– Полно, Сириус!

Хозяйка замахала на него руками, заступаясь за свою нежданную гостью.

– Девушке нужно было с кем-то поговорить, а уж то, что она из благородных догадаться и так не трудно! Я хорошо храню чужие секреты – научилась уж как-то за жизнь-то. Ты, лучше, обновы унеси-ка пока в комнату, а то мука попадёт ещё. А ты мила, неси из кладовки травку, которую показывала…

Мельба не давала охотнику и девушке остаться одним (а Сириусу очень хотелось высказать своей питомице всё, что он думает об её умении держать слово). Он то носил в кухню воду, то проверял печь, то лазал в подпол. Пирог (его любимый, стоит отметить) готовился не быстро, но споро. А хозяйка, похоже, решила закатить пир не хуже того, что она устраивала на раннюю в этом году Пасху. Казалось, девушка очаровала её. Она обращалась с ней ласково, даже не смотря на то, что та была настоящей неумёхой. И когда все приготовления были закончены, Мельба отправила её наверх переодеваться (И умыться не забудь, милая!).

– Будь с ней мягче, мальчик, – сказала она ему, когда девушка не слышала, – подумай, каково ей.

Охотник не мог не согласиться: пожалуй, ей, и правда, было несладко.

Соколица спустилась в тёплой одежде (в том числе и уличной), но босая (валенки отчего-то были у неё в руке). И выглядела она и забавно, и красиво.

– Ай, как хороша, – запричитала хозяйка, – только давай шапочку и пелеринку снимем… Да, вот так… Муфта тебе тоже не нужна… Да ты точь в точь леди Равена! Вам на юге рассказывают эту сказку? Ну просто не отличишь! А поддёву мальчик купить не постеснялся?

Не дожидаясь ответа, женщина бесцеремонно задрала девичью юбку, под которой обнаружились женские брюки из тонкой серой шерсти.

– Ай, молодец, Сириус! Мужчина должен заботиться о женщине на его попечении, обязательно должен…

На секунду хозяйка остановилась, будто неприятное воспоминание вторглось в её мысли, отвлекая от происходящего здесь и сейчас. Но это длилось так недолго, что охотник сомневался: а было ли?

– А что ж босая-то?

Девушка что-то прощебетала, да так тихо, что Сириус не расслышал, что именно. Зато всё хорошо слышала хозяйка.

– Как это не можешь в них ходить?! А ну одевай!

Девушка (к удивлению охотника) безропотно послушалась. И стоило ей попытаться сделать шаг обутыми в расписные валенки ногами, как ступни её разъехались в разные стороны, а сама она чуть не упала. Надо же: ходить в них она и вправду не могла!

За едой Мельба не только сообщила Сириусу, что девушке всё ещё трудно говорить, но и пересказала всё, что успела поведать о себе в его отсутствие соколица. Королевна лишь изредка (по просьбе хозяйки) кивала и поддакивала, а охотник всё больше удивлялся: он (потерянный княжеский сын), по всему выходило, стал спасителем заколдованной королевской дочери!

Точно сказка какая-то!

Утро следующего дня преподнесло новый сюрприз. Нет, королевна всё ещё была человеком (не считая птичьего клёкота то и дело всё ещё раздававшегося меж слов девушки), дело было в другом. Сириус, спавший на кухне в эту ночь, проснулся от звуков шагов. Он спал чутко по своей охотничьей привычке, а она совершенно не умела двигаться бесшумно. Открыв глаза, он увидел, как девушка с валенками в руках и полностью одетая пытается добраться до входной двери. А ведь вчера Сириус сказал ей, что не стоит выходить из дома до поры до времени. В отличие от королевны, Сириус мог приблизиться к кому-то так, чтобы не выдать себя ни шорохом одежды, ни скрипом половицы под ступней. Он встал у неё на пути (и королевне показалось, что он появился из ниоткуда) и загородил дорогу прежде, чем девушка до конца поняла, что происходит.

– Ты обещала не показывать, – заметил Сириус.

Он и сам был удивлён, сколько укора было в его голосе. Девушка не смотрела на него – её взгляд был прикован к собственным пальцам ног, скрытым вязаным полотном серых носочков. Сириус, было, подумал, что так она признаёт свою вину…

– Я ничего никогда не обещала охотнику, – ответила она, и слова ей давались с трудом, – охотник пытался приказать.

