Когда его глазам предстал почти алый в лучах вечернего солнца трезубец островных пиков, он лишь с отстранённым спокойствием заметил, что призраки прошлого вовсе и не думали его преследовать в тот момент. Он возвращался. Хотя, нет: он, Сириус, безродный охотник, было на этом острове впервые. Лишь крохотная часть его сути, звавшаяся некогда Вольфрамом, с трудом узнавала эти изменившиеся за годы места. Но Вольфрам был лишь тенью, едва заметно, незримо следовавшей за ним.
Глава 23. Уйти, чтобы вернуться
– Асториус Безродный, ищу работу в Цитадели, охотник и оружейник, – представился Сириус.
Смотритель пристани придирчиво осмотрел охотника с головы до ног. Что-то его насторожило в этом человеке, но что же? Достаточно молод, достаточно взрослый, чтобы искать здесь подобную работу, одет и вооружён как подобает тому, кем назвался. Прибыл тем же путём, что и многие до него. Очень тих, держится прямо, да и трезв, к тому же. Но что-то в нём было не так. Понять бы, что именно.
Конрад работал в порту на своей должности уже много лет, и он предпочитал доверять своему чутью, но никогда не «рубил с плеча». Оттого и слыл ценным работником, и дорожил он этим очень. Конрад боялся показаться глупым и излишне подозрительным. Только это останавливало его оттого, чтобы не позвать стражу, когда он смотрел на этого совершенно обычного на вид гостя.
– Асториус, – спросил он, как бы в шутку, - больно имя у тебя звучное для Безродного…
Охотник лишь пожал плечами. Ничто не выдало в нём сомнений, неуверенности или волнения, которые могли бы указать на самозванца. Будто он уже не раз слышал нечто подобное, будто многие удивлялись благородному имени: не он первый, не он последний…
И Конрад поверил, что сомнения его и правда необоснованны. Он, как и положено взрослому человеку, охотно поверил в то, что интуиция подвела его, а воображение сыграло с уставшим смотрителем злую шутку. Сделав нужную пометку в журнале и взяв необходимую пошлину за ношение оружия, Конрад пропустил Сириуса. И вскоре позабыл и о своих сомнениях, и о путешественнике, показавшемуся ему каким-то странным. Ох, как бы он удивился, узнав, кого именно пустил на остров, да ещё и при оружии.
Сириус же стремился проникнуть в Цитадель, а затем и в библиотеку. Он знал: там, в особом хранилище спрятаны артефакты, что изучали учёные и монахи, некогда работавшие под покровительством Медного ордена. Ему сопутствовала удача: в общинном доме меж высоких сосен, он встретил человека, работавшего в самой Цитадели. От него он узнал, что работа, нынче, и правда есть. Только в оружейную человека неизвестного не пустят… Вот поработает пришлый охотник месяц – два на конюшне, или на псарне, или на подвозе провизии, а там, глядишь, и в помощником главному оружейника устроиться можно будет. В Цитадели всегда нужны толковые люди, умеющие обращаться с оружием. Ведь всем известно: всякому оружию нужен постоянный уход.Рук для заботы о богатой коллекции, скопившейся за века, всегда не хватает…
– Правда, есть одна загвоздка, – с весёлостью поведал собеседник, – ухаживать, говорят и вовсе не за чем будет. Толкуют, что Седой Хранитель ценности-то продаёт по-тихому…
Сириусу оставалось лишь ждать утра. Он не боялся, что его кто-то узнает: времени прошло слишком много, да и он сам изменился слишком сильно. Охотник бродил по улицам некогда уютного городка, тонкой полосой протянувшегося между росшими у подножья гор соснами и поросшим кустарником берегом. Он узнавал места смутно, будто видел их когда-то во сне, а не жил здесь.
Как и прежде, было много людей, а торговля тянулась до сумерек. На пляжах и у пристаней виднелись многочисленные лодки и крохотные рыбацкие парусники, покачивавшиеся на волнах. Здесь, как и раньше, кипела жизнь. Однако уже виднелись следы начинавшегося упадка. Ясно было, как здесь изменилась жизнь после смены власти в крепости, у стен которой когда-то появилось это селение. Трещинами покрыли кирпичи общинного дома, который издревле содержался крепостью, размыл дождь и ветер дороги, некогда сухие и идеально ровные. Совсем немного Сириусу встретилось местных богато одетых людей (жители острова открыто носили символ китобоев: тонкую стрелку с зазубринами, символизирующую гарпун). Окна иных мастерских были заколочены грубыми, почерневшими от влаги досками. Встретились ему и старые, заброшенные дома, в некоторых обвалились крыши, а сквозь дыры в кровле к свету тянулись молодые и тонкие стволики берёз.
