Все это лишь укрепило консолидацию крымскотатарского народа, выступающего весьма организованно со времен депортации и особенно после своей концентрации в Крыму. Организация иерархии меджлисов (органов самоуправления общин) и чрезвычайная консолидация усилий в условиях борьбы за физическое и экономическое выживание позволяет татарам целеустремленно отстаивать различные позиции в социальной и экономической жизни полуострова. Однако заметим, что только крайняя зависимость экономики Крыма от политической стабильности, позволяющей спокойно приезжать отдыхающим и столь же спокойно оставлять свои деньги «на море», не позволяет выйти межэтническим конфликтам на более заметный уровень. Без отдыхающих Крым в экономическом смысле — откровенно бесперспективный, депрессивный и этнически конфликтный регион.

Постоянными являются и разные электоральные предпочтения татар и «новых крымчан». Как-то заставить законно потесниться послевоенных переселенцев могут лишь киевские власти; они же способны сделать более прозрачным распределение земель на Южном Берегу, что для коррумпированного руководства автономии (сидящего буквально на «золотом дне») совершенно невыгодно, а большинству населения до этого в основном и дела нет. Посему татары пока голосовали за проукраинские движения, в отличие от русских. Киев для них — единственный гарант прав. Это является основным отличием татарской проблемы от чеченской: если чеченцы выступали против центральной российской власти, то татары выступают против властей местных и доминирующих настроений местного населения, ориентируясь на «украинский центр».

Насколько «украинский центр» сможет отвечать исторически справедливым требованиям крымских татар, настолько долго Крым будет стабильным регионом. Необходимо знать, что у татар (как тюрков и мусульман) всегда будет парочка весьма неприятных для крымчан и Киева политических альтернатив: ориентация на Турцию как наиболее родственную страну, впитавшую в себя сотни тысяч татар за столетие их вынужденной эмиграции под российским давлением, и варианты с распространением исламского радикализма по чеченскому сценарию в ситуации невозможности отстоять свои права в коррумпированной политической системе крымской автономии. Также необходимо знать, что в Крыму базируются российские военные части, которые в случае необходимости реализуют политическую волю Москвы, если политическая нестабильность в Крыму станет выгодной восточному соседу Украины: ну как не защитить интересы русских в условиях «исламской угрозы», тем более, если Киев это «не сможет» в должной мере. В этом смысле Крым — это территория, где суверенитет украинского государства является в реальности ограниченным и неработающим. Пребывание здесь российского флота — постоянная угроза стабильности Крыма и Украины в целом, поскольку рассчитывать на дружественные отношения с Москвой сейчас уже откровенно не стоит, — неудивительно для «несостоявшегося» (словами Владимира Путина) украинского государства. Возрождение великодержавных настроений в России настолько очевидно, что вопрос о том, когда же начнется большой передел Украины как «искусственного образования», — только вопрос времени. Посему для любителей обсуждать «крымскую проблему» рекомендую обратиться к изучению истории Эльзаса-Лотарингии и их роли в отношениях Франции и Германии.

Среди наших восточных соседей-россиян распространено представление, что в Украине работает мощная пропагандистская машина, которая вбивает в головы несчастным украинцам обезображенное видение их истории. Такое негативное явление, конечно, нуждается в официальной реакции «небезразличных». Поэтому произошло так, что в российско-украинских «исторических отношениях» ведущую роль играют не научные институты, а внешнеполитические ведомства, и путь Украины через века реконструируется в обмене дипломатическими нотами: одни дипломаты делают ударение на «недружественных шагах», а другие в ответной ноте пишут, «что вы все не так поняли». Приятно, что украинские мидовцы будто бы еще держатся (т. е. отбрыкиваются), но ощущается, что украинская «историческая политика» осуществляется лишь в форме объяснений и оправданий. Почему-то никто не задает логичного вопроса: а почему, собственно, кто-то требует от Украины отчета о том, почему украинцы позволяют себе отмечать (праздновать или печалиться) судьбоносные события собственной истории?

