Посему симпатия должна быть осмысленной и процеженной через поправку национальных вполне прагматических экономических и человеческих интересов. И газ нужно экономить, поскольку Тюмень, хоть и населена во многом украинцами, — находится за границей. Наиболее существенный момент: постсоветская ментальность умирает хоть и долго, но — умирает. В виду отсутствия идеологических альтернатив она может преобразовываться лишь в 1) региональную или в 2) национальную. Региональная (локальная) ментальность является нормой для четверти украинцев (как, в общем, и для других европейских народов). Но ее усиление на фоне этнокультурных и исторических различий регионов (наследие советских представлений в пролетарской зоне этому способствует) ведет прямым путем к утрате любой украинскости. И вот тогда наступит конец стабильности, которую так любит Юго-Восток Украины. Грядет Большое Приднестровье.
Но это я отвлекся. У нас же Оранжевая революция! Поначалу я собирался дать ее объективное видение (соцопросы, исследования и проч.), но это было необходимо в 2005 г., и социологи уже сделали это.
Пишу это все не для киевлян, а для тех, кто не видел этого своими глазами. Из граждан Украины в киевском Майдане поучаствовало около 7 %. Так вот, жители города Киева пронаблюдали, как после второго тура выборов Президента соорудили в ночь с воскресенья на понедельник на Крещатике палаточный городок (голоса еще считали, но было ясно, что электорат «кидают»), где поселились в основном студенты[62]. Было холодно. Зима — неудобное время для народных протестов. (Всегда считал, что выборы надо перенести на май — перед летней сессией — и имели бы студенческую революцию каждый раз.) Сначала на Майдан вывалили холерики, возбужденные несправедливостью властей. Их было много, но холериков хватает ненадолго. К среде подошли сангвиники, раздраженные неуважением властей (мы — не быдло). Офисы и конторы поделились на смены, — кто когда «стоит». Наиболее банальная мотивация этого «стояния» — чем больше людей, тем больше вероятность, что власти струхнут и не решатся на разгон. Киев — большой город (конечно, не Москва — у нас только 3 миллиона, слава Богу), но достаточно обеспеченный по сравнению с остальной страной. Киев может спокойно прокормить ресурсами своих жителей революцию, если это их революция. Никакая Америка тут не нужна. Соседние рестораны Крещатика палаточников кормят, а весь город носит им еду. Фирмы закупают теплую одежду и валенки. Вспышка необычайного альтруизма случилась с населением. За те пару недель люди замолили себе порядочно скопидомских грехов. И хоть бы кто кому морду набил… Вежливость развилась. Подъем эмоциональный. Преступность по статистике МВД упала вдвое. Эпидемия гриппа из-за пребывания людей на воздухе достала всех только в марте. Правда, не совсем верно, что все были необычайно трезвы, — холодно, знаете ли.
Параллельно было страшно, особенно когда глава Центризбиркома Сергей Кивалов объявил официальные результаты голосования. В эти пару дней и решалось — разгонять или нет, и, как известно, приказы разгонять давали, машины и люди «на разгон» выезжали, но позже их отзывали. Потом сомнения охватывали, а «оранжевые вожди» вели глубокие и закулисные переговоры с власть предержащими — об условиях неразгона. Сей последний фронт нам неведом — мы только ощущаем сейчас разочаровывающие плоды тогдашних компромиссов в верхах (надеюсь, что они были — иначе совсем уж обидно) и радуемся своему сохранившемуся здоровью. Если кому-то не хватало вдохновения для продолжения борьбы — приходишь домой и смотришь российские новости. Как сейчас помню: возвращаешься с площади, на которой сотни тысяч людей, и смотришь дома РТР. Корреспондент в прямом эфире находит удачный ракурс с горки (Майдан — он в ложбине), закрывает своим телом широкие народные массы и оглашает: «На Майдане собралась горсточка протестующих оппозиционеров». Ну как тут не ощутить себя «проклятьем заклейменным» и не восстать? С тех зимних и холодных пор, пока в Украине еще живет свобода слова, каждый украинец имеет по отношению к России «кукиш в кармане»: мы можем выбирать из разных правд, а в России — «правда» одна. Потому что порядок ценнее свободы. У нас же — все равно беспорядок. Что со свободой, что — без.
По прошествии четырех лет после этих Интересных Событий разочарованные и раздраженные участники майданного «стояния» избегают вспоминать о пережитом. Уж очень сильна обида на тех «оранжевых вождей», которые заставили нас всех ощутить себя по прошествии недолгого времени одураченными или, говоря современным русским, — «кинутыми как лохи». Могу от себя заметить только одно: Оранжевая революция нужна была хотя бы для того, чтобы мы твердо знали: такое бывает, это — возможно. И, несмотря на скотство тех людей, которые призвали нас на Майдан, а потом забыли о нашем существовании, мы твердо знаем: украинцы существуют! Нам — безразлично, на каком языке украинец говорит и представителем какой национальности является. Лишь бы он был готов разделить наш совместный поход за нашими «исконными вольностями». Мы эти вольности заслужили. Наша гражданская нация точно, доказуемо и наглядно существовала на протяжении тех двух недель! и в глубине души для нас действительно значимы такие слова, как «свобода» и «права человека». Значит, мы — Люди, значит, мы — достойны лучшей судьбы. История может терзать нас по-всякому, но некоторые вещи ей у нас не отнять: мы помним то короткое время, когда мы действительно ощущали чувство собственного достоинства. Это — немало и не всем дано.
3. «Иван носит плахту[63], а Настя булаву»
Упомянутое выражение относится ко временам первого гетмана Скоропадского при Петре І. Он пришел на смену «самостийнику» Мазепе и был марионеточной политической фигурой. По народным преданиям, он был еще и подкаблучником, и за него многие дела решала энергичная жена Настя. Сейчас это выражение тоже уместно вспомнить, оценивая деятельность президента Виктора Ющенко.
Если подводить предварительные итоги пребывания у власти «оранжевых» (2005–2009), то Ющенко имел больше года для того, чтобы реализовать обещания, данные во время Оранжевой революции. Мои соображения явятся также попыткой решить вопрос: была ли революция действительно революцией.
С точки зрения политической науки и всяких сопутствующих, революция — это радикальная смена власти, в результате которой значимо изменяется либо политический, либо экономический строй общества. В этом смысле Оранжевая революция на «революцию» тянет слабо, поскольку прозвучавшие в эйфории весны 2005 г. соображения некоторых авторов, что она, мол, — «классическая буржуазная революция», это — выдавание желаемого за действительное. Авторы школьных учебников поторопились сразу же внести в них главу о Революции как о «новой эпохе в истории Украины». Кто поспешил — тот людей насмешил. Если прямо говорить, то Оранжевая революция — это массовые протесты населения против фальсификации выборов в пользу одного из кандидатов. Она победила благодаря этим протестам и переходу конфликта в легитимное русло, поскольку второй тур по решению Верховного Суда переголосовали, устранив системные фальсификации. То есть из изменений украинцы получили лишь нового легитимного президента и его временное влияние на формирование исполнительной ветви власти (областные администрации и правительство). Даже парламент остался старым и заметно не отвечающим переменчивым настроениям в обществе. Где же «революция»?
Знакомые образы
Культурное влияние России на современную Украину приобретает порой неожиданные формы. Достижения российского киноискусства, например, используются в украинском предвыборном черно-белом пиаре: обработка афиш фильмов «Сволочи» и «Ночной дозор». Автор данной книги, понятное дело, не несет ответственности за представленные трактовки образов украинских политиков.
