В первый момент Кэлен испугалась, что он упал и разбился или Никки убила его. Усилием воли она отбросила от себя эти мысли.

— Никки знает об узах. Скорее всего она прибегла к магии, чтобы скрыть их или нарушить.

— Да-да, скрыла. — Кара покатала в пальцах эйджил. — Должно быть, так. Я по-прежнему чувствую эйджил, следовательно, знаю, что лорд Рал жив. Узы целы… Но я не чувствую их, не могу определить, где он.

Кэлен облегченно вздохнула.

— Значит, так оно и есть. Никки не желает, чтобы за ней следовали, вот и затуманила узы магией.

Кэлен сообразила, что теперь для защиты от сноходца людям придется просто верить в Ричарда, не ощущая волшебных уз. Они должны будут сохранять эту веру в сердце, чтобы выжить.

Смогут ли они? Смогут ли верить просто так? Кара смотрела в дверной проем, за луг, туда, где в лесу исчез Ричард. Лиловое небо над серо-голубыми горами окрасилось оранжевыми полосами. Снежные шапки на вершинах опускались все ниже. Надвигалась зима. Если Ричарду не удастся в течение нескольких дней сбежать и вернуться, Кэлен с Карой должны будут поспешить, чтобы уехать до наступления зимы.

Ее вновь охватило чувство утраты и скорби, на глаза навернулись слезы. Кэлен отправилась в спальню, чтобы снять платье Матери-Исповедницы. Пора готовить дом к зиме, пора собираться.

Едва Кэлен стянула с себя платье, как в дверях возникла Кара.

— И куда мы направимся, Мать-Исповедница? Ты сказала, что мы отсюда уедем, но не сообщила куда.

Кэлен увидела стоящую на окне «Сильную духом» с прижатыми к бокам кулаками и гордо вскинутой головой. Взяв статуэтку, она провела по ней пальцем.

Глядя на статуэтку, касаясь ее, ощущая излучаемую ею силу, Кэлен постепенно обретала решимость. Другой рукой она коснулась Меча Истины и усилием воли обратила обуревающее ее отчаяние в жгучую ярость.

— Мы идем, чтобы уничтожить Орден.

— Уничтожить Орден?

— Эти твари убили мое нерожденное дитя, а теперь отняли Ричарда. Я заставлю их об этом пожалеть тысячи раз. Миллионы раз. Когда-то я дала клятву — «никакой пощады Ордену». Время пришло. Если единственный способ вернуть Ричарда — перебить их всех до единого, значит, быть посему.

— Ты поклялась Магистру Ралу.

— Ричард не говорил о том, что их нельзя убивать. Он только сказал, как этого делать не надо. Моя клятва не позволит мне вонзить меч им прямо в сердце, но вовсе не возбраняет нанести тысячи порезов, чтобы они истекли кровью. Я не нарушу клятвы, просто перебью их всех до одного.

— Мать-Исповедница, ты не должна этого делать.

— Это почему?

Голубые глаза Кары угрожающе сверкнули.

— Ты должна оставить половину мне.

Ричард только раз обернулся на бегу и посмотрел на Кэлен. Она стояла в дверях, в белом платье Матери-Исповедницы, с длинными распущенными волосами. Стояла — воплощением женственности, прекрасная, как в тот день, когда он впервые увидел ее. На мгновение их взгляды встретились. Ричард был слишком далеко и уже не видел ее зеленые глаза, такие ясные и лучистые, что при взгляде на них сердце у него то замирало, то убыстряло свой бег.

Он знал, что время поджимает. Как бы ни хотелось ему и дальше смотреть на Кэлен, времени не оставалось. Ее жизнь висит на волоске. Выбора нет. Повернувшись, Ричард углубился в лес.

Он довольно часто ходил этой тропой и знал, где можно бежать, а где следует передвигаться осторожно, но теперь было не до осторожности.

Ричард мчался по лесу. Роившиеся в голове мысли лишь бередили раны. Впервые он чувствовал себя в лесу чужим — бессильным, ничтожным, потерявшим надежду. Голые ветви деревьев скрипели на ветру, они стонали и трещали, словно оплакивая его уход. Ричард бежал вперед и старался больше ни о чем не думать.

