Валера пил, чувствуя самой выступающей частью своего тела прикосновение ее пальцев. Слово «удивление» конечно не могло передать в полной мере, его ощущения. Потом он оказался в ванне, где был вымыт весьма тщательно, причем малейшие попытки принять участие в этом действии немедленно пресекались, очень мягко, но недвусмысленно. Она говорила, почти не прерываясь. Она объясняла, как важно вымыть кожу всего тела, после того, как оно пришло в соприкосновение с кровью вампира. К каким ужасным последствиям могут привести упущения в этом вопросе.

Обнаружив на Валериной ладони чей-то номер телефона, и, скорее всего догадавшись о его происхождении, она долго его смывала мылом и мочалкой, пока он не стал совсем неразличимым.

Потом Валеру вытирали полотенцем, натирали каким-то кремом. Валера оказался лежащим на постели, на очень широкой кровати, женщина сидела рядом с ним.

– Итак, – говорила она, – в письмах святого Родриго Толедского Папе Иннокентию Двенадцатому описана борьба с вампирицей, которая сошла с борта каравеллы, пришедшей из Генуи. У девушки были рыжие волосы, это сразу вызвало подозрения. Потом ее видели на крыше церкви монастыря мученика Стефана… Моя ладонь не мешает вам слушать? Извините, но мне очень приятно держать ее там… Итак, девушку видели рядом с фигурой ангела с копьем, прямо на самой кровле. На утро одного молодого монаха нашли буквально растерзанным, грудь его была разорвана когтями, голова держалась на лоскутке кожи, и в нем не осталось ни капли крови. Даже из его ран виднелась плоть не красного, а белого цвета, как будто он был рыбой, а не человеком. По распоряжению святой инквизиции девушку искала стража. ее искали в городе и за городом, обшаривая буквально каждый уголок, каждое строение, каждое дерево, каждый куст. Но ее нигде не было. А на следующее утро еще одного монаха нашли растерзанным таким же ужасным образом. Но братия не поддались страху и обещали молиться всю ночь. А сам святой вышел ночью на крышу церкви и молился там… Луна спряталась за тучами, пошел мелкий косой дождь. Святой стоял, спрятавшись за фигурой ангела, и ждал, молясь про себя. Вдруг темнота, смешанная с дождем, сгустилась перед его глазами, и он увидел силуэт девушки, идущей по стоку воды на самом краю крыши… Пожалуйста, не вскрикивайте так громко, я знаю, что в последний момент не даю вам выстрелить, а ваш курок взведён так, что туже нельзя. Но я вас очень прошу… потерпите еще. Мне доставляет такое удовольствие немного помучать вас. Пожалуйста, еще немного… Да… вот так. Впрочем, ладно, пора сжалиться над молодым человеком. Вы не против если я слегка проедусь на вас верхом? Нет? Я так и думала. Как вам нравится моя посадка? Смотрите, я сижу в седле, сохраняя контакт со спиной лошадки, а сама прогибаюсь вперед, могу целовать вас в губы, вот так… И еще и в шею, с левой стороны, вот так, не теряя такта…

От поцелуя в шею Валера почувствовал, как что-то похожее на судорогу, сводит мышцы внутренней стороны бёдер и мышцы живота, внизу которого собирается буря. Буря налетела с такой силой, что Валера почти потерял сознание…

Потом была долгая дорога. За первой станцией последовала вторая, потом третья. И каждый раз, когда Валеру целовали в шею, он прибывал на станцию, врезаясь в нее на полном скаку. Потом требовательная наездница разрешила немного отдохнуть. Потом Валера потерял счет времени…

Наконец, он понял, что только проснулся. Он был один в комнате. Он не чувствовал себя как-то особенно уставшим, но очень хотелось есть. Было так темно, что Валера не мог разглядеть своей ладони Но, когда он проводил рукой, ему казалось, что от пальцев в темноте остается след. Он услышал шаги по комнате и по движению кровати понял, что кто-то прилёг на другую ее сторону. В темноте чиркнули спичкой, со стороны Валеры. Он увидел лицо своей наездницы, но уже спокойное, умиротворенное. Она улыбнулась ему и сказала:

– Проголодался, мой желторотик?

