Лучи солнца, ворвавшиеся в помещение с приходом Ника, стали единственным источником света в помещении. Крохотные окна под самым потолком не справлялись даже с вентиляцией. Воздух в приюте стоял тяжелый, кислый и затхлый. Даже смрад тикийских улиц, давно моливших о дожде, казался благоуханием весеннего луга по сравнению с удушливым сумраком пристройки.

От входа к дальней стене тянулось два ряда грубо сколоченных столов, служивших, судя по всему, одновременно и койками. Внутри оказалось значительно холоднее, чем снаружи, а стоявший в углу очаг похоже не знавал огня уже не первый год.

Но больше всего принца поразили сами сироты. Сперва он даже не узнал в этих тощих, изможденных телах, одетых в изношенные тряпки, живых людей. Дети выглядели скорее как зомби. Некоторые и вовсе походили на обтянутые кожей скелеты.

Большинство безвольно лежали на полу, глядя в пустоту, не в силах хотя бы сесть. Лишь пара голов медленно повернулась посмотреть на вошедшего и тут же отвернулись обратно. Их серые вытянутые лица не выражали абсолютно ничего. Даже безразличие стало бы для них яркой эмоцией.

Сердце Ника пропустило удар.

Потом еще один.

Волосы на голове зашевелились. Ладони вспотели.

Принц бросился к ближайшему ребенку. Определить мальчик это или девочка не представлялось возможным — они все выглядели одинаково.

От легкого прикосновения немощное тело дернулось словно от удара кнутом. Но тут же расслабилось, покорно принимая уготованную участь. Ни звука не сорвалось с потрескавшихся губ. Лишь одинокая слезинка, тускло блеснув, скатилась по впалой щеке.

Никаниэль резко вскочил.

Осмотревшись, он увидел в глубине неприметную дверь явно соединявшую пристройку с главным зданием храма. В мгновение ока эльф оказался перед ней и рывком распахнул.

Лестница.

Затем длинный узкий коридор без окон и дверей.

Еще одна лестница, не иначе как ведущая уже в башню.

Все это Ник преодолел на едином дыхании. Перед глазами у него стояла лишь одна картина. Та самая, которую он увидел, едва зайдя в приют.

Очередную дверь принц распахнул рывком и оказался в небольшом уютном помещении, больше похожем на кабинет, чем на келью. Теплый свет разожженного камина, шкафы и полки с книгами, пасторальная картина на стене и изящный стол, за которым что-то писал немолодой, слегка полноватый мужчина в богато отделанной рясе.

Не поднимая головы, обрамленной завитками золотых кудрей, тот спокойно объявил:

— Девочки по восемь медяков, мальчики — пять. Вернуть завтра к утру. По вопросам покупки, тоже — лучше завтра.

Волна первобытной ярости поднялась из глубины живота и захлестнула Ника, сметя словно щепки все рамки, границы и хваленое эльфийское хладнокровие.

Не видя себя от гнева, Никаниэль выхватил Люминистилл и приставил острие к горлу мужчины. С трудом проталкивая слова сквозь зубы, принц, сдерживаясь из последних сил, разъяренной змеей прошипел:

— Назови мне хоть одну причину, мразь, чтобы я не прикончил тебя прямо сейчас!

Человек замер.

Медленно промокнув перо чистой тряпкой, священник отложил его в сторону и только после этого поднял голову. В голубых глазах мелькнуло сперва удивление, потом любопытство, и при этом ни капли беспокойства. Будто не он сейчас сидел в шаге от смерти, а кто-то другой и совершенно незнакомый.

Не сумев из-за тени глубоко надвинутого капюшона разглядеть лица нападавшего, мужчина сложил руки замком перед собой и спокойно спросил:

— Кто ты и…

Ник едва ощутимо надавил.

На кончике меча появилась крошечная красная капля. Принц глубоко и шумно дышал носом, а воздух вибрировал, вырываясь из его ноздрей.

Человек слегка поморщился и поднял руки вверх.

Давление ослабло.

На лице священника отразилась судорожная работа мысли. Он прекрасно понимал, что осталась последняя попытка и лихорадочно пытался подобрать слова, способные спасти ему жизнь. Крупная капля пота скатилась по виску мужчины, но внешне он продолжал выглядеть спокойнее статуй бьюнилиринского дворца.

