В начале ХІХ в. на территории Южной Украины образовываются три губернии — Таврическая, Екатеринославская, Херсонская, и Бессарабская область, которые имели наибольшие в империи показатели прироста населения. На 1851 г. здесь было 2,3 млн жителей. Несмотря на преобладание украинского населения, край стал весьма своеобразным конгломератом разных народов, что обусловило его этнокультурную уникальность, особенно в городах, которые начали бурно расти во второй половине XIX в. По пестроте этнического состава населения Одесса перегнала даже австрийскую Галицию. К освоению и развитию края приложились и европейские пришельцы-космополиты Ришелье, Де Рибас, Ланжерон, и атаман Черноморского казачьего войска Антон Головатый, и губернатор Михаил Воронцов, и многие, многие иные. Одесса была одним из центров освободительного движения греков за независимость. Наибольшей последующей утратой для этой земли стала потеря таких прекрасных хозяев, как немцы, депортированных в 1941 г. и практически назад уже не вернувшихся. Если смотреть на карту обороны Одессы 1941 г., то возникает впечатление, что местами боевые действия происходят в Германии: Петерсталь, Мариенталь, Люстдорф, Францфельд, Фрейденталь, Гросслибенталь.

До 1876 г., пока существовала должность новороссийского и херсонского генерал-губернатора с резиденцией в Одессе, Одесский край именовалась Новороссией, потом это название использовали для широкого пространства от Бессарабии до Войска Донского и Ставрополья (вспомним Новороссийск на Кавказском побережье). На протяжении ХХ в. это название вышло из употребления, заменившись областными.

Итак, подытожим исторические телодвижения древних украинцев и заметим следующее.

Искать очевидные украинские корни до появления письменных свидетельств о ранних славянах — дело бессмысленное. Поскольку до появления «письменной истории» совместить археологию и языкознание практически невозможно, то выяснить этничность древних культур крайне сложно (и не ясно, нужно ли так этого вожделеть). Преемственность археологических культур І тысячелетия «до» — І тысячелетия «после» заметна специалистам, но непонятно, какая из них какие позиции занимала в процессе распада на славян и балтов (с рубежа нашей эры), кто к ним еще примешивался (а желающих было много), как они себя называли и прочее.

Украинцы — это славяне, и мы можем их «искать» лишь по мере становления славянского ареала и его характерных частей. Данные физической антропологии говорят о том, что доминирующий антропологический тип в Среднем Поднепровье мало менялся на протяжении исторического периода; если говорить о Волыни — то это вообще архаичный «палеоевропейский тип». То есть «коренное население» жило здесь очень давно, но в языковом отношении, политическом подчинении, идентичности было более чем запутанно, «обогащено» генофондом и жаргоном всех, проходящих через украинские земли. Ясно лишь, что те люди, которые потом стали славянами, стали ими не сразу, а достаточно долго жили в будущем славянском ареале до формирования праславянского языка. Понятиями «отдельности украинского народа» тогда очевидно не мыслили, сообщества людей еще очень долго были явно меньшими по размеру.

Образование древнерусского государства под действием внешней силы (хазары, варяги) стимулировало процесс консолидации элиты и создания общей элитарной культуры и распространения после крещения православной религии на восточноевропейском пространстве. Но мы не можем судить о том, что обычные обитатели этого государства ощущали какую-то общность, кроме религиозной (да и то не сразу). Русь была конгломератом земель, объединенным общей правящей династией, члены которой оседали «на местах» или мигрировали по семейным владениям. Русь вызревала в перспективно более локальные, но более крепкие государственные образования, явившиеся результатом местных традиций, ресурсов и успеха созидательности князей. Ее ожидала судьба франкского государства — распад на потенциально более живучие составляющие.

Порог новой эпохи

Иван Котляревский (1769–1838). Написав свою поэму «Энеида» (издана в 1798) на разговорном народном языке, он не знал, что совершил революцию в украинской культуре и дал путевку в жизнь современному украинскому литературному языку. Российской культуре он поспособствовал участием в выкупе из крепостных актера Щепкина. Что бы там сам себе не думал Котляревский, вполне лояльный и успешный подданный Российской империи, эпоху современного украинского национализма открыл именно он.

Про древнерусскую народность мы можем забыть как про изобретение советских кабинетных книжников. Она включала в себя максимум 10 % от тех, кто жил на русском пространстве. Остальные были нерусские — они были местные. Малочисленная элита действовала на пестром этническом пространстве и в обширной системе международных отношений с дальними и близкими соседями. Племенные сознания умирали медленно, а замещались земельными (тоже локальными), и процесс интеграции мог охватить лишь ограниченные территории. Этническое пространство тогдашней Европы могло вынести практически любые государственные образования (Чехия иногда простиралась до Адриатики, Венгрия перехлестывала через Карпаты и в Польшу), поскольку власти и народ обитали в разных реальностях: одни рождены править и думать о «своих пределах», другие просто себе жили, снося всех власть предержащих.

Даже в конце XVIII — начале ХІХ в. Русь-Украина представляла собой вполне самодостаточное, но четко не ограниченное пространство, активность жителей которого зависела прежде всего от внешних обстоятельств: захватов, войн, конфликтов. Жизнь более-менее спокойно, несмотря на разрушительное относительно городов и убийственное относительно княжеских дружин монгольское нашествие, перетекала из древнерусских княжеств в практически те же самые княжества литовско-русского государства, а потом — и в раннюю Речь Посполитую. «Клапаном» для более активного и анархического национального элемента с конца XV в. стало казачество, концентрировавшееся на степной границе.

Учитывая последующую доказательную украинскость украинцев в ХІХ в. (когда составили карты языков, этнических территорий и номенклатуру народов) и отсутствие значимых миграций в (и из) украинских пределов в историческое время (то есть миграции происходили, но преимущественно в пределах все той же территории), можно предполагать, что семь «украинских» племен от белых хорватов до северян имели комплекс общих этнокультурных признаков, позволившие впоследствии им оказаться именно «украинцами», а не русскими, белорусами, поляками или словаками. Хотя степень лингвистической общности центральной группы славян (украинцев, белорусов, поляков, словаков) остается существенной и до сегодняшнего дня.

Этноним «русин» распространился на достаточно ограниченный ареал южной, юго-западной и западной Руси. На далеком северо-востоке жили «русские люди», ассимилировашие впоследствии «западнославянских» новгородцев и псковичей. Разница в местных говорах проявилась в существовании диалектов (прото)украинского языка, отличия между которыми все равно не разрушают языковой общности, поскольку будущий стандартный украинский язык формировался именно на их основе (литературный «книжный», не разговорно-бытовой, уже давненько существовал отдельно).

То, что раньше не получилось общей «народности» из «белорусов» и «украинцев», живших в одном Великом княжестве Литовском, а потом — в Речи Посполитой на протяжении 400 лет, свидетельствует об отсутствии у «белорусов» своей сепаратистской элиты (которая бы «сообщила» о существовании этих самых белорусов раньше, чем в ХІХ в.) — в отличие от казачества (его старшины) и православной шляхты у украинцев. Была также и неудача попытки Хмельницкого самостоятельно собрать «русские земли» — если бы гетман сумел это сделать, то получился бы большой «западнорусский народ».