– Иди, – злобно сказала Колян, – с вампиром своим целуйся.

Ушел в спальню и хлопнул дверью. Нинка хотела пойти убрать с дороги телевизор. Шевельнулось даже в голове, а вдруг его еще починить можно. Никаких мыслей про хлопнувшую дверь спальни не было. И слёз почему-то не было. Она повернулась к двери. И обмерла. У двери стоял какой-то мужик. Откуда он взялся, Нинка бы услышала, если бы он входил. И смотрит Нинка на этого мужика и понимает, что никакая она не верная жена, что Колян упал на кровать и спит мертвым сном, а этот мужик сейчас будет делать с ней всё, что ему захочется. И она пальцем не пошевельнет, чтобы ему помешать.

Весть о появлении на хуторе вампира (а слово это с легкой руки фельдшера так и осталось в употреблении) действительно, разошлась по деревне очень быстро. Вспомнили курицу, выпитую на ферме, вспомнили собаку пастуха, которую нашли дохлой и как-то тоже слегка растерзанной. Добавили сюда несколько случаев, произошедших за последние дни… рабочий бригады овощеводов, будучи в состоянии алкогольного опьянения, наступил на гвоздь, торчащий из доски и пробил себе ступню, другой работник, но уже по механической части, в гараже, резко наклонившись, ударился глазом о лежащую на табурете коробку передач, но глаз сохранил, а зато разбил кожу на щеке и приобрел фингал, видимый издалека. Всё это было немедленно отнесено на счет действия нечистой силы и вампира.

Его много обсуждали, но как-то по инерции несильно боялись. Молодайка Петрова своим цветущим видом демонстрировала, как мало вреда нанесло ей нападение вампира. Шутили, посмеивались, а один мужик, шофёр с базы, хвастался, что он встретил этого вампира по пьянке и долго бежал за ним, размахивая отрезком трубы около 70 см, 37 мм сечения.

– Ушел гад, – смеялся мужик.

Никто серьезно, по-настоящему этого вампира не воспринимал до той памятной ночи, когда Колян разбил телевизор.

Витёк же, бывший артиллерист, рассказывал утром, что видел сон. Снилось , говорит, будто иду я ночью по нужде. И на кухню зашел, воды попить. Смотрю, а там на полу таракан. Большой такой, размером с хорошую мышь. Я думаю, ага… развелись, надо его чем-нибудь прибить. А я босиком иду, босой ногой неприятно же давить. А тут метла стоит. Он побежал, да так быстро. Я его метлой сверху со всей силы. В лепёшку. Собрал его этой же метлой на совок, и иду выкидывать на улицу. И вроде ничего такого, а противно мне, и кошки на душе скребутся.

Мужики стали думать, от чего такой сон. И решили, что это виновата Фёдоровна. Самогонку правильно надо очищать буряками, а не морковкой, как ей неоднократно указывали. А она обратно очищает морковкой. Поэтому, наверное, плохой сон приснился. Стали мужики успокаивать Витька, но Витёк завёлся и долго матерился…

Да, Витёк тогда долго матерился. И оказался, к сожалению, совершенно прав, потому что молодайку Петрову нашли мертвую в кровати, причем ее муж спал всю ночь рядом и ничего вообще не слышал. Он только не понял, чего она не встает и, сходив по малой нужде, пришел ее поднимать, так как было уже пора. И тут увидел, что она не дышит, и у нее эти чёртовы ранки на шее большие и влажные, и в панике побежал к фельдшеру.

Фельдшер констатировал смерть. Будучи человеком партийным, фельдшер на всякий случай в графе предполагаемая причина смерти написал острая сердечная недостаточность. Но на этот раз население хутора было как-то подготовлено к тому, что это может быть что-то сверхъестественное, типа вампира, поэтому мужики решили, что фельдшеру надо дать пиз*ы, как-то всё это пошло от него. Нинку Петрову все любили, ее смерть будила сильные эмоции, которые требовали выхода, а фельдшер оказался крайний.

Несколько деятельных и активных мужиков вошли на фельдшерское подворье и решительным шагом направились к беседке.

Фельдшер сидел в беседке и плакал. Причем плакал он как-то по-детски, повизгивая, и было это настолько непривычно, что решимость мужиков как ветром сдуло. Они стояли перед входом в беседку, смотрели на фельдшера и понимали, что он их даже не замечает и плачет совершенно не из-за того, что они пришли. Они никогда раньше не видели, чтобы пожилой мужик, к тому же член партии, плакал от страха.

