Напряжённые мышцы сильного животного под ним, встречный ветер и дорога, уходящая дальше, чем мог уловить человеческий глаз. Это было то, что нужно! Там, где жил Вольфрам Медный не было столь длинных дорог, негде было дать волю бегущему под тобою скакуну. Вольфрам Медный рос среди скал и шумных волн. Он учился верховой езде лишь на небольшой арене и, порой, во время прогулок по узким дорогам, упирающимся в галечный пляж, на котором, неизбежно, любая лошадь уставала и печалилась. Даже в минуту страшной опасности бежать Вольфраму было некуда. Все его пути обрывались, даже не начавшись толком, всюду поджидал чёрный океан. Сложись всё иначе, мальчик так и остался бы пленником Медного острова, пленником ещё и ответственным за жизни сотен людей.

Сириус же был волен выбирать, охотник был куда свободнее Медного наследника. И он выбрал: никогда больше не садиться на корабль, способный стремительно бежать по солёным волнам, никогда не возвращаться на остров, который некогда был ему родным, никогда не становиться правителем…

Сириус возвратился ещё засветло. И лишь войдя в город понял, что что-то не так. Бил городской колокол. Пока далеко, но охотник слышал его отчётливо. Молодой мужчина не мог сказать, в какой момент смутное чувство тревоги сменилось осознанием случившейся беды. Точно, ещё до того, как он увидел пылающий дом, который считал своим. Какая-то сила заставила его сорваться на бег ещё до поворота на знакомую улицу, и он знал, что на ней увидит.

Здание пылало так, что, казалось, сложено было вовсе не из камня. Дым чёрным смерчем поднимался в чистое небо, вокруг сновали люди, безуспешно пытавшиеся потушить пожар, пока огонь не решил посетить и соседей. На первом этаже со страшным треском лопнули слюдяные окна. Они когда-то были украшены простым и изящным узором, что доставляло радость хозяйке. Теперь они были пылью…. А вот и сама она стоит в толпе, окружённая соседскими женщинами, тщетно пытавшимися её увести. Мельба даже не плакала.

Сириус приметил всё это за доли секунды, меньше, чем за мгновение, как и то, что Селесты нигде не было видно.

Едва дыша, он изучал всё вокруг, пытаясь разглядеть светлые волосы, тонкую фигурку, но не мог. Взгляд его то и дело возвращался к горящему дому, глаза и горло щипало. И пусть он запретил страху взять над ним верх, ему всё равно было страшно до тошноты от мысли, что девушка могла остаться внутри.

Как-будто не по собственной воле он двинулся сквозь толпу зевак, которая мешала тем, кто передавал по цепочке вёдра. Отстранённо он услышал как кто-то делал ставки, когда обвалится крыша. Кто-то опасался, что огонь успеет перекинуться на соседние дома. Разве это было важно? Кто-то окликнул охотника, голос был мужским. Не Селеста, значит, можно не останавливаться. А кто вообще знал, что Селеста могла быть в доме? Он так хотел скрыть её пребывание в нём, что теперь страшился: а вдруг он преуспел? Вдруг случилось самое страшное, и королевна уже задохнулась в дыму пожара?

Его ноги внезапно остановились, почти интуитивно, он уловил нотки женского голоса, едва слышные даже его охотничьему уху. Это была она. Сириус страшился поверить, боялся обмануться, зацепиться за бесплотную надежду. Но это действительно была Селеста.

Королевна стояла в отдалении, под навесом крыльца одного из домов. Увидев, что он наконец-то заметил её, девушка подняла руку, до этого скрытую наспех накинутым дорожным плащом, казавшегося на ней необъятным. Он сделал королевну почти незаметной. Но главное она была жива.

Сириус побежал к ней. И прежде, чем девушка успела сказать хоть слово, охотник заключил её в объятья. И ему было всё равно, что кто-то может увидеть их в этот момент. Его больше не волновали чужие взгляды, слухи, даже пылающий дом, у которого в этот момент обрушилась крыша.

