеру. Освещала помещение одинокая свечка, горевшая на замызганной полочке у двери. В углу, у засиженной мухами стенки стоял перекосившийся шкаф. Одна дверца шкафа выломана. Единственное, на что можно сесть, кроме замызганного и ободранного соснового пола, — два деревянных стула подле стола у окна. Маленькие квадратики стекла на окне были все заляпаны пятнами краски всех цветов радуги. Через маленький выбитый треугольник Ричард видел серую стену соседнего здания.

— Как ты сюда попал? — рявкнула Никки.

— Универсальный ключ, — помахал он ключом, как королевским жезлом. — Мой папаша — управляющий. Я просто осматривал ваши шмотки на предмет подрывной литературы.

— А ты умеешь читать? — Никки просто сочилась ядом. — В жизни не поверю, пока своими глазами не увижу!

С физиономии юнца не сходила вызывающая ухмылка.

— Нам не нужны тут подрывные элементы. Это может подвергнуть опасности всех остальных. Мой отец обязан сообщать о любой подозрительной деятельности.

Ричард шагнул в сторону, пропуская направившегося к двери парня, но тут же перехватил его за руку, когда тот схватил свечку.

— Это наша свечка, — произнес Ричард.

— Да ну? С чего ты это взял?

Ричард сжал крепче обнаженную мускулистую руку парня. Глядя ему в глаза, он жестом показал:

— На ее основании вырезаны наши инициалы.

Парень машинально перевернул свечку, чтобы посмотреть. Горячий воск брызнул ему на руку. Взвыв, он выронил свечу.

— Ох ты! Беда какая! — спокойно проговорил Ричард. Наклонившись, он поднял свечу. — Надеюсь, с тобой все в порядке? Горячий воск в глаза ведь не попал, а? Жутко больно, когда горячий воск попадает в глаз.

— Да? — Юнец отбросил прямые темные волосы со лба. — А откуда ты знаешь?

— У себя на родине я как-то видел, как это случилось с одним бедолагой.

Ричард высунулся в коридор, где горела на полке еще одна свечка. И ногтем демонстративно нацарапал Р и С на основании свечи.

— Вот видишь? Мои инициалы.

Юнец даже не соизволил поглядеть.

— Угу, — буркнул он и рванулся к дверям.

Ричард вышел с ним вместе и зажег свечу от той, что горела в коридоре. Юнец, притормозив, высокомерно глянул на Ричарда.

— А как тот придурок ухитрился залить себе воском глаза? Он что, такой же тупой здоровенный облом вроде тебя?

— Да нет, — небрежно ответил Ричард. — Вовсе нет. Это был озабоченный юнец, по глупости позарившийся на чужую жену. И воск в глаза ему налил муж.

— Да ну? А почему этот тупоголовый козел попросту не закрыл их?

И тут Ричард впервые за все время одарил парня не сулящей ничего хорошего улыбкой.

— Да потому что ему сперва отрезали веки, чтобы он не мог закрыть глаз. Видишь ли, там, откуда я родом, с каждым, кто прикасается к женщине вопреки ее воле, обращаются не больно-то ласково.

— Да ну?

— Ага. И веки — не единственное, что отрезали тому молодцу.

Юнец снова отбросил волосы со лба.

— Ты что, мне угрожаешь, облом?

— Нет. Я не могу сделать тебе ничего хуже того, что ты уже делаешь себе сам.

— Это ты о чем?

— Ты никогда ничего в жизни не добьешься. Ты всегда будешь ничтожеством, грязью, что счищают с сапог. У тебя есть лишь одна жизнь, а ты ее растрачиваешь впустую. И это очень печально. Сомневаюсь, что ты имеешь хотя бы малейшее представление, что означает быть по-настоящему счастливым, совершить что-то действительно стоящее, чтобы можно было гордиться собой. Ты сам все это на себя навлек, и хуже этого ничего быть не может.