Каждое слово её было произнесено медленно и с нажимом, порой, она запиналась, силясь остановить стремящийся наружу птичий клёкот. Можно было подумать, что девушка сердита, но это было не так: напряжённость её голоса была связана лишь с неимоверными усилиями, которые она прилагала, чтобы произнести хоть одно людское слово, да ещё и не народном языке северных торговцев. Сириусу вдруг стало жаль девушку, но к тому же внезапная досада родилась в его сердце, и он не мог понять, какие именно порывы движут им в этот момент. А на лицо её упали светлые пряди, скрывая и губы, и глаза. Сущий ребёнок, ребёнок, который охотнику не доверял, но вынужден было оказаться под его опекой. К тому же (и теперь Сириус злился на себя за то, что не понял это раньше), она и вправду не давала обещаний! Ни вчера утром, когда он уходил, ни вечером, когда он сказал, что её появление на улице вызовет много вопросов даже не смотря на то, что в Луро множество путешественников. То ли из-за проблем с её речью, то ли ещё по какой-то малопонятной причине (и он подозревал, что здесь и вправду есть-что-то, что он неизбежно упускает), он не только не спросил её мнения, но даже не дождался, когда она и вправду ответит ему обещанием на просьбу. Будто то, что он выходил умирающую птицу и купил тёплую одежду замерзающей девушке, давало ему право повелевать ею. А ведь она, к тому же, и не просила его ни о чём. Сириус считал себя разумным человеком, но теперь вёл себя как глупец. Отчего он вдруг превратился в самодура и тирана? Да так ловко, что и сам это не заметил.

– Доброе утро, милые, – раздался голос хозяйки из дальней комнаты. Та уже по-праздничному одетая спешила к ним. Сириус вежливо поклонился ей, а девушка искренне улыбнулась. Почему-то и это задела охотника. А тем временем, хозяйка по-своему объяснила происходящее…

– А вы решили прогуляться, как погляжу! Молодцы! Ночь была мутная, а как иначе, когда небо-то пляшет! Юным барышням вообще сидеть взаперти вредно: раньше старятся… Не хмурься ты так, Сириус! Люди и сами придумают, как объяснить кто наша девочка такая…

Так и вышло, что Сириус в этот день и сам не заметил, как стал сопровождающим королевны на прогулке. Он был вынужден ходить меж лавок под руку с едва державшейся на ногах девушкой. Она мало говорила: охотник просил её, действительно по-настоящему просил. И королевна ответила, что согласна: саму девушку пугало, что в речь её то и дело вплетаются птичьи звуки. Но ей, похоже, и не нужно было слов: открытый взгляд и милая улыбка творили чудеса! И мрачные северные торговцы и ремесленники преображались! Она очаровывала их одним своим взором не хуже, чем искусная волшебница, и те дарили ей сладости и ленты для волос. В конце концов, Сириусу пришлось купить корзину для подарков, которую сам в результате и носил… А она радовалась по-детски, как-то отвратительно невинно, обезоруживающе, будто в тот момент, когда её одаривали очередной безделушкой или привечали приятным словом, все беды мира переставали существовать! Радовалась она и прочим, казалось, незначительным вещам: солёному ветру и по-весеннему холодному солнцу. Тому, как привыкла ходить в необычной для неё обуви, толпе, полной разных незнакомых лиц и диковинных наречий. И она совсем не привлекала столько внимания, сколько по опасениям Сириуса Селеста могла привлечь: Луро был городом, в котором проезжих незнакомцев было предостаточно…Только, пожалуй, распущенный пряди медовых волос вызывали у прохожих недоумение: кем была эта девушка с кожей слишком тёмной для северянки и волосами аристократки? Может, внебрачной дочерью какого-нибудь князя или лорда? Или законной наследницей, скрывавшейся в Луро от многочисленных врагов своей семьи? Люди видели в их паре слугу и северную леди, – эмоциональную и юную, но (как и положено) златовласую и немногословную. Поэтому Сириус и сделал то, что сделал: завёл её в магазин иноземных диковин и купил первый попавшийся гребень. Это было искусное изделие, украшенное эмалью и алым камнем, название которого не знал даже сам торговец. Два серебристых дубовых листа будто создавали над ним покров, оберегая свою драгоценность. Девушка безропотно заколола волосы, беззвучно благодаря охотника этим жестом. И в лице её было что-то такое, отчего Сириус стал подозревать, что она истолковала это жест по-своему.