— Благой Создатель, — прошептала Энн. — Прости это несчастное страдающее дитя за то, что она сейчас сотворит.

Кэлен швырнула дневник в огонь.

Энн и сестра Алессандра, побледнев, смотрели на брошенную в костер книжицу.

Кэлен схватила меч Ричарда.

— Пора двигаться, Кара.

— Лошади готовы. Я как раз оседлала их, когда возникли эти две.

Кэлен выплеснула из котелка горячую воду, а Кара торопливо собрала вещи и побросала в седельные сумки.

Ни разу не оглянувшись на Энн с Алессандрой, Кэлен вскочила в седло. Они с Карой повернули лошадей и прорысили прочь, в снежную метель.

Как только Кэлен с Карой, словно два духа мщения, растворились в белой мгле, Энн упала на колени и, сунув руки в огонь, выхватила путевой дневник.

— Аббатиса! — заверещала сестра Алессандра. — Вы обожжетесь!

Морщась от боли, Энн снова сунула руки в костер. Она скорее увидела, чем почувствовала, что драгоценная книжица у нее в руке.

Спасение дневника заняло несколько секунд, но из-за боли они показались вечностью.

Закусив губу, Энн откатилась в сторону. Тут же подбежала Алессандра с горстями снега в руках. Она положила снег на черные кровоточащие пальцы Энн и намертво зажатый в них дневник.

Когда холодный снег коснулся ожогов, Энн застонала. Алессандра взяла ее за запястья, глотая слезы.

— Аббатиса! Ох, аббатиса, не надо было! Ох, Энн! Ну почему ты не воспользовалась магией? Или хотя бы палкой!

Вопрос удивил аббатису. Она слишком боялась, что драгоценный путевой дневник сгорит, и думала лишь о том, чтобы поскорей вытащить его, пока не поздно. Впрочем, она действительно повела себя глупо. Это — из-за обвинений Кэлен.

— Сиди смирно, — велела сквозь слезы Алессандра. — Сиди смирно и дай мне взглянуть, что я смогу сделать. Все будет хорошо. Просто сиди смирно.

Энн сидела на снегу, ошеломленная болью и словами, все еще звеневшими у нее в голове, Алессандра лечила ей руки, но вылечить ей сердце сестра не могла.

— Она не права, — проговорила Алессандра, будто прочитав мысли Энн. — Она не права, аббатиса.

— Разве? — глухо спросила Энн. Режущая боль начала потихоньку стихать, сменившись неприятным покалыванием магии. — Разве, Алессандра?

— Да. Она знает далеко не так много, как думает. Она всего лишь дитя. Вряд ли она разменяла третий десяток. За такой срок люди и нос-то себе вытирать еще не могут научиться. — Энн понимала, что Алессандра просто болтает, говорит глупости из-за тревоги за путевой дневник, из-за боли, причиненной словами Кэлен. — Она всего лишь дитя, она ничего не понимает. Все не так просто. Гораздо сложней. Куда сложней, чем она думает.

Энн не была так в этом уверена. Все казалось ей мертвым. Пятьсот лет работы. Неужели все это — мартышкин труд, следование эгоистичным желаниям и глупой вере? Окажись она на месте Кэлен, не видела бы и она все в таком же свете?

На мысленном суде перед ней лежали бесчисленные горы трупов. Что она может сказать в свою защиту? У нее имелись тысячи ответов на обвинения Матери-Исповедницы, но сейчас все они казались пустыми. Как вообще она может оправдаться перед мертвецами?

— Ты — аббатиса сестер Света, — продолжала Алессандра, на мгновение прервав работу. — Кэлен должна была отдавать себе отчет, с кем разговаривает. Должна была проявить уважение. Она ничего во всем этом не понимает. Тут все гораздо сложней. Неизмеримо сложней. В конце концов, сестры Света выбирают себе аббатису не за красивые глаза. Как и Исповедницы не за красивые глаза выбирают Мать-Исповедницу.

Прошел час, потом второй. Наконец Алессандра завершила лечение. Все это время Энн беспомощно сидела на снегу и слова Кэлен терзали ей душу.

Когда Алессандра закончила, Энн сжала саднящие пальцы. Еще немного побаливало, и она знала, что это надолго. Но ничего, все в порядке.

Усталая и замерзшая, Энн прилегла рядом с догоравшим костром. Сейчас ей хотелось не вставать никогда. Казалось, прожитые ею годы, вся тысяча, разом обрушились на нее.

