Барах считал, что без творцов магия станет косной, ее развитие попадет в зависимость от случайных открытий, а обучение сведется к изучению правил действий, формул и известных методов. Без художественного воображения волшебники не смогут ни расширять границы действия магии, ни воплощать ее в новых формах. Без творцов, изобретающих новые методы и создающих новые формы магии, волшебники будут способны лишь на то, что уже делалось когда-то.

Магда всегда слышала, что существуют правила и процедуры, которые обязательно надлежит применять, чтобы магия действовала правильно. Она думала, что, как при выпечке хлеба, именно правила позволяют добиться успеха. Она поинтересовалась у Бараха, как же творцам удается правильно пользоваться магией, если они не придерживаются правил, формул и методов?

Он засмеялся и спросил, а откуда, по ее мнению, все это вообще появилось? Откуда взялись правила? Как появились формулы? Каким образом впервые были открыты методы?

Кто сотворил первый магический щит? Кто первым использовал свой дар для заращения сломанной кости? Кто первым бросил огонь волшебника?

Все это и многое другое первыми поняли волшебники-творцы. Они нашли способы использования магии, которые другие волшебники стали затем повторять, копировать и применять. Таким образом то, что сначала казалось дивом, постепенно вошло в обиход, в итоге становясь правилами, формулами и методиками. Но именно творческие способности творцов впервые указали путь. Творцы создают новые рецепты, и так было всегда. Те, кто не способен творчески использовать магию, вынуждены следовать чужим наставлениям.

Магда помнила, с какой восторженностью он об этом рассказывал. Создание разных предметов было по душе Бараху. Творение нового казалось ему искрой жизни.

– Барах говорил, что без творцов не станет новых заклинаний и магия навсегда будет ограничена лишь простыми вещами, бесконечно копируемыми. Он сказал, что творцы необходимы, чтобы появлялось то, чего прежде не бывало.

Исидора улыбнулась и кивнула.

– Это – неявное свойство магии, которого большинство людей, даже большинство волшебников, не понимают. Создания творцов бесконечно повторяются в подражаниях, и со временем люди перестают задумываться, откуда все это возникло. Люди, всю жизнь знавшие определенную форму магии, склонны считать, что она существовала всегда.

– Полагаю, это потому, что истинных творцов, таких как мой муж, крайне мало.

– Вы удивительный человек, Магда Сирус. Похоже, вы знаете обо всем этом больше любого из волшебников, с кем мне доводилось встречаться.

– Я бы не знала всего этого о творцах, если бы не объяснения Бараха. Этот предмет был близок его сердцу. – Магда покачала головой, вспоминая кое-что из созданного Барахом. – Он делал очень красивые вещи. У меня все еще хранятся его инструменты. Я теперь иногда подхожу к его рабочему столу и беру их в руки, пытаясь ощутить частичку его.

Исидора, слушая, улыбалась.

– Жаль, я не была с ним знакома.

Улыбка Магды словно растаяла.

– Кое-какие его творения пугали меня.

Исидора нахмурилась.

– В самом деле? Что например?

Магда погрузилась в воспоминания.

– В начале войны Барах создал невероятно красивый амулет из драгоценных металлов, обрамлявших кроваво-красный рубин. Несмотря на мастерство исполнения, красоту и сложность, этот амулет в то же время нес смысл, которого я не понимаю даже частично. Но я представляю, насколько важен этот смысл был для Бараха, ведь он не расставался с этим амулетом.

Однажды ночью после особенно тревожного отчета от одного из его волшебников, я застала его у окна: он глядел на луну. Я знала, о чем он думал – о Храме Ветров в преисподней, как часто бывало в таких случаях. В кулаке он сжимал амулет. Я спросила, что для него значит амулет, каково его значение.

Сначала я решила, что Барах не ответит. Но потом он проникновенно сказал, что этот амулет олицетворяет танец со смертью. Я пришла в ужас от таких слов. Он пояснил, что танец со смертью – это путь боевого чародея.