Он взбирался все выше и выше, и теперь лиственные деревья сменились елями и пихтами. Дыхание толчками вырывалось из груди. Над верхушками деревьев свистел ветер, будто гнал его из самого счастливого места в мире. Островки мха походили на свадебные торты, сделанные из чего-то ярко-зеленого, сверкали крошечными шоколадными иголочками семян.

Ричард перепрыгнул по валунам через ручей. Ниже по склону ручеек уходил под камни, рокотом возвещая огромным дубам о приближении Ричарда, спешившего навстречу неволе. В тусклом сероватом сумраке он не заметил красноватые корни кедра, споткнулся, рухнул лицом на тропинку. Последнее унижение — после суда и приговора к изгнанию.

Лежа на истлевшей листве, сухих ветках и лесном мусоре, Ричард размышлял, не лучше ли остаться так навсегда. Просто лежать и ждать конца. Холодный ветер заморозит его, пауки, змеи и волки обгрызут с костей плоть, земля и деревья поглотят останки, не оставив никаких следов его пребывания в этом мире.

Посланец, чьих слов никто не захотел услышать.

Вождь, пришедший слишком рано.

Не лучше ли положить всему конец — и пусть смерть заберет их обоих, упокоит с миром и покончит со всем.

Деревья презрительно взирали на него, выжидая, что предпримет ничтожный человек, хватит ли у него смелости подняться на ноги и встретить то, что его ждет. Ричард и сам этого не знал.

В это бесконечное мгновение смерть казалась самым простым исходом, куда менее болезненным.

Даже Кэлен, любимая Кэлен, хочет услышать от него то, что он сказать не может: ложь. Хочет, чтобы он отказался от своих слов, признал, что ошибается. Ради нее он готов на все, но изменить реальность не в его силах. Что ж, по крайней мере она в него верит, она позволит увести ее от тьмы надвигающейся тирании. Пусть она и не верит его словам, но она — единственный человек, готовый следовать за ним по доброй воле.

Он пролежал несколько секунд, приходя в себя и восстанавливая дыхание. Краткий миг, в который он позволили себе проявить слабость в преддверии тех тягот, что ему предстоят.

Слабость — противовес стойкости, которая вскоре ему понадобится. Сомнения — противовес ясности цели. Страх — противовес храбрости, которой ему придется набраться.

Даже размышляя, стоит ли вообще вставать, он знал, что встанет. Приступ жалости к себе миновал. Он сделает все ради Кэлен. Даже это. И тысячу раз, если придется.

Ричард решительно отбросил мрачные мысли. Не так уж все и безнадежно. Бывало и хуже. В конце концов, он встречался с противниками сильнее, чем эта сестра Тьмы. Как-то раз он вырвал Кэлен из лап пяти сестер Тьмы! А тут — всего одна. С ней-то он справится. При мысли о том, что Никки рассчитывает заставить их плясать, как марионеток на веревочке, в нем закипел гнев.

Отчаяние сменилось жгучей яростью.

Потом он снова бежал, цепляясь за деревья, срезая углы. Перепрыгивал через упавшие деревья, скакал с камня на камень.

Сломанное дерево зацепило мешок, сорвало с плеча. Ричард попытался на ходу высвободить его, но не удержал и мешок свалился на землю.

Он взбесился, будто дерево сделало это специально, чтобы задержать его, и с треском обломал злосчастную ветку. Потом опустился на колени, судорожно запихнул в мешок рассыпавшееся содержимое, сгребая вместе с монетами мох и иголки, прилипшие к куску мыла, что дала Кэлен. Разбираться некогда. Теперь он повесил мешок на спину, а не на плечо.

Дорога резко пошла вверх. Ему то и дело приходилось цепляться обеими руками за камни и корни, Ричард нередко ходил этой дорогой и знал, где и за что лучше всего уцепиться. Несмотря на холод, глаза ему заливал пот. Костяшки пальцев он ободрал в кровь.

Ему казалось, что Никки едет слишком быстро, слишком намного его опережает. Он знал, что чудовищно сглупил, задержавшись в расчете на то, что сократит путь, — и сожалел, что у него было так мало времени, чтобы обнять Кэлен.

Ему душу выворачивала мысль, насколько тяжело сейчас Кэлен. Наверное, ей сейчас куда хуже, чем ему. Пусть она свободна, а он — нет, для нее это только хуже. Ведь, даже будучи свободной, она вынуждена сдерживаться, когда больше всего на свете ей хочется последовать за ним. Ричарду проще. Он подневольный, он следует приказам.