Она обняла его в ответ…

От дома Мельбы остались лишь каменные стены, покрытые сажей. Сириус знал, что это полностью его вина. В тот же день он отдал большую часть своих сбережений хозяйке, не смотря на её протесты. Охотник теперь порадовался, что хранил ценности в местном банке, хоть соседи и недолюбливали его владельца. Когда-то охотник оказал ему услугу, а теперь и он поступил с ним честно: безропотно отдал на руки неудачливому вкладчику всё, что причиталось…

Мельба так и не плакала. Она сказала Сириусу и Селесте, что не горюет об этом доме, ведь в нём она почти не была счастлива. К тому же, ей было где остановиться: через две улицы стоял дом её давней подруги, которая сама предложила помощь. Ей, но не Сириусу и неизвестной благородной девушке. Пусть кто-то и считал причиной пожара сухую ветошь на чердаке под черепичной крышей, но многие винили в случившемся именно охотника, а вернее неведомых врагов девушки, которую он согласился охранять. Никому не нужны были столь жестокие противники. Жители города были готовы помогать Мельбе, которая была одной из них. Но Сириус отныне стал чужаком в их глазах. И даже хозяин постоялого двора, казалось, был недоволен принимая плату за ночлег.

Сириус лежал на чужой постели, которая, казалось, ещё хранила запах предыдущего постояльца. Сон не шёл. Будто он ещё не знал, где находится охотник, будто ищет его в месте предыдущей ночёвки, хотя раньше находил к нему дорогу и в пути, и в лесу, когда приходилось дремать на голой земле. Что же случилось с ним? Не только Сириусу не спалось в ту ночь. Оттого, когда звёзды ещё мерцали почти незаметно на фоне освещённого двойной луной неба, в его дверь постучали.

Сердце подпрыгнуло и гулко застучало в ушах, хоть за дверью была Селеста, охотнику не пришло и мысли, что это могла быть она. Девушка заметила беспокойное выражение его лица и выступивший на висках пот. Но красноречивей всего был охотничий нож, обнажённое лезвие которого блеснуло в свете ночных светил.

Они заперли дверь на засов, долго молчали, не глядя друг на друга. Сириус боялся, что по его вине девушка напугана… А Селеста гадала, понимает ли он, что боялась она больше всего за него?

– Сегодня их нет, – вдруг произнесла она, нарушая ночную тишину.

Сириус не сразу понял, что та имела в виду, но Селеста ничуть не смутилась. Кивком, лёгким и изящным, она указала на окно, за стеклом которого мирно мерцали звёзды.

– Танцующих огней, – пояснила она, – я боялась, что всё дело в них…

И это была правда: в птичьем облике она часто задумывалась, что будет, если в ночь двойной луны не будут переливаться радужные блики? Сумеет ли она обернуться человеком, сбросив оперенье? Сумеет ли сохранить облик до наступления полудня третьего дня, или обернётся животным, лишь только небо перестанет расцвечиваться сотнями всполохов? Теперь, хотя бы, часть её сомнений, которые с каждым днём множились в девичьей душе, отступила, и ей стало легче, хоть немного. Было кое-что, что ей нужно было сказать охотнику, а времени было мало, ведь вскоре, она не сможет поговорить с ним , как человек с человеком….

– Ты ведь понимаешь, – спросила она, – что всё случившееся не могло быть простым совпадением?

Сириус понимал, конечно, он уже давно перестал верить в случайность подобных событий. Лёгкое удивление посетило его оттого, что и девушка того же мнения. Но тут же он отругал себя за это неуместное чувство. Давно пора понять и принять: охотник имеет дело с человеком, который лишь внешне напоминает наивного ребёнка. Светлые волосы и по-детски невинное лицо введут в заблуждение кого хочешь. Какой она великой правительницей могла бы стать, если бы овладела способностью использовать свой облик себе во благо, если бы хитрость и предусмотрительность вошли бы у неё в привычку. И какой бы опасной противницей стала бы Селеста тогда для врагов своего небольшого, но богатого королевства. Сам Сириус никогда не мог похвастаться талантом политика, как бы не старался постичь премудрости этой науки. Так зачем было удивляться тому, что девушка, которая рождена была, чтобы царствовать, заметит столь очевидную закономерность?