Валера оглянулся, с другой стороны кровати лежала обнаженная девушка, он узнал в ней медсестру, которая целовала его и записала у него на ладони свой номер телефона.

– Ее желание встретиться с тобой исполнилось. Не стоит медлить, мне еще нужно отнести ее назад, пока она не проснулась, – услышал Валера. Он вдруг понял, что женщина так и не назвала своего имени.

Валера наклонился над девушкой, увидел сбившуюся во сне прядь волос, закрывающую маленькое ухо, увидел щеку, поросшую еле заметным пушком, увидел приоткрытые губы, увидел ее сон, в котором она что-то объясняла незнакомой Валере темноволосой женщине. Медленно склонившись над ней, Валера приник ртом к ее шее. И почувствовал во рту вкус, от которого пальцы его задрожали, а голова закружилась.

На обратном пути от участкового Иевлева, зная, что вернется уехавший накануне в Ростов поэт, зашла в сельпо и купила две бутылки вина. Бутылки эти были последние из сегодняшнего завоза, так как в селе отмечали праздник – День рыбака. Конечно День рыбака нельзя назвать профессиональным праздником, например, овощеводов или хлеборобов, но рыбалку в принципе мужики уважали, а, чтобы выпить, каждый повод достаточно хорош. Поэтому можно было назвать удачей, что бутылки сохранились на прилавке, а случилось так потому, что стояли они в укромном месте, между резиновыми сапогами и огромным кубом подсолнечной халвы. Где их и обнаружила глазастая Тамара Иевлева.

Поэт сдержанно обрадовался и, сразу выпив половину бутылки, галантно предложил Иевлевой проводить ее к фельдшеру. По дороге он рассказывал городские новости, читал стихи Галича и ругал Вознесенского.

С фельдшером я дружил и как раз принес ему четыре бутылки вина. Ко времени прихода Иевлевой одна бутылка была уже пустой, я ругал матом газету «Семикаракорский комсомолец», а фельдшер покорно слушал.

Фельдшер, завидя Иевлеву в компании выпившего городского мужчины, не испугался так сильно, как в прошлый ее приход. Известия о результатах анализов воспринял стоически, сказав:

– Если он у разных людей кровь понемногу пьет, то может он у беременной женщины кровь пил? И эта кровь в анализ попала. У живых еда попадает в желудок, а как это происходит у них – мы же не знаем.

При этих словах Иевлева призадумалась и нахмурилась. А если то, что говорит фельдшер, правда? А если это она, если это ее кровь? Ну, только этого не хватало! Нет, это бред полный, не может такого быть.

Поэта фельдшер принял со всем радушием как городского культурного, но пьющего человека. Поэт же сообщил, что он не видит во всех этих делах ничего странного, что «праздники земли», как назвал это Арсений Тарковский, известны с незапамятных времён, описаны неоднократно, и только безумец может думать, что они просто чья-то фантазия.

– Мир вокруг нас, – говорил поэт, выпив вина, – населён существами, которые были когда-то людьми. Что вы вообще видите в этом странного – в каждом доме кто-то живет, в лесополосе, в поле – везде. Мы сейчас говорим, а кто-то нас слушает. Но наступает такой момент, когда по каким-то причинам жизнь этих существ становится более интенсивной. Это всегда бывает летом, когда тепло, когда природе никто не мешает, когда созревают плоды, пчелы приносят мёд, а люди живут мирно, без потрясений. Когда покоем и ощущением радости жизни проникается всё вокруг. И эти существа становятся ближе к материальному миру. Тогда мы их можем видеть.

Тут я довольно резко возразил, что вампиры – существа другой природы, они не живут в лесу, а выходят из могилы. Они приходят из царства мертвых, и никакие это не праздники земли, а наоборот. И если они попадают в наш мир, значит, между тем миром и нашим где-то есть какая-то брешь, через которую это существо проходит. И бывает это всегда в преддверии каких-то больших и страшных событий.

Поэт сказал, что никакого противоречия в том, что мы говорим, нет. Природа живет своей жизнью и необязательно должна скукоживаться перед какими-то страшными событиями, и даже может влиять на вампира, растворяя в своих солнечных лучах его злобу, делая его более близким к человеческому существу.