В ту ночь я сидела на полу рядом с ним. Он стоял, глядя в окно, а я прислонилась к стене и держала его за руку, он же думал о чем-то своем и в другой руке сжимал амулет.

Он был замечательным человеком, которого я во многих отношениях наверное так и не узнала по-настоящему.

А теперь его нет.

Исидора нежно коснулась ее руки.

Магда оборвала свои мысли и посмотрела на говорящую с духами.

– Надеюсь, вы вскоре увидите его дух… хотя бы для того, чтобы дать мне те ответы, в которых я нуждаюсь, или хотя бы такие, которые направят меня по верному пути.

Исидора сочувственно сжала ее руку.

– Мы найдем для вас ответы, Магда. Вы пришли к правильному человеку, умеющему правильно видеть.

Магда отвлеклась от воспоминаний о Барахе и вернулась к рассказу Исидоры.

Она не могла заставить себя спросить говорящую с духами, не Мерит ли забрал ее глаза. Она оставила это и задала другой вопрос, возвращая разговор к исходной теме.

– Так что насчет вас? Преуспел ли Мерит? Сумел он вам помочь в ваших попытках найти пропавшие гранденгартские души?

– Ну, когда я наконец нашла его, – Исидора ткнула пальцем куда-то в потолок, – под южным валом, а это худшее из всех возможных мест, он, казалось, терзался собственными проблемами, но был достаточно любезен, чтобы впустить меня и выслушать мою историю. Он слушал, как и вы, куда внимательнее, чем Совет. Я полагаю, ровесники или почти ровесники более серьезно воспринимают друг друга.

Мерит почти не перебивал, пока я рассказывала о случившемся, и смотрел при этом на свой прекрасный меч, лежавший на столе. Он задал несколько вопросов, из которых я поняла, что для него исчезновение трупов и то, что их души отсутствуют в преисподней, – весьма зловещий признак. Заметив его обеспокоенность, я разволновалась еще сильнее, и укрепилась в своем стремлении выполнить задуманное.

Когда я закончила рассказ, он поинтересовался, чем, по моему мнению, он может помочь. Я ответила, что верю в существование некой угрозы, которую никто не видит. Он не стал спорить. Я заявила, что благодаря своим способностям колдуньи и говорящей с духами обладаю уникальным пониманием этой проблемы, что мне видно многое, от чего Совет отмахнулся. Он, похоже, считал так же.

Я рассказала ему, что, пока считала, будто враг каким-то образом вмешивается в дела мира мертвых, не могла найти путь к поиску истины и наконец задумалась над тем, как бы использовать свои способности для того, в чем прежде никогда не было нужды. Я рассказала, как в итоге пришла к пониманию того, что мне необходимо искать мертвых в мире живых, и что мне нужно по-новому применять свои способности – таким образом, которого прежде я не могла даже вообразить.

Он и до этой минуты с огромным интересом слушал мой рассказ, а теперь стал еще внимательнее.

Магда примерно этого и ожидала.

Исидора смущенно улыбнулась.

– Пожалуй, я пыталась воззвать к его натуре творца, говорить с ним на языке, который он понял бы и принял. И это как будто бы возымело действие – он не скрывал заинтересованности моим рассказом.

Наконец я поведала ему о необходимости, которую осознала. Я объяснила, что мне нужен новый способ видеть – возможность видеть то, чего другие видеть не могут, а для этого мне необходимо избавиться от моего прежнего зрения. Чтобы стать зрячей, мне нужно сначала ослепнуть. Я попросила его сделать это.

Моя неожиданная просьба удивила и возмутила Мерита. Он отказался слушать, проводил меня до порога и выставил за дверь.

Магда впервые услышала о Мерите нечто хорошее.

– Сама я со временем свыклась с мыслью о смене одного вида зрения на другой и осознала ее необходимость. Я воспринимала эту мысль спокойно. Но, как я поняла, эта просьба шокировала Мерита, и потому я до поры оставила его в покое, чтобы он обдумал мои слова. Я знала, что ему необходимо время на раздумья.