Энн вдруг ужасно затосковала по Натану. Уж пророк-то наверняка сказал бы сейчас что-нибудь мудрое. Или глупое. И все равно бы ее утешил. У Натана всегда было что сказать. Энн скучала по его низкому голосу, его добрым, детским и мудрым глазам. Ей не хватало прикосновения его рук.

Тихонько всхлипывая, аббатиса уснула. Но из-за тяжелых снов спала плохо и не отдохнула. Она проснулась поздним утром, почувствовав на плече ладонь Алессандры. Сестра подбросила хвороста в костер, было тепло.

— Тебе лучше, аббатиса?

Энн кивнула — и солгала. Первая мысль была о Путевом дневнике. Он благополучно лежал на коленях Алессандры. Энн села и осторожно взяла почерневшую книжицу.

— Аббатиса, я беспокоилась о тебе.

Энн только грустно отмахнулась и ничего не ответила.

— Пока ты спала, я осмотрела книгу.

Энн крякнула:

— Выглядит паршиво.

Алессандра кивнула:

— Я тоже так думаю. Сомневаюсь, что его можно спасти.

Энн легким касанием Хань удерживала страницы — от которых мало что осталось, кроме пепла, — пока листала книжицу.

— Он продержался три тысячи лет. Будь это обычная бумага, он не подлежал бы восстановлению, но эта вещь — магическая, Алессандра, созданная могущественными волшебниками, равных которым не рождалось три тысячи лет… до Ричарда.

— Что мы можем сделать? Ты знаешь, как его восстановить?

Энн, изучая обгоревшие страницы, покачала головой.

— Не знаю, можно ли его восстановить. Я просто говорю, что это волшебная вещь. А там, где есть магия, есть и надежда.

Энн извлекла из-под своих многочисленных одежек носовой платок, осторожно положила дневник на ткань, завернула, связала концы платка и наложила защитное заклятие.

— Придется мне отыскать способ восстановить его. Если смогу. Если его вообще можно восстановить.

Алессандра вытерла руки о подол.

— Значит, сейчас наша связь с армией утрачена.

Энн кивнула:

— Мы не узнаем, решит ли Имперский Орден наконец тронуться с места на юге и двинуться в глубь Срединных Земель. Я не смогу направлять Верну.

— Аббатиса, что, по-твоему, произойдет, если Орден решит атаковать, а Ричарда там не будет? Что они станут делать? В отсутствие Магистра Рала…

Энн постаралась на время забыть слова Кэлен и обдумать сложившуюся ситуацию.

— Теперь Верна — аббатиса. Во всяком случае, для тех сестер, что сейчас с армией. Она будет мудро руководить ими. С ними Зедд. Он поможет сестрам подготовиться к битве. Как Волшебник Первого Ранга он и прежде принимал участие в больших войнах. Придется нам уверовать в то, что Создатель присмотрит за ними. Я не смогу помочь им советом, пока не восстановлю дневник. Я даже не буду знать, что там у них вообще происходит.

— Ты можешь туда поехать, аббатиса.

Энн стряхнула снег с плеча.

— Сестры Света считают, что я умерла. И теперь они возложили свои надежды на Верну как их аббатису. Приехать туда сейчас — значит нанести тяжелый удар и Верне, и остальным сестрам. Конечно, многие будут рады моему приезду, но в других это породит сомнения и растерянность. А война — неподходящее время для сомнений.

— Но ты их всех вдохновишь…

Энн покачала головой:

— Их лидер — Верна. Я могу своим возвращением навсегда подорвать ее авторитет. Я обязана в первую очередь думать о благе сестер Света. Сейчас я обязана делать так, как лучше для них.

— Но, Энн, ведь аббатиса — ты.

— И кому от этого было хорошо?

Алессандра отвела взгляд. Ветер тоскливо завывал среди деревьев, взметая столбы снега. Солнце скрылось за тучами. Энн вытерла нос краем плаща.

Алессандра сочувственно положила руку ей на плечо.

— Ты вернула меня в свет Создателя. Я была в руках Джеганя, я ужасно с тобой обращалась, когда он схватил тебя, но ты никогда не переставала заботиться обо мне. Кого еще это бы волновало? Без тебя моя душа погибла бы навеки. Ты даже не представляешь, насколько я тебе благодарна, аббатиса.