— Я. Забочусь. О. Детях. — острожно произнес человек, делая взвешенную паузу после каждого слова и, едва заметно прищурившись, вглядываясь в черный провал капюшона.

Если бы Никаниэль мог, он бы рассмеялся в лицо лживому священнику. Настолько произнесенная фраза расходилась с реальностью, поджидавшей любого за дверями сиротского приюта. Но, тем не менее, настоятелю удалось ошарашить внезапного гостя, что как минимум, продлевало ему жизнь.

Не видя никакой реакции, тот продолжил в том же ключе:

— Я кормлю их. И одеваю…

— Хватит врать! — не выдержав, воскликнул принц и наотмашь рубанул по висевшей на стене картине, оставляя на холсте уродливый шрам рассеченного полотна.

Стоило мечу отодвинуться от горла священника, как тот тут же отшатнулся назад и громко крикнул:

— Арлес!

Через вторую дверь в комнату вломился громила в серых одеяниях послушника. Судя по всему он только и ждал, что команды вмешаться.

Праведный гнев придал Нику сил, оттеснил на задворки сознания мораль, этику, традиционное эльфийское жизнелюбие и все прочие законы и запреты. А заодно улучшил восприятие с координацией и ускорил реакцию.

Не тратя ни секунды, эльф резким движением полоснул амбалу клинком по горлу.

Детина выпучил глаза и схватился руками за шею, беззвучно разевая рот, слово рыба, выброшенная на сушу разбушевавшейся волной. Но все это не имело значения. По сути он был уже мертв.

Никаниэль пинком отправил умирающего охранника за порог и, захлопнув дверь, обернулся к настоятелю.

На принца смотрел небольшой взведенный арбалет, который мужчина до этого где-то прятал.

Не мешкая, Ник отскочил в сторону, уходя с линии выстрела.

Сухой щелчок, звон тетивы, резкий порыв ветра от пролетевшего вплотную к лицу снаряда и запоздалое чувство, будто по щеке полоснули ножом. А следом резкая вспышка боли в раненной руке — отшатнувшись, эльф врезался в неудачно подвернувшийся шкаф.

Скрипнув зубами, Никаниэль шагнул к священнику и сверху вниз ударил Люминистиллом по самострелу, уничтожая оружие и отрубая негодяю несколько пальцев.

Тот вскрикнул.

В правое плечо принца будто вцепилась зубастая тварь и терзала еще не зажившую рану. Его резко замутило. Направив на настоятеля храма меч, Ник, борясь с дурнотой, угрожающе прорычал:

— Накорми детей, падаль! Не то…

Человек скривился от боли потерянных пальцев, но, тем не менее, на лице его застыла маска немалого удивления.

— Так ты еще и с трехосновниками… — прошептал тот, но принцу было уже не до этого.

Усилием воли совладав со своим телом, эльф вернул меч в ножны и, пошатываясь, покинул храм тем же путем, каким пришел. Сирот пришлось оставить как есть. В таком состоянии помочь им он никак не мог, но твердо решил не пускать это дело на самотек.

Выйдя на улицу, Никаниэль практически нос к носу столкнулся с патлатым мужчиной в потрепанной одежде.

— Смотри куда прешь, ты… — и вдруг тот осекся, глядя принцу прямо в глаза.

Капюшон!

Арбалетный болт не только поранил щеку, но и нарушил маскировку. Вот чему так удивился священник. И он и случайный встречный узнали, разыскиваемого по всему городу, эльфа.

Пнув мужчину коленом в живот, Ник вернул капюшон на голову и быстро, насколько ему позволяли заплетавшиеся ноги, поспешил прочь, стараясь почаще сворачивать и путать след.

Через несколько минут он облокотился о стену покосившейся хибары, переводя дух. По лицу струился холодный пот, который к тому же, немилосердно щипал свежий порез на щеке. Решив, что ушел уже достаточно далеко, принц подозвал проходившего мимо мальчишку и заплатил за провод до «Птицы Удачи».

Малем дожидался в номере.

Сперва он хотел отчитать друга за неосмотрительный побег из харчевни, но, оценив состояние Ника, отложил нотации на потом.

Малеммил помог товарищу улечься на кровать и поднес к его лицу один из флаконов почившего гнома. Резкий неприятный запах стенобитным тараном прочистил сознание Никаниэля, приводя того в чувство.