Сириусу вовсе не было горько, он лишь отстранённо отмечал все эти изменения, и ни разу не почувствовал даже смутного желания вернуться сюда навсегда. Вечер сменился тёмной ночью, увенчанной месяцами убывающих лун, а затем и утром. Сириус удивился тому, как легко его пустили в Цитадель. Похоже, в замке и правда не хватало разного рода прислуги. Его приветствовали красно-рыже стены. Он был теперь очень близок к цели: стоя у дверей конюшни, Сириус видел тонкие окна высеченные в самой скале. За ними (он это знал наверняка), когда-то, была библиотека, едва ли что-то изменилось с тех пор.
А на другом конце Листурии, в белой искрящейся мозаиками башне, в убранных светлой лёгкой тканью, кружила, неистово хлопая крыльями, соколица. Она не ведала, пережил ли охотник страшную бурю, что унесла её прочь. Пройдёт немало часов прежде, чем она успокоиться настолько, чтобы всё же прочесть строки, выведенные знакомым кружащимся почерком на дорогой бумаге: «Я твоя мать, ты в безопасности». Но сама она не в силах будет поведать хоть что-нибудь своей матери: ей оставалось ждать ещё немало дней прежде, чем птичий клёкот сумеет обернуться журчанием человеческой речи…
Глава 24. Как просто уйти
Солона редко кто называл по имени, да и он не был уверен, что кто-то в этих стенах его помнил. Его считали монахом за любовь к молитве и уединению, а ещё – к книгам, которые теперь он мог читать лишь с помощью мальчика, получавшего от него медную монету за каждый день, проведённый в библиотеке среди книжной пыли.
Глаза подводили его, а мир вокруг с каждым днём всё сильнее менял свои очертания, становясь всё более серым и мутным. Он понял, что слепнет ещё двадцать лет назад, ещё до того, как предатель сел на трон. Тогда он никогда не был один, а молва уже приписала ему и духовный сан, и некое злодеяние, за которое его выгнали из монастыря. На самом деле, он был сыном зажиточного земледельца, но лишь шестым ребёнком в семье, родившемся после троих братьев. Его рождение лишило жизни его мать, оттого в семье он так и не стал «своим». К тому же, он был слабым физически и неловким настолько, что в какой-то момент его просто отстранили от домашних дел. Он был обузой, нелюбимым и ненужным ребёнком. И никого особенно не интересовало, как он проводил свои дни, лишь бы под ногами не путался.
Как-то само собой получилось, что он стал частым гостем в доме настоятеля местной церкви. Тот стал ему и другом, и наставником. Именно священник научил его читать, писать и искать утешение в молитве. И, возможно, Солон и правда стал бы монахом, если бы не мечтал увидеть мир, о котором читал в книгах. Вышло так, что он задержался на Медном острове дольше других мест, где бывал раньше. Потом его настиг недуг, и остров, невольно, стал его домом. Солон полюбил его. Он стал смотрителем библиотеки, а потом и единственным ученым мужем, кто пережил переворот в Цитадели и не покинул её после. И именно смотритель когда-то помог мальчику, который был настоящим наследником этого места. Он с нетерпением ждал дня, когда Вольфрам вернётся в эти стены, ещё, он молился, чтобы он сам стал свидетелем этого события, дожил бы до этого момента.
Солон всё хуже различал картинки этого мира, но всё чётче были очертания предметов, которых касались его пальцы. Всё острее был слух. И не смотря на то, что буквы печатных и плывущие строчки рукописных книг уже стали для него невидимыми, окружающий мир доверял ему свои тайны куда охотнее, чем раньше. Он слышал приближение грозы раньше, чем её можно было увидеть в чистом безоблачном небе, он касался кончиками суховатых пальцев морских ракушек, и описывал красоту их форм так поэтично и точно, как не мог ни один зрячий; по запаху он мог предугадать появление на книге губительной плесени ещё до того, как обычный человек снял бы её с полки, чтобы вытряхнуть пыль. Ему было хорошо в этой библиотеке. Слепому нравилось чувствовать себя её хранителем, тем, кто заботится о ней. И здесь обитали не только книги. За потайными дверями и в скрытых нишах хранились разные диковинки, часто наделённые волшебными свойствами и совершенно неясным значением. Именно лёгкий щелчок, с которым открывалась одна из таких ниш, разбудил его в эту ночь.
