- Теперь, когда я знаю твою тайну, мы можем говорить честно и на равных.

Девушка запнулась. Она посмотрела на Сириуса, и во взгляде её читался немой вопрос. Но Сириус решил молчать, пока не выслушает всё, что девушка собирается ему сказать. Лёгким бессознательным движением, королевна убрала упавшую на лицо прядь пшеничных волос. Казалось, во взгляде собеседника она нашла то, что силилась отыскать. Может, это беззвучное исследование лишь померещилось Сириусу?

Королевна вновь заговорила. Речь её была полна гордости и достоинства. Так должен говорить настоящий правитель, охотник так и не смог этому научиться… Она говорила о своей земле, о богатом крае, об огромном и прекрасном городе, окружённом полями, горами и лесам. Она говорила о союзниках, которыми обзавёлся за годы правления королевский род. Её род. Сириус не понимал, зачем она всё это говорит ему. Будто он не знал, что Эстеврия была настолько богата, что даже наступившая в ней колдовская зима до сих пор не лишила её сокровищ полностью. И когда охотник, наконец, осознал, для чего королевна заговорила с ним в подобном ключе, не мог поверить этому.

– Мы вернём твоё королевство вместе, – горячо заверила она, – ты вновь станешь правителем острова. По праву!

И услышав это, Сириус невольно усмехнулся. Ну почему те, кто стремятся к власти, с таким трудом находят союзников, а ради трона они готовы пролить реки крови, а его, Сириуса, отказавшегося от правления сознательно, так упорно тянут в его сторону? Разве не было это чем-то действительно абсурдным?

– Ты зря мне не веришь, охотник, Эстеврия быстро оправится от беды, лишь мы найдём способ снять чары…

– Дело не в этом, юная королева, - без всякого почтения, но и без издёвки, ответил Сириус, – я охотно верю тебе, но у меня нет королевства. Я не был никогда королём. Впрочем, и князем тоже… Да, я был лордом, и в жилах моих течёт благородная кровь. Но теперь я охотник, зовущийся Сириусом Безродным. Ты предлагаешь мне войну, удел бойца, путь от которого я отказался, и думаешь, что лишь твоего предложения я и жду. Но мне не нужен Медный остров. Мне нет нужды вновь стремиться стать его Хранителем, идти путём убийства, чтобы этого достигнуть. Ты сказала, что считаешь меня равным, но выбора мне не оставила. Так может ещё и предложишь своё королевство, да и себя в придачу? Разве может быть союз более крепкий, чем скреплённый женитьбой? Что ещё ты мне посулишь, не спросив, нужно ли это?

Конечно, последние слова Сириус не говорил всерьёз. Виной им было волнение, захватившее его в тот момент и неумение шутить в минуты, когда это было бы нужно. Лишь взглянув на Селесту, он поняла, что она-то приняла их за чистую монету. Её губы сжались в тонкую линию, а во взгляде появилась сталь, от ребёнка в её лице не осталось и следа. Сириусу даже показалось, что в комнате стало заметно холоднее. Он уже успел пожалеть о сказанном, но слов, чтобы объяснить это, не осталось у него вовсе.

– И ты давно это планировал? С самого начала?

Селеста, вдруг, будто повзрослела на несколько лет. Сириусу это не понравилось. Но как объяснить, что не нужны ему ни Медный остров, ни какая-то иная власть? Что неволить он её не станет, даже если появится такая возможность…

– Я не король, – внезапно для себя самого сказал он, – и не хочу им быть, у меня нет подданных, которых хотелось бы защищать, королевна, как у тебя. И женился я бы на тебе только по любви.

Охотник понял, что именно сказал, лишь после того, как слова сорвались с его языка. И странная неловкость вновь овладела им от кончиков волос, до пальцев ног. Это было беспокойство, которое он ощущал в присутствии девушки уже не раз… Неловкое ощущение чего-то странного, непонятного…Может быть, это тоже было какое-то волшебство? Может быть, и он был заколдован?

– Значит, по любви, – задумчиво произнесла королевна в ответ.