Тело молодайки Петровой увезли на экспертизу в райцентр, муж поехал с ней. Все как-то разошлись по полевым работам, но напряжение чувствовалось, висело в воздухе. Кто жил в деревне, тот понимает, если что-то случается – это в воздухе висит, и все это чувствуют. Люди ходили под сильным впечатлением от происшедшего, но как-то всё-таки не до конца верили в вампира, уж больно это было неправдоподобно.

Как я потом узнал от Клавдии Ивановны, секретарши, в то утро в кабинете у директора совхоза, состоялся такой разговор. Директор совхоза сидел за своим знаменитым письменным столом с двумя телефонами и слушал парторга, который сидел напротив и говорил сиплым злым голосом:

– Я им, Петр Николаевич, такого вампира покажу! Я не то что премии буду лишать, я… – тут он запнулся, не зная, чего он еще будет лишать, пытаясь придумать что-то пострашнее. – Выдумали, новости какие!– вампир. Это в двадцатом-то веке, при советской-то власти!.. А если не поймут, будем объяснять!

Он хлопнул по столу ладонью, как будто прихлопнул кого-то.

Тут парторг наклонил голову ниже к столу и засипел еле слышно:

– Уполномоченный комитета госбезопасности из района приедет, он им, сукам, объяснит. Он им живо объяснит! Слава Богу, в Советском Союзе живем! Здесь не Копенгаген. Наши советские органы не с таким справлялись! Вампир! Вампира бояться не надо, а вот советских органов бояться надо, ой надо, советские органы, если что, по головке не погладят…

– Сам-то ты что думаешь? – спросил директор.

– Та шо ж, я могу думать, Петр Николаевич, – принужденно засмеялся парторг. – Не могу же я верить в вампиров, я партийный человек.

– А если он тебя того? – спросил директор.

– Я, Петр Николаевич, надо будет сдохнуть – сдохну, а от своего не отступлюсь, я – коммунист, – заиграл желваками парторг.

– Ты как считаешь, Егор, может, нам детей вывезти пока? – предложил директор.

– Вы что, правда верите?

– Верю я или не верю – не важно, – сказал директор. – Я не на исповеди. Я хозяйственник, моё дело маленькое. Раз что-то есть —надо реагировать. Может, это – выдумки? Может, кто-то слухи пускает вредные? Тем более университет у нас тут. Может, мужикам что-то привиделось по пьяни? Может, Нинка Петрова от скарлатины умерла – откуда я знаю? А вдруг нет? Я 38 лет в партии. Я войну прошел, а всё равно вот это «вдруг»… мне оно покоя не дает. Вот если мы ничего не сделаем – а завтра опять кого-то найдут, а вдруг ребенка?

Парторг наклонился ближе к директору и, глядя ему в глаза с прищуром, сказал:

– А вот за это уже нас, Петр Николаевич, по головке не погладят! И почетной грамоты не присвоят, ой, не присвоят, и памятным значком не наградят. От нас другого ждут…

– Да знаю я, чего от нас ждут, Егор! Нам-то что делать?

Парторг долго смотрел в окно злым взглядом, только что зубами не скрежетал, потом тихо сказал:

– Я прощупаю почву, Петр Николаевич, ты прав, дело это непростое. Я прощупаю почву, но завтра с утра. Петр Николаевич, а, может, нам того… попа позвать?

– Иди ты, – не весело отмахнулся директор, – попа, скажешь тоже… А еще партийным человеком себя называет… – директор на минуту задумался. – А я откуда знаю? Может, нужно попа.

Вот такая история, появился на советском хуторе вампир. Хотите верьте, хотите нет. Не какие-то там неясные слухи, не бабье враньё, не пьяные мужицкие видения, а самый настоящий, чин-чинарем: ходит по ночам, пьет кровь. Кто он такой – этот вампир, откуда взялся? Стали мужики думать. Когда он начал ходить? Да после того, как Фролова похоронили – вот Фролов и ходит – больше некому. Да он сам сказал тогда на ферме. Так мол и так, я Василий Фролов. До него четыре месяца никого не хоронили. А последней перед ним была старушка Бондаревых. Так это ж какая старушка была! Она ж от советской власти иконы прятала и Богу молилась. Не может она ходить по ночам, к тому же она женского полу. И до фроловских похорон точно ничего такого в деревне не было. Драка по пьянке, болезнь или травма – это пожалуйста, но чтоб кровь сосать – это извините, товарищи, даже не думал никто. Значит, Фролов. Он, кстати, и при жизни был какой-то не того…