Думаю, нет нужды обосновывать мысль о том, что события 300- или 500-летней давности парадоксально существенно влияют на сегодняшнюю жизнь. Немцы в 1914 г. были откровенно утешены тем, что нанесли поражение русским на том же самом месте, где в 1410 г. они сами были разгромлены поляками, литовцами и русинами (Грюнвальд-Танненберг). Моральной компенсации пришлось ждать 500 лет. Теперь «мяч» — на поле других участников средневековой битвы. Понятно, что в 2010 г. юбилей Грюнвальда будет отмечен в Польше и Литве с энтузиазмом, хотя и без «угара», поскольку потомки участников той битвы сегодня — искренние и взаимно приязненные жители «европейского дома». И будет явным чудом, если МИД Германии начнет слать гневные ноты МИД Польши по поводу самого факта отмечания этой давней битвы. Или представьте себе протест Франции по поводу празднования в России очередной годовщины Бородина? Или Германии по поводу 9 мая 1945 года? Или Польши по поводу российского «дня национального единства», приуроченного к победе над поляками в 1612 г.?

Процитирую из комментария российского МИДа (10.06.2008) по поводу того, что в Украине собрались в 2009 г. отмечать 350-летний юбилей победы войска гетмана Ивана Выговского над московской армией: «Кровавая битва из-за очередного предательства очередного гетмана». Поскольку мало у какого гетмана с Москвой отношения заканчивались «по хорошему», то здесь с низким и аморальным предательством смешивают сотню лет украинской истории, когда Гетманщину возглавляли сплошные «иуды». Весьма оскорбительное заявленьице…

Уместно обратиться к другой рекомендации московских «историков в штатском»: «В этих условиях приходится уповать на мудрость украинского народа». Давайте, действительно, подумаем, чему появляются такие заявления (комментарии)? Кроме обычной великодержавной наглости, лишнего напоминания своим россиянам о «внешних врагах», нашему населению таким способом напоминают, что «с вами еще не все ясно», — т. е., если вернуться к цитированному мною в разделе о советской украинизации московскому историку А. Марчукову, еще актуален вопрос: «А существуют ли украинцы?». Можно и не придираться к словам В. Путина о том, что Украина как государство «не состоялась», — просто существует с восточной стороны украинско-российской границы большое сомнения на счет того, а законно ли западнее расположилась какая-то Украина?

Наглядный монументализм

Тема Голодомора 1933 г. была излюбленной в «исторической политике» Президента Виктора Ющенко. Кроме ознакомления общественности с историческими фактами сооружается еще и мемориал на склонах Днепра. Однако украинские вожди в своей тяге к монументализму частенько забывают, что общественная значимость исторического события отнюдь не зависит от размеров материального увековечивания. Вот хороший пример: памятник жертвам ирландского голода 1845–1847 гг. на набережной Дублина. Думаю, на прохожих он производит большее впечатление, чем что-то громоздкое и величественное.

Ясно, что не хочется для Украины такой «исторической политики» как в России, когда тебе историю объясняют в пределах представлений и формулировок советского школьного военрука, для которого немцы до сих пор стоят под Москвой, а в небе барражируют пентагоновские ястребы. Но все же хочется хоть какой-то политики, которая бы осуществлялась (это напоминает все другие аспекты украинской государственной политики). При чем эту политику нет необходимости выдумывать, ведь каждое государство имеет известные основания своей легитимности, неслучайности своего существования, и подавляющее большинство из этих оснований лежит в прошлом, — т. е. в истории. Былая утраченная государственность, былые достижения и победы, трагедии, живые традиции, память. Когда у граждан государства возникает все больше сомнений в том, что это государство заслуживает существования, когда верится, что ее история — это ложь и выдумка «врагов», то это государство рано или поздно исчезнет с карты. Но кажется, что призывать наших «вождей» к государственной логике и мышлению — без толку, хотя их государственная «кормушка» не настолько стабильна, как кому-то может показаться (смотри ниже прогнозы на будущее).