Она не выглядела ни смутившейся, ни взволнованной, будто она была намного взрослее, а не наоборот. Словно девушка понимала куда больше, чем он… Королевна больше не говорила с Сириусом ни о борьбе за престол, ни о неосторожных его словах. Но охотнику казалось, что она наблюдает за ним, будто пытается запомнить его повадки, будто выжидает… Порой, это ощущение напоминало ему охоту. Будто дикий зверь следит за ним, скрытый в лесной глуши ветвями и сучьями, и раздумывает напасть или бежать прочь.

Мужчина не понимал, о чём могла думать Селеста в эти минуты. Он хотел это знать и страшился в тоже время. И оставалось лишь гадать, что творится у девушки в голове. А Селеста и вправду много думала в этот день. И Сириус бы удивился, узнав, о чём именно…

Первое впечатление часто бывает обманчивым. Оно способно исказить человека так же, как кривое зеркало – его отражение. Королева Мирида знала об этом с раннего детства. По крайней мере, ей говорили подобное не раз. «Больше наблюдай прежде, чем судить», так наставляли е1 самой, так она учила и свою дочь в те счастливые и светлые дни, которые удавалось «вырвать» у обязанностей царственного венца, когда она просто могла побыть матерью. Но только теперь она имела право с уверенностью сказать, что понимает значение этих слов до конца.

Колдун вовсе не был страшен, по крайней мере, когда королева наблюдала за ним не через стенки волшебного сосуда. Он даже чем-то напоминал ей резвящегося щенка, восторженного, забавного и неуклюжего – так искренне он радовался удивительному открытию. Он даже накрыл стол, достав из закромов самые роскошные кушанья, что у него были. И то, что Мирида не могла вкусить обычной пищи, подобно человеку, ничуть его не останавливало! Ведь так требовал обычай: радушных хозяин обязан усадить желанного гостя за богатый стол. А обычай следовало соблюдать и чтить! Вышло, что угощением наслаждался лишь Шварцвальд. Колдун не мог есть из-за волнения, Мирида – из-за недавнего превращения… К слову, пурпурный попугай справедливо полагал, что заслужил лакомство! В конце концов, если бы не он, учёный так и сидел бы, уткнувшись носом в гербарий, не видя дальше его шершавых страниц.

Колдун с гордостью рассказывал Мириде о своей жизни в пустыне, о наблюдениях, что он вёл и о снадобьях, что он изобретал в своей лаборатории… Мирида проникала всюду, исследуя жилище своего нового знакомого. Имени, кстати, тот так ей и не сказал: оно было известно вовсе не благодаря его открытиям, оттого учёный страшно его не любил. Пусть его все зовут Отшельником или Пустынником! Лучше он станет красивой легендой, оставив после себя действительно удивительные труды об этом мире.

Эти разговоры не были пустыми или бесполезными. Вести беседы с гостями во время застолья тоже было обычаем его народа. Да и много радости ему доставляли рассказы о собственных трудах. Он поведал своей гостье много дивного! О специальном лакомстве для белок, которые теперь служили в башне не хуже обученных слуг; о системе очистки воды, которую он изобрёл; о своём саде и новых сортах растений, которые сумел получить… Королева объяснялась с ним почти на равных: у неё уже достаточно ловко получалось управляться с лёгким пером и бумагой, правда почерк был лишён былого изящества. Она изложила свою историю на бумаге, не видя смысла скрывать её от старика жадного до знаний, жившего, к тому же, отшельником. И рассказ её привёл учёного в настоящий восторг!

– Я изучил множество документов о проклятьях, меняющих облик полностью или частично, – оживлённо поведал он, – но такой интересный результат наблюдаю впервые! Чтобы человек преобразился и стал такой неустойчивой субстанцией как ветер! Невиданное явление!

А после этих слов колдун с совершенно неожиданной для пожилого человека прытью вскочил со своего места и направился к лестнице. Под его ногами скрипели ступеньки, а дверь жалобно заворчала, когда он вошёл в кабинет. Мирида лёгким дуновением направилась за ним, рассудив, что разговор никак не выглядел законченным. Да и попугай, жалея об оставленных ореховых сладостях, полетел за своим человеком. А то ещё натворит дел! Знает он этот лихорадочный блеск глаз учёного: какая-то идея явно посетила его безрассудную голову. И нет никакой гарантии, что она была безопасной! Пропадёт он без пурпурного попугая!